Школьная библиотека

враждебность неловким положением, в котором теперь чувствовала себя предней прежде покровительствовавшая ей Анна, и ей стало жалко ее

Они поговорили про болезнь, про ребенка, про Стиву, но, очевидно, ничто не интересовало Анну

- Я заехала проститься с тобой, - сказала она, вставая

- Когда же вы едете? Но Анна опять, не отвечая, обратилась к Кити

- Да, я очень рада, что увидала вас, - сказала она с улыбкой. - Я слышала о вас столько со всех сторон, даже от вашего мужа. Он был у меня, ион мне очень понравился, - очевидно, с дурным намерением прибавила она

- Где он? - Он в деревню поехал, - краснея, сказала Кити

- Кланяйтесь ему от меня, непременно кланяйтесь

- Непременно!- наивно повторила Кити, соболезнующе глядя ей в глаза

- Так прощай, Долли!- И, поцеловав Долли и пожав руку Кити, Анна поспешно вышла

- Все такая же и так же привлекательна. Очень хороша!- сказала Кити,оставшись одна с сестрой. - Но что-то жалкое есть в ней! Ужасно жалкое! - Нет, нынче в ней что-то особенное, - сказала Долли. - Когда я еепровожала в передней, мне показалось, что она хочет плакать

XXIX Анна села в коляску в еще худшем состоянии, чем то, в каком она была,уезжая из дома. К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности, которое она ясно почувствовала при встрече с Кити

- Куда прикажете? Домой? - спросил Петр

- Да, домой, - сказала она, теперь и не думая о том, куда она едет

"Как они, как на что-то страшное, непонятное и любопытное, смотрели наменя. О чем он может с таким жаром рассказывать другому? - думала она,глядя на двух пешеходов. - Разве можно другому рассказывать то, чточувствуешь? Я хотела рассказывать Долли, и хорошо, что не рассказала

Как бы она рада была моему несчастью! Она бы скрыла это; но главноечувство было бы радость о том, что я наказана за те удовольствия, в которых она завидовала мне. Кити, та еще бы более была рада. Как я ее всювижу насквозь! Она знает, что я больше, чем обыкновенно, любезна была кее мужу. И она ревнует и ненавидит меня. И презирает еще. В ее глазах ябезнравственная женщина. Если б я была безнравственная женщина, я бымогла влюбить в себя ее мужа... если бы хотела. Да я и хотела. Вот этотдоволен собой, - подумала она о толстом, румяном господине, проехавшемнавстречу, принявшем ее за знакомую и приподнявшем лоснящуюся шляпу надлысою лоснящеюся головой и потом убедившемся, что он ошибся. - Он думал,что он меня знает. А он знает меня так же мало, как кто бы то ни было насвете знает меня. Я сама не знаю. Я знаю свои аппетиты, как говорятфранцузы. Вот им хочется этого грязного мороженого. Это они знают наверное, - думала она, глядя на двух мальчиков, остановивших мороженника,который снимал с головы кадку и утирал концом полотенца потное лицо. Всем нам хочется сладкого, вкусного. Нет конфет, то грязного мороженого

И Кити так же: не Вронский, то Левин. И она завидует мне. И ненавидитменя. И все мы ненавидим друг друга. Я Кити, Кити меня. Вот это правда

Тютькин, coiffeur. Je me fais coiffer par Тютькин... Я это скажу ему,когда он приедет, - подумала она и улыбнулась. Но в ту же минуту онавспомнила, что ей некому теперь говорить ничего смешного. - Да и ничегосмешного, веселого нет. Все гадко. Звонят к вечерне, и купец этот какаккуратно крестится! - точно боится выронить что-то. Зачем эти церкви,этот звон и эта ложь? Только для того, чтобы скрыть, что мы все ненавидим друг друга, как эти извозчики, которые так злобно бранятся. Яшвинговорит: он хочет меня оставить без рубашки, а я его. Вот это правда!" На этих мыслях, которые завлекли ее так, что она перестала даже думатьо своем положении, ее застала остановка у крыльца своего дома. Увидаввышедшего ей навстречу швейцара, она только вспомнила, что посылала записку и телеграмму

- Ответ есть? - спросила она

- Сейчас посмотрю, - отвечал швейцар и, взглянув на конторке, достал иподал ей квадратный тонкий конверт телеграммы. "Я не могу приехатьраньше десяти часов. Вронский", прочла она

- А посланный не возвращался? - Никак нет, - отвечал швейцар

"А, если так, то я знаю, что мне делать, - сказала она, и, чувствуяподнимающийся в себе неопределенный гнев и потребность мести, она взбежала наверх. - Я сама поеду к нему. Прежде чем навсегда уехать, я скажуему все. Никогда никого не ненавидела так, как этого человека!" - думалаона. Увидав его шляпу на вешалке, она содрогнулась от отвращения. Она несоображала того, что его телеграмма была ответ на ее телеграмму и что онне получал еще ее записки. Она представляла его себе теперь спокойноразговаривающим с матерью и с Сорокиной и радующимся ее страданиям. "Да,надобно ехать скорее", - сказала она себе, еще не зная, куда ехать. Ейхотелось поскорее уйти от тех чувств, которые она испытывала в этомужасном доме. Прислуга, стены, вещи в этом доме - все вызывало в нейотвращение и злобу и давило ее какою-то тяжестью

"Да, надо ехать на станцию железной дороги, а если нет, то поехать туда и уличить его". Анна посмотрела в газетах расписание поездов. Вечеромотходит в восемь часов две минуты. "Да, я поспею". Она велела заложитьдругих лошадей и занялась укладкой в дорожную сумку необходимых на несколько дней вещей. Она знала, что не вернется более сюда. Она смутно решила себе в числе тех планов, которые приходили ей в голову, и то, чтопосле того, что произойдет там на станции или в именье графини, она поедет по Нижегородской дороге до первого города и останется там

Обед стоял на столе; она подошла, понюхала хлеб и сыр и, убедившись,что запах всего съестного ей противен, велела подавать коляску и вышла

Дом уже бросал тень чрез всю улицу, и был ясный, еще теплый на солнцевечер. И провожавшая ее с вещами Аннушка, и Петр, клавший вещи в коляску, и кучер, очевидно недовольный, - все были противны ей и раздражалиее своими словами и движениями

- Мне тебя не нужно, Петр

- А как же билет? - Ну, как хочешь, мне все равно, - с досадой сказала она

Петр вскочил на козлы и, подбоченившись, приказал ехать на вокзал

XXX "Вот она опять! Опять я понимаю все", - сказала себе Анна, как толькоколяска тронулась и, покачиваясь, загремела по мелкой мостовой, и опятьодно за другим стали сменяться впечатления

"Да, о чем я последнем так хорошо думала? - старалась вспомнить она. Тютькин, coiffer? Нет, не то. Да, про то, что говорит Яшвин: борьба засуществование и ненависть - одно, что связывает людей. Нет, вы напрасноедете, - мысленно обратилась она к компании в коляске четверней, которая, очевидно, ехала веселиться за город. - И собака, которую вы везетес собой, не поможет вам. От себя не уйдете". Кинув взгляд в ту сторону,куда оборачивался Петр, она увидала полумертвопьяного фабричного с качающеюся головой, которого вез куда-то городовой. "Вот этот - скорее, подумала она. - Мы с графом Вронским также не нашли этого удовольствия,хотя и много ожидали от него". И Анна обратила теперь в первый раз тотяркий свет, при котором она видела все, на свои отношения с ним, о которых прежде она избегала думать. "Чего он искал во мне? Любви не столько,сколько удовлетворения тщеславия". Она вспоминала его слова, выражениелица его, напоминающее покорную легавую собаку, в первое время их связи

И все теперь подтверждало это. "Да, в нем было торжество тщеславного успеха. Разумеется, была и любовь, но большая доля была гордость успеха

Он хвастался мной. Теперь это прошло. Гордиться нечем. Н