Школьная библиотека

что от Шамиля был приказ задержать Хаджи-Мурата, живого или мертвого, чтовчера только уехали посланные Шамиля, и что народ боится ослушаться Шамиля,и что поэтому надо быть осторожным.

- У меня в доме, - сказал Садо, - моему кунаку, пока я жив, никтоничего не сделает. А вот в поле как? Думать надо.

Хаджи-Мурат внимательно слушал и одобрительно кивал головой. Когда Садокончил, он сказал:

- Хорошо. Теперь надо послать к русским человека с письмом. Мой мюридпойдет, только проводника надо.

- Брата Бату пошлю, - сказал Садо. - Позови Бату, - обратился он ксыну.

Мальчик, как на пружинах, вскочил на резвые ноги и быстро, махаяруками, вышел из сакли. Минут через десять он вернулся с черно-загорелым,жилистым, коротконогим чеченцем в разлезающейся желтой черкеске соборванными бахромой рукавами и спущенных черных ноговицах. Хаджи-Муратпоздоровался с вновь пришедшим и тотчас же, также не теряя лишних слов,коротко сказал:

- Можешь свести моего мюрида к русским?

- Можно, - быстро, весело заговорил Бата. - Все можно. Против меня ниодин чеченец не сумеет пройти. А то другой пойдет, все пообещает, да ничегоне сделает. А я могу.

- Ладно, - сказал Хаджи-Мурат. - За труды получишь три, - сказал он,выставляя три пальца.

Бата кивнул головой в знак того, что он понял, но прибавил, что емудороги не деньги, а он из чести готов служить Хаджи-Мурату. Все в горахзнают Хаджи-Мурата, как он русских свиней бил...

- Хорошо, - сказал Хаджи-Мурат. - Веревка хороша длинная, а речькороткая.

- Ну, молчать буду, - сказал Бата.

- Где Аргун заворачивает, против кручи, поляна в лесу, два стога стоят

Знаешь?

- Знаю.

- Там мои три конные меня ждут, - сказал Хаджи-Мурат.

- Айя! - кивая головой, говорил Бата.

- Спросишь Хан-Магому. Хан-Магома знает, что делать и что говорить. Егосвести к русскому начальнику, к Воронцову, князю. Можешь?

- Сведу.

- Свести и назад привести. Можешь?

- Можно.

- Сведешь, вернешься в лес. И я там буду.

- Все сделаю, - сказал Бата, поднялся и, приложив руки к груди, вышел.

- Еще человека в Гехи послать надо, - сказал Хаджи-Мурат хозяину, когдаБата вышел. - В Гехах надо вот что, - начал было он, взявшись за один изхозырей черкески, но тотчас же опустил руку и замолчал, увидав входивших всаклю двух женщин.

Одна была жена Садо, та самая немолодая, худая женщина, котораяукладывала подушки. Другая была совсем молодая девочка в красных шароварах изеленом бешмете, с закрывавшей всю грудь занавеской из серебряных монет. Наконце ее не длинной, но толстой, жесткой черной косы, лежавшей между плечхудой спины, был привешен серебряный рубль; такие же черные, смородинныеглаза, как у отца и брата, весело блестели в молодом, старавшемся бытьстрогим лице. Она не смотрела на гостей, но видно было, что чувствовала ихприсутствие.

Жена Садо несла низкий круглый столик, на котором были чай, пильгиши,блины в масле, сыр, чурек - тонко раскатанный хлеб - и мед. Девочка неслатаз, кумган и полотенце.

Садо и Хаджи-Мурат - оба молчали во все время, пока женщины, тиходвигаясь в своих красных бесподошвенных чувяках, устанавливали принесенноеперед гостями. Элдар же, устремив свои бараньи глаза на скрещDные ноги, былнеподвижен, как статуя, во все то время, пока женщины были в сакле. Толькокогда женщины вышли и совершенно затихли за дверью их мягкие шаги, Элдароблегченно вздохнул, а Хаджи-Мурат достал один из хозырей черкески, вынул изнего пулю, затыкающую его, и из-под пули свернутую трубочкой записку.

- Сыну отдать, - сказал он, показывая записку.

- Куда ответ? - спросил Садо.

- Тебе, а ты мне доставишь.

- Будет сделано, - сказал Садо и переложил записку в хозырь своейчеркески. Потом, взяв в руки кумган, он придвинул к Хаджи-Мурату таз

Хаджи-Мурат засучил рукава бешмета на мускулистых, белых выше кистей руках иподставил их под струю холодной прозрачной воды, которую лил из кумганаСадо. Вытерев руки чистым суровым полотенцем, Хаджи-Мурат подвинулся к еде

То же сделал и Элдар. Пока гости ели, Садо сидел против них и несколько разблагодарил за посещение. Сидевший у двери мальчик, не спуская своихблестящих черных глаз с Хаджи-Мурата, улыбался, как бы подтверждая своейулыбкой слова отца

Несмотря на то, что Хаджи-Мурат более суток ничего не ел, он съелтолько немного хлеба, сыра и, достав из-под кинжала ножичек, набрал меду инамазал его на хлеб.

- Наш мед хороший. Нынешний год из всех годов мед: и много и хорош, сказал старик, видимо довольный тем, что Хаджи-Мурат ел его мед.

- Спасибо, - сказал Хаджи-Мурат и отстранился от еды.

Элдару хотелось еще есть, но он так же, как его мюршид, отодвинулся отстола и подал Хаджи-Мурату таз и кумган.

Садо знал, что, принимая Хаджи-Мурата, он рисковал жизнью, так какпосле ссоры Шамиля с Хаджи-Му-ратом было объявлено всем жителям Чечни, подугрозой казни, не принимать Хаджи-Мурата. Он знал, что жители аула всякуюминуту могли узнать про присутствие Хаджи-Мурата в его доме и моглипотребовать его выдачи. Но это не только не смущало, но радовало Садо. Садосчитал своим долгом защищать гостя - кунака, хотя бы это стоило ему жизни, ион радовался на себя, гордился собой за то, что поступает так, как должно.

- Пока ты в моем доме и голова моя на плечах, никто тебе ничего несделает, - повторил он Хаджи-Мурату.

Хаджи-Мурат внимательно посмотрел в его блестящие глаза и, поняв, чтоэто была правда, несколько торжественно сказал:

- Да получишь ты радость и жизнь.

Садо молча прижал руку к груди в знак благодарности за доброе слово.

Закрыв ставни сакли и затопив сучья в камине, Садо в особенно веселом ивозбужденном состоянии вышел из кунацкой и вошел в то отделение сакли, гдежило все его семейство. Женщины еще не спали и говорили об опасных гостях,которые ночевали у них в кунацкой

¶II§

В эту самую ночь из передовой крепости Воздвиженской, в пятнадцативерстах от аула, в котором ночевал Хаджи-Мурат, вышли из укрепления заЧахгиринские ворота три солдата с унтер-офицером. Солдаты были в полушубкахи папахах, с скатанными шинелями через плечо и больших сапогах выше колена,как тогда ходили кавказские солдаты. Солдаты с ружьями на плечах шли сначалапо дороге, потом, пройдя шагов пятьсот, свернули с нее и, шурша сапогами посухим листьям, прошли шагов двадцать вправо и остановились у сломаннойчинары, черный ствол которой виднелся и в темноте. К этой чинаре высылалсяобыкновенно секрет.

Яркие звезды, которые как бы бежали по макушкам дерев, пока солдаты шлилесом, теперь остановились, ярко блестя между оголенных ветвей дерев.

- Спасибо - сухо, - сказал унтер-офицер Панов, снимая с плеча длинное сштыком ружье, и, брякнув им, прислонил его к стволу дерева. Три солдатасделали то же.

- А ведь и есть - потерял, - сердито проворчал Панов, - либо забыл,либо выскочила дорогой.

- Чего ищешь-то? - спросил один из солдат бодрым, веселым голосом.

- Трубку, черт ее знает куда запропала!

- Чубук-то цел? - спросил бодрый голос.

- Чубук - вот он.

- А в землю прямо?

- Ну, где там.

- Это мы наладим живо.

Курить в секрете запрещалось, но секрет этот был почти не секрет, аскорее передовой караул, который высылался затем, чтобы горцы не моглинезаметно подвезти, как они это делали прежде, орудие и стрелять поукреплению, и Панов не считал нужным лишать себя курения и потому согласилсяна предложение веселого солдата. Веселый солдат достал из кармана ножик истал копать землю. Выкопав ямку, он обгладил ее, приладил к ней чубучок,потом наложил табаку в ямку, прижал его, и трубка была готова. Серничокзагорелся, осветив на мгновение скуластое лицо лежавшего на брюхе солдата. Вчубуке засвистело, и Панов почуял приятный запах загоревшейся махорки.

- Наладил? - сказал он, поднимаясь на ноги.

- А то как же.

- Эка молодчина Авдеев! Прокурат малый. Ну-ка? Авдеев отвадился набок,давая место Панову и выпуская дым изо рта.

Накурившись, между солдатами завязался разговор.

- А сказывали, ротный-то опять в ящик залез. Проигрался, вишь, - сказалодин из солдат ленивым голосом.

- Отдаст, - сказал Панов.

- Известно, офицер хороший, - подтвердил Авдеев.

- Хороший, хороший, - мрачно продолжал начавший разговор. - а по моемусовету, надо роте поговорить с ним: коли взял, так скажи, сколько, когдаотдашь.

- Как рота рассудит, - сказал Панов, отрываясь от трубки