Книга "Хаджи-Мурат". Страница 7
приговаривал:
- Джигит, джигит. -------------------
1 Это ценная вещь (франц.).
2 Надо будет найти случай отдарить его (франц.).
- Прекрасный кинжал, прекрасный, - сказал Воронцов, вынув до половиныотточенный булатный кинжал с дорожкой посередине. - Благодарствуй.
- Спроси его, чем я могу услужить ему, - сказал Воронцов переводчику.
Переводчик передал, и Хаджи-Мурат тотчас же отвечал, что ему ничего ненужно, но что он просит, чтобы его теперь отвели в место, где бы он могпомолиться. Воронцов позвал камердинера и велел ему исполнить желаниеХаджи-Мурата.
Как только Хаджи-Мурат остался один в отведенной ему комнате, лицо егоизменилось: исчезло выражение удовольствия и то ласковости, тоторжественности, и выступило выражение озабоченности.
Прием, сделанный ему Воронцовым, был гораздо лучше того, что он ожидал
Но чем лучше был этот прием, тем меньше доверял Хаджи-Мурат Воронцову и егоофицерам. Он боялся всего: и того, что его схватят, закуют и сошлют в Сибирьили просто убьют, и потому был настороже.
Он спросил у пришедшего Элдара, где поместили мюридов, где лошади и неотобрали ли у них оружие.
Элдар донес, что лошади в княжеской конюшне, людей поместили в сарае,оружие оставили при них и переводчик угащивает их едою и чаем.
Хаджи-Мурат, недоумевая, покачал головой и, раздевшись, стал намолитву. Окончив ее, он велел принести себе серебряный кинжал и, одевшись иподпоясавшись, сел с ногами на тахту, дожидаясь того, что будет.
В пятом часу его позвали обедать к князю.
За обедом Хаджи-Мурат ничего не ел, кроме плова, которого он взял себена тарелку из того самого места, из которого взяла себе Марья Васильевна.
- Он боится, чтобы мы не отравили его, - сказала Марья Васильевна мужу
- Он взял, где я взяла. - И тотчас обратилась к Хаджи-Мурату черезпереводчика, спрашивая, когда он теперь опять будет молиться. Хаджи-Муратподнял пять пальцев и показал на солнце.
- Стало быть, скоро.
.. Воронцов вынул брегет и прижал пружинку, - часы Пробили четыре иодну четверть. Хаджи-Мурата, очевидно, удивил этот звон, и он попросилпозвонить еще и посмотреть часы.
- Voila l'occasion. Donnez-lui la montre (1), - сказала МарьяВасильевна мужу.
Воронцов тотчас предложил часы Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат приложил рукук груди и взял часы. Несколько раз он нажимал пружинку, слушал иодобрительно покачивал головой.
После обеда князю доложили об адъютанте Меллера-Закомельского.
Адъютант передал князю, что генерал, узнав об выходе Хаджи-Мурата,очень недоволен тем, что ему не было доложено об этом, и что он требует,чтобы Хаджи-Мурат сейчас же был доставлен к нему. Воронцов сказал, чтоприказание генерала будет исполнено, и, через переводчика передавХаджи-Мурату требование генерала, попросил его идти вместе с ним к Меллеру.
Марья Васильевна, узнав о том, зачем приходил адъютант, тотчас жепоняла, что между ее мужем и генералом может произойти неприятность, и,несмотря на все отговоры мужа, собралась вместе с ним и Хаджи-Муратом кгенералу.
- Vous reriez beaucoup mieux de rester; c'est mon affaire, mais pas lavotre.
- Vous ne pouvez pas m'empecher d'aller voir madame la generale (2).
- Можно бы в другое время.
- А я хочу теперь.
Делать было нечего. Воронцов согласиляF, и они пошли все трое.
Когда они вошли, Меллер с мрачной учтивостью проводил Марью Васильевнук жене, адъютанту же велел проводить Хаджи-Мурата в приемную и не выпускатьникуда до его приказания.
- Прошу, - сказал он Воронцову, отворяя дверь в кабинет и пропуская внее князя вперед себя. -------------------
1 Вот случай. Подари ему часы (франц.).
2 - Ты сделала бы гораздо лучше, если бы осталась; это мое дело, а нетвое.
- Ты не можешь препятствовать мне навестить генеральшу (франц.).
Войдя в кабинет, он остановился перед князем и, не прося его сесть,сказал:
- Я здесь воинский начальник, и потому все переговоры с неприятелемдолжны быть ведены через меня. Почему вы не донесли мне о выходеХаджи-Мурата?
- Ко мне пришел лазутчик и объявил желание Хаджи-Мурата отдаться мне, отвечал Воронцов, бледнея от волнения, ожидая грубой выходки разгневанногогенерала и вместе с тем заражаясь его гневом.
- Я спрашиваю, почему не донесли мне?
- Я намеревался сделать это, барон, но...
- Я вам не барон, а ваше превосходительство. И тут вдруг прорвалосьдолго сдерживаемое раздражение барона. Он высказал все, что давно накипело унего в душе.
- Я не затем двадцать семь лет служу своему государю, чтобы люди, совчерашнего дня начавшие служить, пользуясь своими родственными связями, уменя под носом распоряжались тем, что их не касается.
- Ваше превосходительство! Я прошу вас не говорить того, чтонесправедливо, - перебил его Воронцов.
- Я говорю правду и не позволю... - еще раздражительнее заговорилгенерал.
В это время, шурша юбками, вошла Марья Васильевна и за ней невысокаяскромная дама, жена Меллера-Закомельского.
- Ну, полноте, барон, Simon не хотел вам сделать неприятности, заговорила Марья Васильевна.
- Я, княгиня, не про то говорю...
- Ну, знаете, лучше оставим это. Знаете: худой спор лучше доброй ссоры
Что я говорю... - Она засмеялась.
И сердитый генерал покорился обворожительной улыбке красавицы. Подусами его мелькнула улыбка.
- Я признаю, что я был неправ, - сказал Воронцов, - но...
- Ну, и я погорячился, - сказал Меллер и подал руку князю.
Мир был установлен, и решено было на время оставить Хаджи-Мурата уМеллера, а потом отослать к начальнику левого фланга.
Хаджи-Мурат сидел рядом в комнате и, хотя не понимал того, чтоговорили, понял то, что ему нужно было понять: что они спорили о нем, и чтоего выход от Шамиля есть дело огромной важности для русских, и что поэтому,если только его не сошлют и не убьют, ему много можно будет требовать отних. Кроме того, понял он и то, что Меллер-Закомельский, хотя и начальник,не имеет того значения, которое имеет Воронцов, его подчиненный, и что важенВоронцов, а не важен Меллер-Закомельский; и поэтому, когдаМеллер-Закомельский позвал к себе Хаджи-Мурата и стал расспрашивать его,Хаджи-Мурат держал себя гордо и торжественно, говоря, что вышел из гор,чтобы служить белому царю, и что он обо всем даст отчет только его сардарю,то есть главнокомандующему, князю Воронцову, в Тифлисе
¶VII§
Раненого Авдеева снесли в госпиталь, помещавшийся в небольшом крытомтесом доме на выезде из крепости, и положили в общую палату на одну изпустых коек. В палате было четверо больных: один - метавшийся в жарутифозный, другой - бледный, с синевой под глазами, лихорадочный,дожидавшийся пароксизма и непрестанно зевавший, и еще два раненных в набегетри недели тому назад - один в кисть руки (этот был на ногах), другой вплечо (этот сидел на койке). Все, кроме тифозного, окружили принесенного ирасспрашивали принесших.
- Другой раз палят, как горохом осыпают, и - ничего, а тут всего разпяток выстрелили, - рассказывал один из принесших.
- Кому что назначено!
- Ох, - громко крякнул, сдерживая боль, Авдеев, когда его стали кластьна койку. Когда же его положили, он нахмурился и не стонал больше, но тольконе переставая шевелил ступнями. Он держал рану руками и неподвижно смотрелперед собой.
Пришел доктор и велел перевернуть раненого, чтобы посмотреть, не вышлали пуля сзади.
- Это что ж? - спросил доктор, указывая на перекрещивающиеся белыерубцы на спине и заду.
- Это старок, ваше высокоблагородие, - кряхтя, проговорил Авдеев.
Это были следы его наказания за пропитые деньги.
Авдеева опять перевернули, и доктор долго ковырял зондом в животе инащупал пулю, но не мог достать ее. Перевязав рану и заклеив ее липкимпластырем, доктор ушел. Во все время ковыряния раны и перевязывания ееАвдеев лежал с стиснутыми зубами и закрытыми глазами. Когда же доктор ушел,он открыл глаза и удивленно оглянулся вокруг себя. Глаза его были направленына больных и фельдшера, но он как будто не видел их, а видел что-то другое,очень удивлявшее его.
Пришли товарищи Авдеева - Панов и Серегин. Авдеев все так же лежал,удивленно глядя перед собою. Он долго не мог узнать товарищей, несмотря нато, что глаза его смотрели прямо на них.
- Ты, Петра, чего домой приказать не хочешь ли? - сказал Панов.
Авдеев не отвечал, хотя и смотрел в лицо Панову.
- Я говорю, домой приказать не хочешь ли чего? - опять спросил Панов,трогая его за холодную шнрококостую руку
