Школьная библиотека

черной стриженой бородкой и подстриженными усами, с одним открытым, другимполузакрытым глазом, с разрубленным и недорубленным бритым черепом, сокровавленным запекшейся черной кровью носом. Шея была замотанаокровавленным полотенцем. Несмотря на все раны головы, в складе посиневшихгуб было детское доброе выражение.

Марья Дмитриевна посмотрела и, ничего не сказав, повернулась и быстрымишагами ушла в дом.

Бутлер не мог отвести глаз от страшной головы. Это была голова тогосамого Хаджи-Мурата, с которым он так недавно проводил вечера в такихдружеских беседах.

- Как же это? Кто его убил? Где? - спросил он.

- Удрать хотел, поймали, - сказал Каменев и отдал голову казаку, а самвошел в дом вместе с Бутлером.

- И молодцом умер, - сказал Каменев.

- Да как же это все случилось?

- А вот погодите, Иван Матвеевич придет, я все подробно расскажу. Ведья затем послан. Развожу по всем укреплениям, аулам, показываю.

Было послано за Иваном Матвеевичем, и он, пьяный, с двумя также сильновыпившими офицерами, вернулся в дом и принялся обнимать Каменева.

- А я к вам, - сказал Каменев. - Хаджи-Мурата голову привез.

- Врешь! Убили?

- Да, бежать хотел.

- Я говорил, что надует. Так где же она? Голова-то? Покажи-ка.

Кликнули казака, и он внес мешок с головой. Голову вынули, и ИванМатвеевич пьяными глазами долго смотрел на нее.

- А все-таки молодчина был, - сказал он. - Дай я его поцелую.

- Да, правда, лихая была голова, - сказал один из офицеров.

Когда все осмотрели голову, ее отдали опять казаку. Казак положилголову в мешок, стараясь опустить на пол так, чтобы она как можно слабеестукнула.

- А что ж ты, Каменев, приговариваешь что, когда показываешь? - говорилодин офицер.

- Нет, дай я его поцелую. Он мне шашку подарил, - кричал ИванМатвеевич.

Бутлер вышел на крыльцо. Марья Дмитриевна сидела на второй ступеньке

Она оглянулась на Бутлера и тотчас же сердито отвернулась.

- Что вы, Марья Дмитриевна? - спросил Бутлер.

- Все вы живорезы. Терпеть не могу. Живорезы, право, - сказала она,вставая.

- То же со всеми может быть, - сказал Бутлер, не зная, что говорить. На то война.

- Война! - вскрикнула Марья Дмитриевна. - Какая война? Живорезы, вот ивсе. Мертвое тело земле предать надо, а они зубоскалят. Живорезы, право, повторила она и сошла с крыльца и ушла в дом через задний ход.

Бутлер вернулся в гостиную и попросил Каменева рассказать подробно, какбыло все дело. И Каменев рассказал. Дело было вот как

¶XXV§

Хаджи-Мурату было разрешено кататься верхом вблизи города и непременнос конвоем казаков. Казаков всех в Нухе была полусотня, из которой разобраныбыли по начальству человек десять, остальных же, если их посылать, как былоприказано, по десять человек, приходилось бы наряжать через день. И потому впервый день послали десять казаков, а потом решили посылать по пять человек,прося Хаджи-Мурата не брать с собой всех своих нукеров, но 25 апреляХаджи-Мурат выехал на прогулку со всеми пятью. В то время как Хаджи-Муратсадился на лошадь, воинский начальник заметил, что все пять нукеровсобирались ехать с Хаджи-Муратом, и сказал ему, что ему не позволяется братьс собой всех, но Хаджи-Мурат как будто не слыхал, тронул лошадь, и воинскийначальник не стал настаивать. С казаками был урядник, георгиевский кавалер,в скобку остриженный, молодой, кровь с молоком, здоровый русый малый,Назаров. Он был старший в бедной старообрядческой семье, выросший без отца икормивший старую мать с тремя дочерьми и двумя братьями.

- Смотри, Назаров, не пускай далеко! - крикнул воинский начальник.

- Слушаю, ваше благородие, - ответил Назаров и, поднимаясь настременах, тронул рысью, придерживая за плечом винтовку, своего доброго,крупного, рыжего, горбоносого мерина. Четыре казака ехали за ним:Ферапонтов, длинный, худой, первый вор и добытчик, - тот самый, которыйпродал порох Гамзале; Игнатов, Отслуживающий срок, немолодой человек,здоровый мужик, хваставшийся своей силой; Мишкин, слабосильный малолеток,над которым все смеялись, и Петраков, молодой, белокурый, единственный сын уматери, всегда ласковый и веселый.

С утра был туман, но к завтраку погода разгулялась, и солнце блестело ина только что распустившейся листве, и на молодой девственной траве, и навсходах хлебов, и на ряби быстрой реки, видневшейся налево от дороги.

Хаджи-Мурат ехал шагом. Казаки и его нукеры, не отставая, следовали заним. Выехали шагом по дороге за крепостью. Встречались женщины с корзинамина головах, солдаты на повозках и скрипящие арбы на буйволах. Отъехав верстыдве, Хаджи-Мурат тронул своего белого кабардинца; он пошел проездом, так,что его нукеры шли большой рысью. Так же ехали и казаки.

- Эх, лошадь добра под ним, - сказал Ферапонтов. - Кабы в ту пору, какон не мирной был, ссадил бы его.

- Да, брат, за эту лошадку триста рублей давали в Тифлисе.

- А я на своем перегоню, - сказал Назаров.

- Как же, перегонишь, - сказал Ферапонтов. Хаджи-Мурат все прибавлялхода.

- Эй, кунак, нельзя так. Потише! - прокричал Назаров, догоняяХаджи-Мурата.

Хаджи-Мурат оглянулся и, ничего не сказав, продолжал ехать тем жепроездом, не уменьшая хода.

- Смотри, задумали что, черти, - сказал Игнатов. - Вишь, лупят.

Так прошли с версту по направлению к горам.

- Я говорю, нельзя! - закричал опять Назаров. Хаджи-Мурат не отвечал ине оглядывался, только еще прибавлял хода и с проезда перешел на скок.

- Врешь, не уйдешь! - крикнул Назаров, задетый за живое.

Он ударил плетью своего крупного рыжего мерина и, привстав на стременахи нагнувшись вперед, пустил его во весь мах за Хаджи-Муратом.

Небо было так ясно, воздух так свеж, силы жизни так радостно играли вдуше Назарова, когда он, слившись в одно существо с доброю, сильною лошадью,летел по ровной дороге за Хаджи-Муратом, что ему и -в голову не приходилавозможность чего-нибудь недоброго, печального или страшного. Он радовалсятому, что с каждым скоком набирал на Хаджи-Мурата и приближался к нему

Хаджи-Мурат сообразил по топоту крупной лошади казака, приближающегося кнему, что он накоротко должен настигнуть его, и, взявшись правой рукой запистолет, левой стал слегка сдерживать своего разгорячившегося и слышавшегоза собой лошадиный топот кабардинца.

- Нельзя, говорю! - крикнул Назаров, почти равняясь с Хаджи-Муратом ипротягивая руку, чтобы схватить за повод его лошадь. Но не успел онсхватиться за повод, как раздался выстрел.

- Что ж это ты делаешь? - закричал Назаров, хватаясь за грудь. - Бейих, ребята, - проговорил он и, шатаясь, повалился на луку седла.

Но горцы прежде казаков взялись за оружие и били казаков из пистолетови рубили их шашками. Назаров висел на шее носившей его вокруг товарищейиспуганной лошади. Под Игнатовым упала лошадь, придавив ему ногу. Двоегорцев, выхватив шашки, не слезая, полосовали его по голове и рукам

Петраков бросился было к товарищу, но тут же два выстрела, один в спину,другой в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся с лошади.

Мишкин повернул лошадь назад и поскакал к крепости. Ханефи сХан-Магомой бросились за Мишкиным, но он был уже далеко впереди, и горцы немогли догнать его.

Увидав, что они не могут догнать казака, Ханефи с Хан-Магомой вернулиськ своим. Гамзало, добив кинжалом Игнатова, прирезал и Назарова, свалив его слошади. Хан-Магома снимал с убитых сумки с патронами. Ханефи хотел взятьлошадь Назарова, но Хаджи-Мурат крикнул ему, что не надо, и пустился впередпо дороге. Мюриды его поскакали за ним, отгоняя от себя бежавшую за нимилошадь Петракова. Они были уже версты за три от Нухи среди рисовых полей,когда раздался выстрел с башни, означавший тревогу.

Петраков лежал навзничь с взрезанным животом, и его молодое лицо былообращено к небу, и он, как рыба всхлипывая, умирал.

- Батюшки, отцы мои родные, что наделали! _ вскрикнул, схватившись заголову, начальник крепости, когда узнал о побеге Хаджи-Мурата. - Головусняли! Упустили, разбойники! - кричал он, слушая донесение Мишкина.

Тревога дана была везде, и не только все бывшие в наличности казакибыли посланы за бежавшими, но собраны были и все, каких можно было собрать,милиционеры из мирных аулов. Объявлено было тысячу рублей награды тому, ктопривезет живого или мертвого Хаджи-Мурата. И через два часа после того, какХаджи-Мурат с товарищами ускакали от казаков, больше двухсот человек конныхскакали за приставом отыскивать и ловить бежавших.

Проехав несколько верст по большой дороге, Хаджи-Мурат сдержал своеготяжело дышавшего и посеревшего от поту белого коня и остановился. Вправо отдороги виднелись сакли и минарет аула Беларджика, налево были поля, и вконце их виднелась река. Несмотря на то, что путь в горы лежал направо,Хаджи-Мурат повернул в противоположную сторону, влево, рассчитывая на то,что погоня бросится за ним именно направо. Он же, и без дороги переправясьчерез Алазань, выедет на большую дорогу, где его никто не будет ожидать, ипроедет по ней до леса и тогда уже, вновь переехав через реку, лесомпроберется в горы. Решив это, он повернул влево. Но доехать до рекиоказалось невозможным. Рисовое поле, через которое надо было ехать, как это