Книга "Хаджи-Мурат". Страница 14
также написал генералам Завадовскому и Козловскому, для непосредственныхсношений Козловского с Хаджи-Муратом, которого я предупредил о том, что онбез одобрения последнего ничего сделать и никуда выехать не может. Я емуобъявил, что для нас еще лучше, если он будет выезжать с нашим конвоем, а тоШамиль станет разглашать, что мы держим Хаджи-Мурата взаперти; но при этом явзял с него обещание, что он никогда не поедет в Воздвиженское, так как мойсын, которому он сперва сдался и которого считает своим кунаком (приятелем),не начальник этого места, и могли бы произойти недоразумения. Впрочем,Воздвиженское слишком близко от многочисленного враждебного нам населения,между тем как для сношений, которые он желает иметь со своими поверенными,Грозная удобна во всех отношениях.
Кроме двадцати избранных казаков, которые, по его же просьбе, ни на шагне отстанут от него, я послал ротмистра Лорис-Меликова, достойного,отличного и очень умного офицера, говорящего по-татарски, знающего хорошоХаджи-Мурата, который, кажется, тоже вполне доверяет ему. Десять дней,которые Хаджи-Мурат провел здесь, он, впрочем, жил в одном доме сподполковником князем Тархановым, начальником Шушинского уезда, находящимсяздесь по делам службы; это истинно достойный человек, и я ему вполнедоверяю. Он также заслужил доверие Хаджи-Мурата, и через него одного, таккак он отлично говорит по-татарски, мы рассуждали о самых деликатных исекретных делах.
Я советовался с Тархановым насчет Хаджи-Мурата, и он совершенносогласился со мной в том, что или следовало поступить, как я поступил, илизаключить Хаджи-Мурата в тюрьму и сторожить его со всеми возможными строгимимерами, - потому что уже раз обращаться с ним худо, его не легко стеречь, или же удалить его совсем из страны. Но эти две последние меры не только быуничтожили всю выгоду, вытекающую для нас из ссоры между Хаджи-Муратом иШамилем, но приостановили бы неизбежно всякое развитие ропота и возможностьвозмущения горцев против власти Шамиля. Князь Тарханов мне сказал, что самуверен в правдивости Хаджи-Мурата и что Хаджи-Мурат не сомневается в том,что Шамиль никогда его не простит и велит казнить, несмотря на обещанноепрощение. Единственная вещь, которая могла озаботить Тарханова в егосношениях с Хаджи-Муратом, это - его привязанность к своей религии, и он нескрывает, что Шамилю можно будет действовать на него с этой стороны. Но, какя уже говорил выше, он никогда не убедит Хаджи-Мурата в том, что не лишитего жизни или сейчас, или спустя несколько времени после его возвращения.
Вот все, любезный князь, что я хотел сказать вам насчет этого эпизодаздешних дел"
¶XV§
Донесение это было отправлено из Тифлиса 24 декабря. Накануне женового, 52-го года, фельдъегерь, загнав десяток лошадей и избив в кровьдесяток ямщиков, доставил его к князю Чернышеву, тогдашнему военномуминистру.
И 1 января 1852 года Чернышев повез к императору Николаю в числе другихдел и это донесение Воронцова.
Чернышев не любил Воронцова - и за всеобщее уважение, которымпользовался Воронцов, и за его огромное богатство, и за то, что Воронцов былнастоящий барин, а Чернышев все-таки parvenu (1), главное - за особенноерасположение императора к Eронцову. И потому Чернышев пользовался всякимслучаем, насколько мог, вредить Воронцову. В прошлом докладе -о кавказскихделах Чернышеву удалось вызвать неудовольствие Николая на Воронцова за то,что по небрежности начальства был горцами почти весь истреблен небольшойкавказский отряд. Теперь он намеревался представить с невыгодной стороныраспоряжение Воронцова о Хаджи-Мурате. Он хотел внушить государю, чтоВоронцов всегда, особенно в ущерб русским, оказывающий покровительство идаже послабление туземцам, оставив Хаджи-Мурата на Кавказе, поступилнеблагоразумно; что, по всей вероятности, Хаджи-Мурат только для того, чтобывысмотреть наши средства обороны, вышел к нам и что поэтому лучше отправитьХаджи-Мурата в центр России и воспользоваться им уже тогда, когда его семьябудет выручена из гор и можно будет увериться в его преданности
-------------------
1 выскочка (франц.).
Но план этот не удался Чернышеву только потому, что в это утро 1 январяНиколай был особенно не в духе и не принял бы какое бы ни было и от кого быто ни было предложение только из чувства противоречия; тем более он не былсклонен принять предложение Чернышева, которого он только терпел, считая егопока незаменимым человеком, но, зная его старания погубить в процесседекабристов Захара Чернышева и попытку завладеть его состоянием, считалбольшим подлецом. Так что благодаря дурному расположению духа НиколаяХаджи-Мурат остался на Кавказе, и судьба его не изменилась так, как онамогла бы измениться, если бы Чернышев делал свой доклад в другое время
Было половина десятого, когда в тумане двадцатиградусного морозатолстый, бородатый кучер Чернышева, в лазоревой бархатной шапке с острымиконцами, сидя на козлах маленьких саней, таких же, как те, в которых каталсяНиколай Павлович, подкатил к малому подъезду Зимнего дворца и дружескикивнул своему приятелю, кучеру князя Долгорукого, который, ссадив барина,уже давно стоял у дворцового подъезда, подложив под толстый ваточный задвожжи и потирая озябшие руки.
Чернышев был в шинели с пушистым седым бобровым воротником и втреугольной шляпе с петушиными перьями, надетой по форме. Откинув медвежьюполость, он осторожно выпростал из саней свои озябшие ноги без калош (онгордился тем, что не знал калош) и, бодрясь, позванивая шпорами, прошел поковру в почтительно отворенную перед ним дверь швейцаром. Скинув в переднейна руки подбежавшего старого камер-лакея шинель, Чернышев подошел к зеркалуи осторожно снял шляпу с завитого парика. Поглядев на себя в зеркало, онпривычным движеньем старческих рук подвил виски и хохол и поправил крест,аксельбанты и большие с вензелями эполеты и, слабо шагая плохо повинующимисястарческими ногами, стал подниматься вверх по ковру отлогой лестницы.
Пройдя мимо стоявших в парадной форме у дверей подобострастнокланявшихся ему камер-лакеев, Чернышев вошел в приемную. Дежурный, вновьназначенный флигель-адъютант, сияющий новым мундиром, эполетами,аксельбантами и румяным, еще не истасканным лицом с черными усиками ивисочками, зачесанными к глазам так же, как их зачесывал Николай Павлович,почтительно встретил его. Князь Василий Долгорукий, товарищ военногоминистра, с скучающим выражением тупого лица, украшенного такими жебакенбардами, усами и висками, какие носил Николай, встал навстречуЧернышева и поздоровался с ним.
- L'empereur? (1) - обратился Чернышев к флигель-адъютанту,вопросительно указывая глазами на дверь кабинета.
- Sa Majeste vient de rentrer (2), - очевидно с удовольствием слушаязвук своего голоса, сказал флигель-адъютант и, мягко ступая, так плавно, чтополный стакан воды, поставленный ему на голову, не пролился бы, подошел кбеззвучно отворявшейся двери и, всем существом своим выказывая почтение ктому месту, в которое он вступал, исчез за дверью.
Долгорукий между тем раскрыл свой портфель, проверяя находящиеся в нембумаги.
Чернышев же, нахмурившись, прохаживался, разминая ноги и вспоминая всето, что надо было доложить императору. Чернышев был подле двери кабинета,когда она опять отворилась и из нее вышел еще более, чем прежде, сияющий ипочтительный флигель-адъютант и жестом пригласил министра и его товарища кгосударю.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил в немеще в верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладом министров ивысших начальников, была очень высокая комната с четырьмя большими окнами
Большой портрет императора Александра I висел на главной стене. Между окнамистояли два бюро. По стенам стояло несколько стульев, в середине комнаты огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья дляпринимаемых.
Николай, в черном сюртуке без эполет, с полупогончиками, сидел у стола,откинув свой огромный, туго -------------------
1 Император? (франц.)
2 Его величество только что вернулись (франц.). перетянутый поотросшему животу стан, и неподвижно своим безжизненным взглядом смотрел навходивших. Длинное белое лицо с огромным покатым лбом, выступавшим из-заприглаженных височков, искусно соединенных с париком, закрывавшим лысину,было сегодня особенно холодно и неподвижно. Глаза его, всегда -тусклые,смотрели тусклее обыкновенного, сжатые губы из-под загнутых кверху усов, иподпертые высоким воротником ожиревшие свежевыбритые щеки с оставленнымиправильными колбасиками бакенбард, и прижимаемый к воротнику подбородокпридавали его лицу выражение недовольства и даже гнева. Причиной этогонастроения была усталость. Причина же усталости было то, что накануне он былв маскараде и, как обыкновенно, прохаживаясь в своей кавалергардской каске сптицей на голове, между теснившейся к нему и робко сторонившейся от егоогромной и самоуверенной фигуры публикой, встретил опять ту маску, которая впрошлый маскарад, возбудив в нем своей белизной, прекрасным сложением инежным голосом старческую чувственность, скрылась от него, обещая встретитьего в следующем маскараде. Во вчерашнем маскараде она подошла к нему, и онуже не отпустил ее. Он повел ее в ту специально для этой цели державшуюся вготовности ложу, где он мог наедине остаться с своей дамой. Дойдя молча додвери ложи, Николай оглянулся, отыскивая глазами капельдинера, но его небыло. Николай нахмурился и сам толкнул дверь ложи, пропуская вперед себясвою даму.
- Il y a quelqu'une (1)- сказала маска, останавливаясь. Ложадействительно была занята. На бархатном диванчике, близко друг к другу,сидели уланский офицер и молоденькая, хорошенькая белокуро-кудрявая женщинав домино, с снятой маской. Увидав выпрямившуюся во весь рост и гневную
