Школьная библиотека

Наблюдения мои в девичьей давно уже прекратились, мнесовестно прятаться за двери, да притом и убеждение в любвиМаши к Василью, признаюсь, несколько охладило меня

Окончательно же исцеляет меня от этой несчастной страстиженитьба Василья, для которой я сам, по просьбе его,испрашиваю у папа позволения.

Когда молодые, с конфетами на подносе, приходят к папаблагодарить его, и Маша, в чепчике с голубыми лентами, тоже зачто-то благодарит всех нас, целуя каждого в плечико, ячувствую только запах розовой помады от ее волос, но нималейшего волнения.

Вообще, я начинаю понемногу исцеляться от моих отроческихнедостатков, исключая, впрочем, главного, которому сужденонаделать мне еще много вреда в жизни, - склонности кумствованию

Глава XXV. ПРИЯТЕЛИ ВОЛОДИ

Хотя в обществе знакомых Володи я играл роль, оскорблявшуюмое самолюбие, я любил сидеть в его комнате, когда у негобывали гости, и молча наблюдать все, что там делалось. Чащедругих приходили к Володе адъютант Дубков и студент князьНехлюдов-Дубков был маленький жилистый брюнет, уже не первоймолодости и немного коротконожка, но недурен собой и всегдавесел. Он был один из тех ограниченных людей, которые особенноприятны именно своей ограниченностью, которые не в состояниивидеть предметы с различных сторон и которые вечно увлекаются

Суждения этих людей бывают односторонни и ошибочны, но всегдачистосердечны и увлекательны. Даже узкий эгоизм их кажетсяпочему-то простительным и милым. Кроме того, для Володи и меняДубков имел двоякую прелесть - воинственной наружности и,главное, возраста, с которым молодые люди почему-то имеютпривычку смешивать понятие порядочности (comme il faut), оченьвысоко ценимую в эти года. Впрочем, Дубков и в самом деле былтем, что называют "un homme comme il faut"*). Одно, что быломне неприят но, - это то, что Володя как будто стыдился иногдаперед ним за мои самые невинные поступки, а всего более за моюмолодость.

-------------

*) благовоспитанный человек (фр.)

Нехлюдов был нехорош собой: маленькие серые глаза,невысокий крутой лоб, непропорциональная длина рук и ног немогли быть названы красивыми чертами. Хорошего было в немтолько - необыкновенно высокий рост, нежный цвет лица ипрекрасные зубы. Но лицо это получало такой оригинальный иэнергический характер от узких, блестящих глаз ипеременчивого, то строгого, то детски-неопределенноговыражения улыбки, что нельзя было не заметить его

Он, казалось, был очень стыдлив, потому что каждая малостьзаставляла его краснеть до самых ушей; но застенчивость его непоходила на мою. Чем больше он краснел, тем больше лицо еговыражало решимость. Как будто он сердился на самого себя засвою слабость.

Несмотря на то, что он казался очень дружным с Дубковым иВолодей, заметно было, что только случай соединил его с ними

Направления их были совершенно различны: Володя и Дубков какбудто боялись всего, что было похоже на серьезные рассужденияи чувствительность; Нехлюдов, напротив, был энтузиаст в высшейстепени и часто, несмотря на насмешки, пускался в рассужденияо философских вопросах и о чувствах. Володя и Дубков любилиговорить о предметах своей любви (и бывали влюблены вдруг внескольких и о1а в одних и тех же); Нехлюдов, напротив, всегдасерьезно сердился, когда ему намекали на его любовь к какой-торыженькой.

Володя и Дубков часто позволяли себе, любя, подтруниватьнад своими родными; Нехлюдова, напротив, можно было вывести изсебя, с невыгодной стороны намекнув на его тетку, к которой ончувствовал какое-то восторженное обожание. Володя и Дубковпосле ужина ездили куда-то без Нехлюдова и называли егокрасной девушкой...

Князь Нехлюдов поразил меня с первого раза как своимразговором, так и наружностью. Но несмотря На то, что в егонаправлении я находил много общего с своим - или, может быть,именно поэтому, - чувство, которое он внушил мне, когда я впервый раз увидал его, было далеко не приязненное.

Мне не нравились его быстрый взгляд, твердый голос, гордыйвид, но более всего совершенное равнодушие, которое он мнеоказывал. Часто во время разговора мне ужасно хотелосьпротиворечить ему; в наказание за его гордость хотелосьпереспорить его, доказать ему, что я умен, несмотря на то, чтоон не хочет обращать на меня никакого внимания. Стыдливостьудерживала меня

Глава XXVI. РАССУЖДЕНИЯ

Володя лежал с ногами на диване и, облокотившись на руку,читал какой-то французский роман, когда я, после вечернихклассов, по своему обыкновению, вошел к нему в комнату. Он насекунду приподнял голову, чтобы взглянуть на меня, и сновапринялся за чтение - движение самое простое и естественное, нокоторое заставило меня покраснеть. Мне показалось, что вовзгляде его выражался вопрос, зачем я пришел сюда, а в быстромнаклонении головы желание скрыть от меня значение взгляда. Этасклонность придавать значение самому простому движениюсоставляла во мне характеристическую черту того возраста. Яподошел к столу и тоже взял книгу; но, прежде чем начал читатьее, мне пришло в голову, что как-то смешно, что мы, невидавшись целый день, ничего не говорим друг другу.

- Что, ты дома будешь нынче вечером?

- Не знаю, а что?

- Так, - сказал я и, замечая, что разговор не клеится, взялкнигу и начал читать.

Странно, что с глазу на глаз мы по целым часам проводилимолча с Володей, но достаточно было только присутствия дажемолчаливого третьего лица, чтобы между нами завязывались самыеинтересные и разнообразные разговоры. Мы чувствовали, чтослишком хорошо знаем друг друга. А слишком много или слишкоммало знать друг друга одинаково мешает сближению.

- Володя дома? - послышался в передней голос Дубкова.

- Дома, - сказал Володя, спуская ноги и кладя книгу настол. Дубков и Нехлюдов, в шинелях и шляпах, вошли в комнату.

- Что ж, едем в театр, Володя?

- Нет, мне некогда, - отвечал Володя, краснея.

- Ну, вот еще! поедем, пожалуйста.

- Да у меня и билета нет.

- Билетов сколько хочешь у входа.

- Погоди, я сейчас приду, - уклончиво отвечал Володя и,подергивая плечом, вышел из комнаты.

Я знал, что Володе очень хотелось ехать в театр, куда егозвал Дубков; что он отказывался потому только, что у него небыло денег, и что он вышел затем, чтобы у дворецкого достатьвзаймы пять рублей до будущего жалованья.

- Здравствуйте, дипломат! - сказал Дубков, подавая мнеруку.

Приятели Володи называли меня дипломатом, потому что раз,после обеда у покойницы бабушки, она как-то при них,разговорившись о нашей будущности, сказала, что Володя будетвоенный, а что меня она надеется видеть дипломатом, в черномфраке и с прической a la coq, составлявшей, по ее мнению,необходимое условие дипломатического звания.

- Куда это ушел Володя? - спросил меня Нехлюдов.

- Не знаю, - отвечал я, краснея при мысли, что они, верно,догадываются, зачем вышел Володя.

- Верно, у него денег нет! правда? О! дипломат! - прибавилон утвердительно, объясняя мою улыбку. - У меня тоже нетденег, а у тебя есть, Дубков?

- Посмотрим, - сказал Дубков, доставая кошелек и ощупывая внем весьма тщательно несколько мелких монет своимикоротенькими пальцами. - Вот пятацок, вот двугривеницик, а тоффффю! - сказал он, делая комический жест рукою.

В это время Володя вошел в комнату.

- Ну что, едем?

- Нет.

- Как ты смешон! - сказал Нехлюдов, - отчего ты не скажешь,что у тебя нет денег. Возьми мой билет, коли хочешь.

- А ты как же?

- Он поедет к кузинам в ложу, - сказал Дубков.

- Нет, я совсем не поеду.

- Отчего?