Книга "Детство". Страница 7

приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне вголову, и я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовымголосом, пустил собаку и бросился бежать. Но не успел я этогосделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделалпрыжок, и больше я его не видал.

Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые вголос вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он виделмою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и,презрительно взглянув на меня, сказал только: "Эх, барин!" Нонадо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели быон меня, как зайца, повесил на седло.

Долго стоял я в сильном отчаянии на том же месте, не звалсобаки и только твердил, ударяя себя по ляжкам.

- Боже мой, что я наделал!

Я слышал, как гончие погнали дальше, как заатукали надругой стороне острова, отбили зайца и как Турка в свойогромный рог вызывал собак, - но все не трогался с места..

Глава VIII. ИГРЫ

Охота кончилась. В тени молодых березок был разостланковер, и на ковре кружком сидело все общество. БуфетчикГаврило, примяв около себя зеленую сочную траву, перетиралтарелки и доставал из коробочки завернутые в листья сливы иперсики. Сквозь зеленые ветви молодых берез просвечивалосолнце и бросало на узоры ковра, на мои ноги и даже наплешивую вспотевшую голову Гаврилы круглые колебающиесяпросветы. Легкий ветерок, пробегая по листве деревьев, по моимволосам и вспотевшему лицу, чрезвычайно освежал меня.


Когда нас оделили мороженым и фруктами, делать на ковребыло нечего, и мы, несмотря на косые палящие лучи солнца,встали и отправились играть.


- Ну, во что? - сказала Любочка, щурясь от солнца иприпрыгивая по траве. - Давайте в Робинзона.

- Нет... скучно, - сказал Володя, лениво повалившись натраву и пережевывая листья, - вечно Робинзон! Ежели непременнохотите, так давайте лучше беседочку строить.

Володя заметно важничал: должно быть, он гордился тем, чтоприехал на охотничьей лошади, и притворялся, что очень устал

Может быть, и то, что у него уже было слишком много здравогосмысла и слишком мало силы воображения, чтобы вполненаслаждаться игрою в Робинзона. Игра эта состояла впредставлении сцен из "Robinson Suisse", которого мы читалинезадолго пред этим.

- Ну, пожалуйста... отчего ты не хочешь сделать нам этогоудовольствия? - приставали к нему девочки. - Ты будешьCharles, или Ernest, или отец - как хочешь? - говорилаКатенька, стараясь за рукав курточки приподнять его с земли.

- Право, не хочется - скучно! - сказал Володя потягиваясь ивместе с тем самодовольно улыбаясь.

- Так лучше бы дома сидеть, коли никто не хочет играть, сквозь слезы выговорила Любочка. Она была страшная плакса.

- Ну, пойдемте; только не плачь, пожалуйста, терпеть немогу!

Снисхождение Володи доставило нам очень мало удовольствия;напротив, его ленивый и скучный вид разрушал все очарованиеигры. Когда мы сели на землю и, воображая, что плывем нарыбную ловлю, изо всех сил начали грести, Володя сидел сложаруки и в позе, не имеющей ничего схожего с позой рыболова. Язаметил ему это; но он отвечал, что оттого, что мы будембольше или меньше махать руками, мы ничего не выиграем и непроиграем и все же далеко не уедем. Я невольно согласBся сним. Когда, воображая, что я иду на охоту, с палкой на плече,я отправился в лес, Володя лег на спину, закинул руки подголову и сказал мне, что будто бы и он ходил. Такие поступки ислова, охлаждая нас к игре, были крайне неприятны, тем болеечто нельзя было в душе не согласиться, что Володя поступаетблагоразумно.

Я сам знаю, что из палки не только что убить птицу, да ивыстрелить никак нельзя. Это игра. Коли так рассуждать, то ина стульях ездить нельзя; а Володя, я думаю, сам помнит, как вдолгие зимние вечера мы накрывали кресло платками, делали изнего коляску, один садился кучером, другой лакеем, девочки всередину, три стула были тройка лошадей, - и мы отправлялись вдорогу. И какие разные приключения случались в этой дороге! икак весело и скоро проходили зимние вечера!.. Ежели судитьпо-настоящему, то игры никакой не будет. А игры не будет, чтож тогда остается?.

Глава. IX ЧТО-ТО ВРОДЕ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Представляя, что она рвет с дерева какие-то американскиефрукты, Любочка сорвала на одном листке огромной величинычервяка, с ужасом бросила его на землю, подняла руки кверху иотскочила, как будто боясь, чтобы из него не брызнулочего-нибудь. Игра прекратилась; мы все, головами вместе,припали к земле - смотреть эту редкость.

Я смотрел через плечо Катеньки, которая старалась поднятьчервяка на листочке, подставляя ему его на дороге.

Я заметил, что многие девочки имеют привычку подергиватьплечами, стараясь этим движением привести спустившееся платьес открытой шеей на настоящее место. Еще помню, что Мими всегдасердилась за это движение и говорила: C'est un geste de femmde chambre*). Нагнувшись над червяком, Катенька сделала этосамое движение, и в то же время ветер поднял косыночку с еебеленькой шейки. Плечико во время этого движения было на двапальца от моих губ. Я смотрел уже не на червяка,смотрел-смотрел и изо всех сил поцеловал плечо Катеньки. Онане обернулась, но я заметил, что шейка ее и уши покраснели

Володя, не поднимая головы, презрительно сказал:

-----------

*) Это жест горничной (фр)

- Что за нежности?

У меня же были слезы на глазах.

Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к еесвеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; нотеперь я внимательнее стал всматриваться в него и полюбил ещебольше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашейрадости, объявил, что, по просьбе матушки, поездка отложена дозавтрашнего утра.

Мы поехали назад вместе с линейкой. Володя и я, желаяпревзойти один другого искусством ездить верхом имолодечеством, гарцевали около нее. Тень моя была длиннее, чемпрежде, и, судя по ней, я предполагал, что имею вид довольнокрасивого всадника; но чувство самодовольства, которое яиспытывал, было скоро разрушено следующим обстоятельствомЖелая окончательно прельстить всех сидевших в линейке, яотстал немного, потом, с помощью хлыста и ног, разогнал своюлошадку, принял непринужденно-грациозное положение и хотелвихрем пронестись мимо их, с той стороны, с которой сиделаКатенька. Я не знал только, что лучше: молча ли проскакать иликрикнуть? Но несносная лошадка, поравнявшись с упряжными,несмотря на все мои усилия, остановилась так неожиданно, что яперескочил с седла на шею и чуть-чуть не полетел

Глава X. ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ МОЙ ОТЕЦ?

Он был человек прошлого века и имел общий молодежи тоговека неуловимый характер рыцарства, предприимчивости,самоуверенности, любезности и разгула. На людей нынешнего векаон смотрел презрительно, и взгляд этот происходил столько жеот врожденной гордости, сколько от тайной досады за то, что внаш век он не мог иметь ни того влияния, ни тех успехов,которые имел в свой. Две главные страсти его в жизни быликарты и женщины; он выиграл в продолжение своей жизнинесколько миллионов и имел связи с бесчисленным числом женщинвсех сословий.

Большой статный рост, странная, маленькими шажками,походка, привычка подергивать плечом, маленькие, всегдаулыбающиеся глазки, большой орлиный нос, неправильные губы,которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток впроизношении - пришепетывание, и большая, во всю голову,лысина: вот наружность моего отца, с тех пор как я егозапомню, - наружность, с которою он умел не только прослыть ибыть человеком a bonnes fortunes *), но нравиться всем безисключения - людям всех сословий и состояний, в особенности жетем, которым хотел нравиться.

----------

*)удачливым (фр.)






Возможно заинтересуют книги: