Школьная библиотека

всегда делается весной, было только что залито водой и превратилось втрясину, в которой выше бабки вязли лошади. Хаджи-Мурат и его нукеры бралинаправо, налево, думая, что найдут более сухое место, но то поле, на котороеони попали, было все равномерно залито и теперь пропитано водою. Лошади сзвуком хлопания пробки вытаскивали утопающие ноги в вязкой грязи и, пройдянесколько шагов, тяжело дыша, останавливались.

Так они бились так долго, что начало смеркаться, а они все еще недоехали до реки. Влево был островок с распустившимися листиками кустов" иХаджи-Мурат решил въехать в эти кусты и там, дав отдых измученным лошадям,пробыть до ночи.

Въехав в кусты, Хаджи-Мурат и его нукеры слезли с лошадей и, стреноживих, пустили кормиться, сами же поели взятого с собой хлеба и сыра. Молодоймесяц, светивший сначала, зашел за горы, и ночь была темная. Соловьев в Нухебыло особенно много. Два было и в этих кустах. Пока Хаджи-Мурат с своимилюдьми шумел, въезжая в кусты, соловьи замолкли. Но когда затихли люди, ониопять защелкали, перекликаясь. Хаджи-Мурат, прислушиваясь к звукам ночи,невольно слушал их.

И их свист напомнил ему ту песню о Гамзате, которую он слушал нынченочью, когда выходил за водой. Он всякую минуту теперь мог быть в том жеположении, в котором был Гамзат. Ему подумалось, что это так и будет, и емувдруг стало серьезно на душе. Он разостлал бурку и совершил намаз. И едватолько окончил его, как послышались приближающиеся к кустам звуки. Это былизвуки большого количества лошадиных ног, шлепавших по трясине. БыстроглазыйХан-Магома, выбежав на один край кустов, высмотрел в темноте черные тениконных и пеших, приближавшихся к кустам. Ханефи увидал такую же толпу сдругой стороны. Это был Карганов, уездный воинский начальник, с своимимилиционерами.

"Что ж, будем биться, как Гамзат", - подумал Хаджи-Мурат.

После того как дана была тревога, Карганов с сотней милиционеров иказаков бросился в догоню Хаджи-Мурата, но нигде не нашел ни его, ни следовего. Карганов уже возвращался безнадежно домой, когда перед вечером емувстретился старик татарин. Карганов спросил у старика, не видал ли оншестерых конных? Старик отвечал, что видел. Он видел, как шесть конныхкружились по рисовому полю и въехали в кусты, в которых он собирал дрова

Карганов, захватив с собой старика, вернулся назад и, по виду стреноженныхлошадей уверившись, что Хаджи-Мурат был тут, ночью уже окружил кусты и сталдожидаться утра, чтобы взять Хаджи-Мурата живого или мертвого.

Поняв, что он окружен, Хаджи-Мурат высмотрел в середине кустов старуюканаву и решил засесть в ней и отбиваться, пока будут заряды и силы. Онсказал это своим товарищам и велел им делать завал на канаве. И нукерытотчас же взялись рубить ветки, кинжалами копать землю, делать насыпь

Хаджи-Мурат работал вместе с ними.

Как только стало светать, как к кустам близко подъехал сотенныйкомандир милиции и закричал:

- Эй! Хаджи-Мурат! Сдавайся! Нас много, а вас мало.

В ответ на это из канавы показался дымок, щелкнула винтовка, и пуляпопала в лошадь милиционера, которая шарахнулась под ним и стала падать

Вслед за этим затрещали винтовки милиционеров, стоявших на опушке кустов, ипули их, свистя и жужжа, обивали листья и сучья и попадали в завал, но непопадали в людей, сидевших за завалом. Только одна отбившаяся лошадь Гамзалыбыла подбита ими. Лошадь была ранена в голову. Она не упала, но, разорвавтреногу, треща по кустам, бросилась к другим лошадям и, прижавшись к ним,поливала кровью молодую траву. Хаджи-Мурат и его люди стреляли только тогда,когда кто-либо из милиционеров выдавался вперед, и редко миновали цели. Тричеловека из милиционеров были ранены, и милиционеры не только не решалисьброситься на Хаджи-Мурата и его людей, но все более и более отдалялись отних и стреляли только издалека, наобум.

Так продолжалось более часа. Солнце взошло в полдерева, и Хаджи-Муратуже думал сесть на лошадей и попытаться пробиться к реке, когда послышалиськрики вновь прибывшей большой партии. Это был Гаджи-Ага мехтулинский ссвоими людьми. Их было человек двести. Гаджи-Ага был когда-то кунакХаджи-Мурата и жил с ним в горах, но потом перешел к русским. С ним же былАхмет-Хан, сын врага Хаджи-Мурата. Гаджи-Ага, так же как Карганов, начал стого, что закричал Хаджи-Мурату, чтобы он сдавался, но, так же как и впервый раз, Хаджи-Мурат ответил выстрелом.

- В шашки, ребята! - крикнул Гаджи-Ага, выхватив свою, и послышалисьсотни голосов людей, с визгом бросившихся в кусты.

Милиционеры вбежали в кусты, но из-за завала затрещало один за другимнесколько выстрелов. Человека три упало, и нападавшие остановились, и наопушке кустов тоже стали стрелять. Они стреляли и вместе с тем понемногуприближались к завалу, перебегая от куста к кусту. Некоторые успевалиперебегать, некоторые же попадали под пули Хаджи-Мурата и его людей

Хаджи-Мурат бил без промаха, точно так же редко выпускал выстрел даромГамзало и всякий раз радостно визжал, когда видел, что пули его попадали

Курбан сидел с краю канавы и пел "Ля илляха иль алла" и не торопясь стрелял,но попадал редко. Элдар же дрожал всем телом от нетерпения броситься скинжалом на врагов и стрелял часто и как попало, беспрестанно оглядываясь наХаджи-Мурата и высовываясь из-за завала. Волосатый Ханефи, с засученнымирукавами, и тут исполнял должность слуги. Он заряжал ружья, которыепередавали ему Хаджи-Мурат и Курбан, старательно загоняя железным шомполомобернутые в намасленные хлюсты пульки и подсыпая из натруски сухого порохана полки. Хан-Магома же не сидел, как другие, в канаве, а перебегал изканавы к лошадям, загоняя их в более безопасное место, и не переставаявизжал и стрелял с руки без подсошек. Его первого ранили. Пуля попала ему вшею, и он сел назад, плюя кровью и ругаясь. Потом ранен был Хаджи-Мурат

Пуля пробила ему плечо. Хаджи-Мурат вырвал из бешмета вату, заткнул себерану и продолжал стрелять.

- Бросимся в шашки, - в третий раз говорил Элдар.

Он высунулся из-за завала, готовый броситься на врагов, но в ту жеминуту пуля ударила в него, и он зашатался и упал навзничь, на ногуХаджи-Мурату. Хаджи-Мурат взглянул на него. Бараньи прекрасные глазапристально и серьезно смотрели на Хаджи-Му0ата. Рот с выдающеюся, как удетей, верхней губой дергался, не раскрываясь. Хаджи-Мурат выпростал из-поднего ногу и продолжал целиться. Ханефи нагнулся над убитым Элдаром и сталбыстро выбирать нерасстрелянные заряды из его черкески. Курбан между тем всепел, медленно заряжая и целясь.

Враги, перебегая от куста к кусту с гиканьем и визгом, придвигались всеближе и ближе. Еще пуля попала Хаджи-Мурату в левый бок. Он лег в канаву иопять, вырвав из бешмета кусок ваты, заткнул рану. Рана в бок быласмертельна, и он чувствовал, что умирает. Воспоминания и образы снеобыкновенной быстротой сменялись в его воображении одно другим. То онвидел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая рукоюотрубленную, висящую щеку, с кинжалом в руке бросился на врага; то виделслабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал егомягкий голос; то видел сына Юсу-фа, то жену Софиат, то бледное, с рыжейбородой и прищуренными глазами, лицо врага своего Шамиля.

И все эти воспоминания пробегали в его воображении, не вызывая в немникакого чувства: ни жалости, ни злобы, ни какого-либо желания. Все этоказалось так ничтожно в сравнении с тем, что начиналось и уже началось длянего. А между тем его сильное тело продолжало делать начатое. Он собралпоследние силы, поднялся из-за завала и выстрелил из пистолета вподбегавшего человека и попал в него. Человек упал. Потом он совсем вылез изямы и с кинжалом пошел прямо, тяжело хромая, навстречу врагам." Раздалосьнесколько выстрелов, он зашатался и упал. Несколько человек милиционеров сторжествующим визгом бросились к упавшему телу. Но то, что казалось иммертвым телом, вдруг зашевелилось. Сначала поднялась окровавленная, безпапахи, бритая голова, потом поднялось туловище, и, ухватившись за дерево,он поднялся весь. Он так казался страшен, что подбегавшие остановились. Новдруг он дрогнул, отшатнулся от дерева и со всего роста, как подкошенныйрепей, упал на лицо и уже не двигался.

Он не двигался, но еще чувствовал. Когда первый подбежавший к немуГаджи-Ага ударил его большим кинжалом по голове, ему казалось, что егомолотком бьют по голове, и он не мог понять, кто это делает и зачем. Этобыло последнее его сознание связи с своим телом. Больше он уже ничего нечувствовал, и враги топтали и резали то, что не имело уже ничего общего сним. Гаджи-Ага, наступив ногой на спину тела, с двух ударов отсек голову иосторожно, чтобы не запачкать в кровь чувяки, откатил ее ногою. Алая кровьхлынула из артерий шеи и черная из головы и залила траву.

И Карганов, и Гаджи-Ага, и Ахмет-Хан, и все милиционеры, как охотникнад убитым зверем, собрались над телами Хаджи-Мурата и его людей (Ханефи,Кур-бана и Гамзалу связали) и, в пороховом дыму стоявшие в кустах, веселоразговаривая, торжествовали свою победу.

Соловьи, смолкнувшие во время стрельбы, опять защелкали, сперва одинблизко и потом другие на дальнем конце.

Вот эту-то смерть и напомнил мне раздавленный репей среди вспаханногополя