Школьная библиотека

семье. Кроме того, в Нухе, магометанском городе, была мечеть, где он болееудобно мог исполнять требуемые магометанским законом молитвы. Воронцовнаписал об этом в Петербург, а между тем все-таки разрешил Хаджи-Муратупереехать в Нуху.

Для Воронцова, для петербургских властей, так же как и для большинстварусских людей, знавших историю Хаджи-Мурата, история эта представлялась илисчастливым оборотом в кавказской войне, или просто интересным случаем; дляХаджи-Мурата же это был, особенно в последнее время, страшный поворот в егожизни. Он бежал из гор, отчасти спасая себя, отчасти из ненависти к Шамилю,и, как ни трудно было это бегство, он достиг своей цели, и в первое времяего радовал его успех и он действительно обдумывал планы нападения наШамиля. Но оказалось, что выход его семьи, который, он думал, легкоустроить, был труднее, чем он думал. Шамиль захватил его семью и, держа ее вплену, обещал раздать женщин по аулам и убить или ослепить сына. ТеперьХаджи-Мурат переезжал в Нуху с намерением попытаться через своихприверженцев в Дагестане хитростью или силой вырвать семью от Шамиля

Последний лазутчик, который был у него в Нухе, сообщил ему, что преданныеему аварцы собираются похитить его семью и выйти вместе с семьею к русским,но людей, готовых на это, слишком мало, и что они не решаются сделать этогов месте заключения семьи, в Ведено, но сделают это только в том случае, еслисемью переведут из Ведено в другое место. Тогда на пути они обещаютсясделать это. Хаджи-Мурат велел сказать своим друзьям, что он обещает тритысячи рублей за выручку семьи.

В Нухе Хаджи-Мурату был отведен небольшой дом в пять комнат, недалекоот мечети и ханского дворца. В том же доме жили приставленные к нему офицерыи переводчик и его нукеры. Жизнь Хаджи-Мурата проходила в ожидании и приемелазутчиков из гор и в разрешенных ему прогулках верхом по окрестностям Нухи.

Вернувшись 8 апреля с прогулки, Хаджи-Мурат узнал, что в его отсутствиеприехал чиновник, из Тифлиса. Несмотря на все желание узнать, что привез емучиновник, Хаджи-Мурат, прежде чем идти в ту комнату, где его ожидали приставс чиновником, пошел к себе и совершил полуденную молитву. Окончив молитву,он вышел в другую комнату, служившую гостиной и приемной. Приехавший изТифлиса чиновник, толстенький статский советник Кириллов, передалХаджи-Мурату желание Воронцова, чтоб он к двенадцатому числу приехал вТифлис для свидания с Аргутинским.

- Якши, - сердито сказал Хаджи-Мурат. Чиновник Кириллов не понравилсяему.

- А деньги привез?

- Привез, - сказал Кириллов.

- За две недели теперь, - сказал Хаджи-Мурат и показал десять пальцев иеще четыре. - Давай.

- Сейчас дадим, - сказал чиновник, доставая кошелек из своей дорожнойсумки. - И на что ему деньги? - сказал он по-русски приставу, полагая, чтоХаджи-Мурат не понимает, но Хаджи-Мурат понял и сердито взглянул наКириллова. Доставая деньги, Кириллов, желая разговориться с Хаджи-Муратом, стем чтобы иметь что передать по возвращении своем князю Воронцову, спросил унего через переводчика, скучно ли ему здесь. Хаджи-Мурат сбоку взглянулпрезрительно на маленького толстого человечка в штатском и без оружия иничего не ответил. Переводчик повторил вопрос.

- Скажи ему, что я не хочу с ним говорить. Пускай даст деньги.

И, сказав это, Хаджи-Мурат опять сел к столу, собираясь считать деньги.

Когда Кириллов вынул золотые и разложил семь столбиков по десятьзолотых (Хаджи-Мурат получал по пять золотых в день), он подвинул их кХаджи-Мурату. Хаджи-Мурат ссыпал золотые в рукав черкески, поднялся исовершенно неожиданно хлопнул статского советника по плеши и пошел изкомнаты. Статский советник привскочил и велел переводчику сказать, что он недолжен сметь этого делать, потому что он в чине полковника. То же подтвердили пристав. Но Хаджи-Мурат кивнул головой в знак того, что он знает, и вышелиз комнаты.

- Что с ним станешь делать, - сказал пристав. - Пырнет кинжалом, вот ивсе. С этими чертями не сговоришь. Я вижу, он беситься начинает.

Как только смерклось, пришли из гор обвязанные до глаз башлыками двалазутчика. Пристав провел их в комнаты к Хаджи-Мурату. Один из лазутчиковбыл мясистый черный тавлинец, другой - худой старик. Известия, принесенныеими, были для Хаджи-Мурата нерадостные. Друзья его, взявшиеся выручитьсемью, теперь прямо отказывались, боясь Шамиля, который угрожал самымистрашными казнями тем, кто будут помогать Хаджи-Мурату. Отслушав рассказлазутчиков, Хаджи-Мурат облокотил руки на скрещенные ноги и, опустив головув папахе, долго молчал. Хаджи-Мурат думал, и думал решительно. Он знал, чтодумает теперь в последний раз, и необходимо решение. Хаджи-Мурат поднялголову и, достав два золотых, отдал лазутчикам по одному и сказал:

- Идите.

- Какой будет ответ?.

- Ответ будет, какой даст бог. Идите. Лазутчики встали и ушли, аХаджи-Мурат продолжал сидеть на ковре, опершись локтями на колени. Он долгосидел так и думал.

"Что делать? Поверить Шамилю и вернуться к нему? - думал Хаджи-Мурат. Он лисица - обманет. Если же бы он и не обманул, то покориться ему, рыжемуобманщику, нельзя было. Нельзя было потому, что он теперь, после того как япобыл у русских, уже не поверит мне", - думал Хаджи-Мурат.

И он вспомнил сказку тавлинскую о соколе, который был пойман, жил улюдей и потом вернулся в свои горы к своим. Он вернулся, но в путах, и напутах остались бубенцы. И соколы не приняли его. "Лети, - сказали они, туда, где надели на тебя серебряные бубенцы. У нас нет бубенцов, нет и пут"

Сокол не хотел покидать родину и остался. Но другие соколы не приняли изаклевали его.

"Так заклюют и меня", - думал Хаджи-Мурат. "Остаться здесь? Покоритьрусскому царю Кавказ, заслужить славу, чины, богатство?"

"Это можно", - думал он, вспоминая про свои свидания с Воронцовым илестные слова старого князя. "Но надо сейчас решить, а то он погубит семью"

Всю ночь Хаджи-Мурат не спал и думал

¶XXIII§

К середине ночи решение его было составлено. Он решил, что надо бежатьв горы и с преданными аварцами ворваться в Ведено и или умереть, илиосвободить семью. Выведет ли он семью назад к русским, или бежит с нею вХунзах и будет бороться с Шамилем, - Хаджи-Мурат не решал. Он знал толькото, что сейчас надобыло бежать от русских в горы. И он сейчас сталприводить это решение в исполнение. Он взял из-под подушки свой черныйватный бешмет и пошел в помещение своих нукеров. Они жили через сени. Кактолько он вышел в сени с отворенной дверью, его охватила росистая свежестьлунной ночи и ударили в уши свисты и щелканье сразу нескольких соловьев изсада, примыкавшего к дому.

Пройдя сени, Хаджи-Мурат отворил дверь в комнату нукеров. В комнатеэтой не было света, только молодой месяц в первой четверти светил в окна

Стол и два стула стояли в стороне, и все четыре нукера лежали на коврах ибурках на полу. Ханефи спал на дворе с лошадьми. Гамзало, услыхав скрипдвери, поднялся, оглянулся на Хаджи-Мурата и, узнав его, опять лег. Элдарже, лежавший подле, вскочил и стал надевать бешмет, ожидая приказаний

Курбан и Хан-Магома спали. Хаджи-Мурат положил бешмет на стол, и бешметстукнул о доски стола чем-то крепким. Это были зашитые в нем золотые.

- Зашей и эти, - сказал Хаджи-Мурат, подавая Элдару полученные нынчезолотые.

Элдар взял золотые и тотчас же, выйдя на светлое место, достал из-подкинжала ножичек и стал пороть подкладку бешмета. Гамзало приподнялся исидел, скрестив ноги.

- А ты, Гамзало, вели молодцам осмотреть ружья, пистолеты, приготовитьзаряды. Завтра поедем далеко, - сказал Хаджи-Мурат.

- Порох есть, пули есть. Будет готово, - сказал Гамзало и зарычалчто-то непонятное.

Гамзало понял, для чего Хаджи-Мурат велел зарядить ружья. Он с самогоначала, и что дальше, то сильнее и сильнее, желал одного: побить, порезать,сколько можно, русских собак и бежать в горы. И теперь он видел, что этогосамого хочет и Хаджи-Мурат, и был доволен.

Когда Хаджи-Мурат ушел, Гамзало разбудил товарищей, и все четверо всюночь пересматривали винтовки,. пистолеты, затравки, кремни, переменялиплохие, подсыпали на полки свежего пороху, затыкали хозыри с отмереннымизарядами пороха, пулями, обернутыми в масленые тряпки, точили шашки икинжалы и мазали клинки салом.

Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды дляомовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были" заливавшиесяперед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение исвистение железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул водыиз кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кромезвука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Муратупесню. Хаджи-Мурат остановился и стал слушать.

В песне говорилось о том, как джигит Гамзат угнал с своими молодцами срусской стороны табун белых коней. Как потом его настиг за Тереком русскийкнязь и как он окружил его своим, как лес, большим войском. Потом пелось отом, как Гамзат порезал лошадей и с молодцами своими засел за кровавымзавалом убитых коней и бился с русскими до тех пор, пока были пули в ружьяхи кинжалы на поясах и кровь в жилах. Но прежде чем умереть, Гамзат увидалптиц на небе и закричал им: "Вы, перелетные птицы, летите в наши дома искажите вы нашим сестрам, матерям и белым девушкам, что умерли мы все захазават. Скажите им, что не будут наши тела лежать в могилах, а растаскают иоглодают наши кости жадные волки и выклюют глаза нам черные вороны".

Этими словами кончалась песня, и к этим последним словам, пропетым