Школьная библиотека

Он сделал много зла полякам. Для объяснения этого зла ему надо былобыть уверенным, что все поляки негодяи. И Николай считал их таковыми иненавидел их в мере того зла, которое он сделал им.

- Подожди немного, - сказал он и, закрыв глаза, опустил голову.

Чернышев знал, слышав это не раз от Николая, что, когда ему нужнорешить какой-либо важный вопрос, ему нужно было только сосредоточиться нанесколько мгновений, и что тогда на него находило наитие, и решениесоставлялось само собою самое верное, как бы какой-то внутренний голосговорил ему, что нужно сделать. Он думал теперь о том, как бы полнееудовлетворить тому чувству злобы к полякам, которое в нем расшевелилосьисторией этого студента, и внутренний голос подсказал ему следующее решение

Он взял доклад и на поле его написал своим крупным почерком: {"Заслуживаетсмертной казни. Но, слава богу, смертной казни у нас нет. И не мне вводитьее. Провести 12 раз скрозь тысячу человек. Николай", }- подписал он с своимнеестественным, огромным росчерком.

Николай знал, что двенадцать тысяч шпицрутенов была не только верная,мучительная смерть, но излишняя жестокость, так как достаточно было пятитысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека. Но ему приятно было бытьнеумолимо жестоким и приятно было думать, что у нас нет смертной казни.

Написав свою резолюцию о студенте, он подвинул ее Чернышеву.

- Вот, - сказал он. - Прочти. Чернышев прочел и, в знак почтительногоудивления мудрости решения, наклонил голову.

- Да вывести всех студентов на плац, чтобы они присутствовали принаказании, - прибавил Николай.

"Им полезно будет. Я выведу этот революционный дух, вырву с корнета", подумал он.

- Слушаю, - сказал Чернышев и, помолчав несколько и оправив свой хохол,возвратился к кавказскому докладу.

- Так как прикажете написать Михаилу Семеновичу?

- Твердо держаться моей системы разорения жилищ, уничтоженияпродовольствия в Чечне и тревожить их набегами, - сказал Николай.

- О Хаджи-Мурате что прикажете? - спросил Чернышев.

- Да ведь Воронцов пишет, что хочет употребить его на Кавказе.

- Не рискованно ли это? - сказал Чернышев, избегая взгляда Николая. Михаил Семенович, боюсь, слишком доверчив.

- А ты что думал бы? - резко переспросил Николай, подметив намерениеЧернышева выставить в дурном свете распоряжение Воронцова.

- Да я думал бы, безопаснее отправить его в Россию.

- Ты думал, - насмешливо сказал Николай. - А я не думаю и согласен сВоронцовым. Так и напиши ему.

- Слушаю, - сказал Чернышев и, встав, стал откланиваться.

Откланялся и Долгорукий, который во все время доклада сказал тольконесколько слов о перемещении войск на вопросы Николая.

После Чернышева был принят приехавший откланяться генерал-губернаторЗападного края, Бибиков. Одобрив принятые Бибиковым меры против бунтующихкрестьян, не хотевших переходить в православие, он приказал ему судить всехнеповинующихся военным судом. Это значило приговаривать к прогнанию сквозьстрой. Кроме того, он приказал еще отдать в солдаты редактора газеты,напечатавшего сведения о перечислении нескольких тысяч душ государственныхкрестьян в удельные.

- Я делаю это потому, чтоF1читаю это нужным, - сказал он. - Арассуждать об этом не позволяю.

Бибиков понимал всю жестокость распоряжения об униатах и всюнесправедливость перевода государственных, то есть единственных в то времясвободных людей, в удельные, то есть в крепостные царской фамилии. Новозражать нельзя было. Не согласиться с распоряжением Николая - значилолишиться всего того блестящего положения, которое он приобретал сорок лет икоторым пользовался. И потому он покорно наклонил свою черную седеющуюголову в знак покорности и готовности исполнения жестокой, безумной инечестной высочайшей воли.

Отпустив Бибикова, Николай с сознанием хорошо исполненного долгапотянулся, взглянул на часы и пошел одеваться для выхода. Надев на себямундир с эполетами, орденами и лентой, он вышел в приемные залы, где болееста человек мужчин в мундирах и женщин в вырезных нарядных платьях,расставленные все по определенным местам, с трепетом ожидали его выхода.

С безжизненным взглядом, с выпяченною грудью и перетянутым ивыступающим из-за перетяжки и сверху и снизу животом, он вышел к ожидавшим,и, чувствуя, что все взгляды с трепетным подобострастием обращены на него,он принял еще более торжественный вид. Встречаясь глазами с знакомымилицами, он, вспоминая кто - кто, останавливался и говорил иногда по-русски,иногда по-французски несколько слов и, пронизывая их холодным, безжизненнымвзглядом, слушал, что ему говорили.

Приняв поздравления, Николай прошел в церковь.

Бог через своих слуг, так же как и мирские люди, приветствовал ивосхвалял Николая, и он как должное, хотя и наскучившее ему, принимал этиприветствия, восхваления. Все это должно было так быть, потому что от негозависело благоденствие и счастье всего мира, и хотя он уставал от этого, онвсе-таки не отказывал миру в своем содействии. Когда в конце обеднивеликолепный расчесанный дьякон провозгласил "многая лета" и певчиепрекрасными голосами дружно подхватили эти слова, Николай, оглянувшись,заметил стоявшую у окна Нелидову с ее пышными плечами и в ее пользу решилсравнение с вчерашней девицей.

После обедни он пошел к императрице и в семейном кругу провел несколькоминут, шутя с детьми и женой. Потом он через Эрмитаж зашел к министру двораВолконскому и, между прочим, поручил ему выдавать из своих особенных суммежегодную пенсию матери вчерашней девицы. И от него поехал на свою обычнуюпрогулку.

Обед в этот день был в Помпейском зале; кроме меньших сыновей, Николаяи Михаила, были приглашены: барон Ливен, граф Ржевусский, Долгорукий,прусский посланник и флигель-адъютант прусского короля.

Дожидаясь выхода императрицы и императора, между прусским посланником ибароном Ливен завязался интересный разговор по случаю последних тревожныхизвестий, полученных из Польши.

- La Pologne et le Caucase, ce sont les deux cauteres de la Russie, сказал Ливен. - II nous faut cent mille hommes a peu pres dans chacun de cesdeux pays (1).

Посланник выразил притворное удивление тому, что это так.

- Vous dites la Pologne, - сказал он.

- Oh, oui, c'etait un coup de maitre de Maeternich de nous en avoirlaisse d'ambarras... (2)

В этом месте разговора вошла императрица с своей трясущейся головой изамершей улыбкой, и вслед за ней Николай.

За столом Николай рассказал о выходе Хаджи-Мурата и о том, что войнакавказская теперь должна скоро кончиться вследствие его распоряжения остеснении горцев вырубкой лесов и системой укреплений.

Посланник, перекинувшись беглым взглядом с прусским флигель-адъютантом,с которым он нынче утром еще говорил о несчастной слабости Николая считатьсебя великим стратегом, очень хвалил этот план, доказывающий еще раз великиестратегические способности Николая.

После обеда Николай ездил в балет, где в трико маршировали сотниобнаженных женщин. Одна особенно приглянулась ему, и, позвав балетмейстера,-------------------

1 Польша и Кавказ - это две болячки России. Нам нужно по крайней мересто тысяч человек в каждой из этих стран (франц.).

2 - Вы говорите, Польша.

- О да, это был искусный ход Меттерниха, чтобы причинить намзатруднения... (франц.)

Николай благодарил его и велел подарить ему перстень с брильянтами.

На другой день при докладе Чернышева Николай еще раз подтвердил своераспоряжение Воронцову о том, чтобы теперь, когда вышел Хаджи-Мурат,усиленно тревожить Чечню и сжимать ее кордонной линией.

Чернышев написал в этом смысле Воронцову, и другой фельдъегерь, загоняялошадей и разбивая лица ямщиков, поскакал в Тифлис

¶XVI§

Во исполнение этого предписания Николая Павловича, тотчас же, в январе1852 года, был предпринят набег в Чечню.

Отряд, назначенный в набег, состоял из четырех батальонов пехоты, двухсотен казаков и восьми орудий. Колонна шла дорогой. По обеим же сторонамколонны непрерывной цепью, спускаясь и поднимаясь по балкам, шли егеря ввысоких сапогах, полушубках и папахах, с ружьями на плечах и патронами наперевязи. Как всегда, отряд двигался по неприятельской земле, соблюдаявозможную тишину. Только изредка на канавках позвякивали встряхнутые орудия,или не понимающая приказа о тишине фыркала или ржала артиллерийская лошадь,или хриплым сдержанным голосом кричал рассерженный начальник на своихподчиненных за то, что цепь или слишком растянулась, или слишком близко илидалеко идет от колонны. Один раз только тишина нарушилась тем, что изнебольшой куртинки колючки, находившейся между цепью и колонной, выскочилакоза с белым брюшком и задом и серой спинкой и такой же козел с небольшими,на спину закинутыми рожками. Красивые испуганные животные большими прыжками,поджимая передние ноги, налетели на колонну так близко, что некоторыесолдаты с криками и хохотом побежали за ними, намереваясь штыками заколотьих, но козы поворотили назад, проскочили сквозь цепь и, преследуемыенесколькими конными и ротными собаками, как птицы, умчались, в горы.

Еще была зима, но солнце начинало ходить выше, и в полдень, когдавышедший рано утром отряд прошел уже верст десять, пригревало так, чтостановилось жарко, и лучи его были так ярки, что больно было смотреть на