Школьная библиотека

"Ламорой" было презрительное название горцев.

- Ламорой - горец. В горах-то и живут орлы, - отвечал Гамзало.

- А молодчина! Ловко срезал, - оскаливая зубы, заговорил Хан-Магома,радуясь на ловкий ответ своего противника.

Увидав серебряную папиросочницу в руке Лорис-Меликова, он попросил себепокурить. И когда Лорис-Меликов сказал, что им ведь запрещено курить, онподмигнул одним глазом, мотнув головой на спальню Хаджи-Мурата, и сказал,что можно, пока не видят, И тотчас же стал курить, не затягиваясь и неловкоскладывая свои красные губы, когда выпускал дым.

- Нехорошо это, - строго сказал Гамзало и вышел из комнаты. Хан-Магомаподмигнул и на него и, покуривая, стал расспрашивать Лорис-Меликова, гделучше купить шелковый бешмет и папаху белую.

- Что же, у тебя разве так денег много?

- Есть, достанет, - подмигивая, отвечал Хан-Магома.

- Ты спроси у него, откуда у него деньги, - сказал Элдар, поворачиваясвою красивую улыбающуюся голову к Лорису.

- А выиграл, - быстро заговорил Хан-Магома, он рассказал, как он вчера,гуляя по Тифлису, набрел на кучку людей, русских денщиков и армян, игравшихв орлянку. Кон был большой: три золотых и серебра много. Хан-Магома тотчасже понял, в чем игра, и, позванивая медными, которые были у него в кармане,вошел в круг и сказал, что держит на все.

- Как же на все? Разве у тебя было? - спросил Лорис-Меликов.

- У меня всего было двенадцать копеек, - оскаливая зубы, сказалХан-Магома.

- Ну, а если бы проиграл?

- А вот.

И Хан-Магома указал на пистолет.

- Что же, отдал бы?

- Зачем отдавать? Убежал бы, а кто бы задержал, убил бы. И готово.

- Что же, и выиграл?

- Айя, собрал все и ушел.

Хан-Магому и Элдара Лорис-Меликов вполне понимал. Хан-Магома былвесельчак, кутила, не знавший, куда деть избыток жизни, всегда веселый,легкомысленный, играющий своею и чужими жизнями, из-за этой игры жизньювышедший теперь к русским и точно так же завтра из-за этой игры могущийперейти опять назад к Шамилю. Элдар был тоже вполне понятен: это былчеловек, вполне преданный своему мюршиду, спокойный, сильный и твердый

Непонятен был для Лорис-Меликова только рыжий Гамзало. Лорис-Меликов видел,что человек этот не только был предан Шамилю, но испытывал непреодолимоеотвращение, презрение, гадливость и ненависть ко всем русским; и потомуЛо-рис-Меликов не мог понять, зачем он вышел к русским. Лорис-Меликовуприходила мысль, разделяемая и некоторыми начальствующими лицами, что выходХаджиМурата и его рассказы о вражде с Шамилем был обман, что он вышелтолько, чтобы высмотреть слабые места русских и, убежав опять в горы,направить силы туда, где русские были слабы. И Гамзало всем своим существомподтверждал это предположение. "Те и сам Хаджи-Мурат, - думал Лорис-Меликов,- умеют скрывать свои намерения, но этот выдает себя своей нескрываемойненавистью".

Лорис-Меликов попытался говорить с ним. Он спросил, скучно ли емуздесь. Но он, не оставляя своего занятия, косясь своим одним глазом наЛорис-Мели-кова, хрипло и отрывисто прорычал:

- Нет, не скучно.

И так же отвечал на все другие вопросы.

Пока Лорис-Меликов был в комнате нукеров, вошел и четвертый мюридХаджи-Мурата, ав0рец Ханефи, с волосатым лицом и шеей и мохнатой, точномехом обросшей, выпуклой грудью. Это был нерассуждающий, здоровенныйработник, всегда поглощенный своим делом, без рассуждения, как и Элдар,повинующийся своему хозяину.

Когда он вошел в комнату нукеров за рисом, Лорис-Меликов остановил егои расспросил, откуда он и давно ли у Хаджи-Мурата.

- Пять лет, - отвечал Ханефи на вопрос Лорис-Меликова. - Я из одногоаула с ним. Мой отец убил его дядю, и они хотели убить меня, - сказал он,спокойно из-под сросшихся бровей глядя в лицо Лорис-Меликова. - Тогда япопросил принять меня братом.

- Что значит: принять братом?

- Я не брил два месяца головы, ногтей не стриг и пришел к ним. Онипустили меня к Патимат, к его матери. Патимат дала мне грудь, и я стал егобратом.

В соседней комнате послышался голос Хаджи-Мурата. Элдар тотчас же узналпризыв хозяина и, отерев руки, широко шагая, поспешно пошел в гостиную.

- Зовет к себе, - сказал он, возвращаясь. И, дав еще папироску веселомуХан-Магоме, Лорис-Меликов пошел в гостиную

¶XIII§

Когда Лорис-Меликов вошел в гостиную, Хаджи-Мурат с веселым лицомвстретил его.

- Что же, продолжать? - сказал он, усаживаясь на тахту.

- Да, непременно, - сказал Лорис-Меликов. - А я заходил к твоимнукерам, поговорил с ними. Один - веселый малый, - прибавил Лорис-Меликов.

- Да, Хан-Магома - легкий человек, - сказал Хаджи-Мурат.

- А понравился мне молодой, красивый.

- А, Элдар. Этот молод, а тверд, железный. Они помолчали.

- Так говорить дальше?

- Да, да.

- Я сказал, как ханов убили. Ну, убили их, и Гамзат въехал в Хунзах исел в ханском дворце, - начал Хаджи-Мурат. - Оставалась мать-ханша. Гамзатпризвал ее к себе. Она стала выговаривать ему. Он мигнул своему мюридуАсельдеру, и тот сзади ударил, убил ее.

- Зачем же он убил ее-то? - спросил Лорис-Меликов.

- А как же быть: перелез передними ногами, перелезай и задними. Надобыло всю породу покончить. Так и сделали. Шамиль меньшого убил, сбросил скручи. Вся Авария покорилась Гамзату, только мы с братом не хотелипокориться. Нам надо было кровь его за ханов. Мы делали вид, что покорились,а думали только, как взять с него кровь. Мы посоветовались с дедом и решиливыждать время, когда он выедет из дворца, и из засады убить его. Кто-топодслушал нас, сказал Гамзату, и он призвал к себе деда и сказал: "Смотри,если правда, что твои внуки задумывают худое против меня, висеть тебе с нимина одной перекладине. Я делаю дело божье, и мне помешать нельзя. Иди ипомни, что я сказал". Дед пришел домой и сказал нам. Тогда мы решили неждать, сделать дело в первый день праздника в мечети. Товарищи отказались, остались мы с братом. Мы взяли по два пистолета, надели бурки и пошли вмечеть. Гамзат вошел с тридцатью мюридами. Все они держали шашки наголо

Рядом с Гамзатом шел Асельдер, его любимый мюрид, - тот самый, которыйотрубил голову ханше. Увидав нас, он крикнул, чтобы мы сняли бурки, иподошел ко мне. Кинжал у меня был в руке, и я убил его и бросился к Гамзату

Но брат Осман уже выстрелил в него. Гамзат еще был жив и с кинжалом бросилсяна брата, но я добил его в голову. Мюридов было тридцать человек, нас двое. Они убили брата Османа, а я отбился, выскочил в окно и ушел. Когдаузнали, что Гамзат убит, весь народ поднялся, и мюриды бежали, а тех, какиене бежали, всех перебили.

Хаджи-Мурат остановился и тяжело перевел дух.

- Это все было хорошо, - продолжал он, - потом все испортилось. Шамильстал на место Гамзата. Он прислал ко мне послов сказать, чтобы я шел с нимпротив русских; если же я откажусь, то он грозил, что разорит Хунзах и убьетменя. Я сказал, что не пойду к нему и не пущу его к себе.

- Отчего же ты не пошел к нему? - спросил Лорис-Меликов.

Хаджи-Мурат нахмурился и не сейчас ответил.

- Нельзя было. На Шамиле была кровь и брата Османа и Абунунцал-Хана. Яне пошел к нему. Розен-генерал прислал мне чин офицера и велел бытьначальником Аварии. Все бы было хорошо, но Розен назначил над Авариейсначала хана казикумыхского, Магомет-Мирзу, а потом Ахмет-Хана. Этотвозненавидел меня. Он сватал за сына дочь ханши, Салтанет. Ее не отдали ему,и он думал, что я виноват в этом. Он возненавидел меня и подсылал своихнукеров убить меня, но я ушел от них. Тогда он наговорил на меня генералуКлюгенау, сказал, что я не велю аварцам давать дров солдатам. Он сказал емуеще, что я надел чалму, вот эту, - сказал Хаджи-Мурат, указывая на чалму напапахе, - и что это значит, что я передался Шамилю. Генерал не поверил и невелел трогать меня. Но когда генерал уехал в Тифлис, Ахмет-Хан сделалпо-своему: с ротой солдат схватил меня, заковал в цепи и привязал к пушке

Шесть суток держали меня так. На седьмые сутки отвязали и повели вТемир-Хан-Шуру. Вели сорок солдат с заряженными ружьями. Руки были связаны,и велено было убить меня, если я захочу бежать. Я знал это. Когда мы сталиподходить, подле Моксоха тропка была узкая, направо кручь сажен в пятьдесят,я перешел от солдата направо, на край кручи. Солдат хотел остановить меня,но я прыгнул под кручь и потащил за собой солдата. Солдат убился насмерть, ая вот жив остался. Ребры, голову, руки, ногу - все поломал. Пополз было - ине мог. Закружилась голова, и заснул. Проснулся мокрый, в крови. Пастухувидал. Позвал народ, снесли меня в аул. Ребры, голова зажили, зажила инога, только стала короткая.

И Хаджи-Мурат вытянул кривую ногу.

- Служит, и то хорошо, - сказал он. - Народ узнал, стал ездить ко мне

Я выздоровел, переехал в Цельмес. Аварцы опять звали меня управлять ими, - сспокойной, уверенной гордостью сказал Хаджи-Мурат. - И я согласился.

Хаджи-Мурат быстро встал. И, достав в переметных сумах портфель, вынулоттуда два пожелтевшие письма и подал их Лорис-Меликову. Письма были отгенерала Клюгенау. Лорис-Меликов прочел. В первом письме было: "Прапорщик