Книга "Рудин". Страница 14
возвратились в дом Дарьи Михайловны
------------
Перед обедом опять составился салон. Пигасов, однако, не приехал. Рудин не был в ударе; он все заставлял Пандалевского играть из Бетховена
Волынцев молчал и поглядывал на пол. Наталья не отходила от матери и тозадумывалась, то принималась за работу. Басистов не спускал глаз с Рудина, все выжидая, не скажет ли он чего-нибудь умного? Так прошло часа тридовольно однообразно. Александра Павловна не приехала к обеду - и Волынцев, как только встали из-за стола, тотчас велел заложить свою коляску иускользнул, не простясь ни с кем
Ему было тяжело. Он давно любил Наталью и все собирался сделать ейпредложение... Она к нему благоволила - но сердце ее оставалось спокойным: он это ясно видел. Он и не надеялся внушить ей чувство более нежноеи ждал только мгновенья, когда она совершенно привыкнет к нему, сблизится с ним. Что же могло взволновать его? какую перемену заметил он в этидва дня? Наталья обращалась с ним точно так же, как и прежде..
Запала ли ему в душу мысль, что он, быть может, вовсе не знает нраваНатальи, что она ему еще более чужда, чем он думал, ревность ли проснулась в нем, смутно ли почуял он что-то недоброе... но только он страдал,как ни уговаривал самого себя
Когда он вошел к своей сестре, у ней сидел Лежнев
- Что это ты так рано вернулся? - спросила Александра Павловна
- Так! соскучилось
- Рудин там?
- Там
Волынцев бросил фуражку и сел
Александра Павловна с живостью обратилась к нему
- Пожалуйста, Сережа, помоги мне убедить этого упрямого человека (онауказала на Лежнева) в том, что Рудин необыкновенно умен и красноречив
Волынцев промычал что-то
- Да я нисколько с вами не спорю, - начал Лежнев, - я не сомневаюсь вуме и красноречии господина Рудина; я говорю только, что он мне не нравится
- А ты его разве видел? - спросил Волынцев
- Видел сегодня поутру, у Дарьи Михайловны. Ведь он у ней теперь великим визирем. Придет время, она и с ним расстанется, - она с одним Пандалевским никогда не расстанется, - но теперь он царит. Видел его, какже! Он сидит - а она меня ему показывает: глядите, мол, батюшка, какие унас водятся чудаки. Я не заводская лошадь - к выводке не привык. Я взялда уехал
- Да зачем ты был у ней?
- По размежеванию; да это вздор: ей просто хотелось посмотреть на моюфизиономию. Барыня - известно!
- Вас оскорбляет его превосходство - вот что! - заговорила с жаромАлександра Павловна, - вот что вы ему простить не можете. А я уверена,что, кроме ума, у него и сердце должно быть отличное. Вы взгляните наего глаза, когда он..
- "О честности высокой говорит..." - подхватил Лежнев
- Вы меня рассердите, и я заплачу. Я от души сожалею, что не поехалак Дарье Михайловне и осталась с вами. Вы этого не стоите. Полноте дразнить меня, - прибавила она жалобным голосом. - Вы лучше расскажите мнеоб его молодости
- О молодости Рудина?
- Ну да. Ведь вы мне сказали, что хорошо его знаете и давно с нимзнакомы
Лежнев встал и прошелся по комнате
- Да, - начал он, - я его хорошо знаю. Вы хотите, чтобы я рассказалвам его молодость? Извольте. Родился он в Т...ве от бедных помещиков
Отец его скоро умер. Он остался один у матери. Она была женщина добрейшая и души в нем не чаяла: толокном одним питалась и все какие были уней денежки употребляла на него. Получил он свое воспитание в Москве,сперва на счет какого-то дяди, а потом, когда он подрос и оперился, насчет одного богатого князька, с которым снюхался... ну, извините, не буду... с которым сдружился. Потом он поступил в университет. В университете я узнал его и сошелся с ним очень тесно. О нашем тогдашнемжитье-бытье я поговорю с вами когда-нибудь после. Теперь не могу. Потомон уехал за границу..
Лежнев продолжал расхаживать по комнате; Александра Павловна следилаза ним взором
- Из-за границы, - продолжал он, - Рудин писал к своей матери чрезвычайно редко и посетил ее всего один раз, дней на десять... Старушка искончалась без него, на чужих руках, но до самой смерти не спускала глазс его портрета. Я к ней езжал, когда проживал в Т...ве. Добрая была женщина и прегостеприимная, вишневым вареньем, бывало, все меня потчевала
Она любила своего Митю без памяти. Господа печоринской школы скажут вам,что мы всегда любим тех, которые сами мало способны любить; а мне таккажется, что все матери любят своих дет5й, особенно отсутствующих. Потомя встретился с Рудиным за границей. Там к нему одна барыня привязаласьиз наших русских, синий чулок какой-то, уже немолодой и некрасивый, каконо и следует синему чулку. Он довольно долго с ней возился и, наконец,ее бросил... или нет, бишь, виноват: она его бросила. И я тогда его бросил. Вот и все
Лежнев умолк, провел рукою по лбу и, словно усталый, опустился накресло
- А знаете ли что, Михайло Михайлыч, - начала Александра Павловна, вы, я вижу, злой человек; право, вы не лучше Пигасова. Я уверена, чтовсе, что вы сказали, правда, что вы ничего не присочинили, и между тем вкаком неприязненном свете вы все это представили! Эта бедная старушка,ее преданность, ее одинокая смерть, эта барыня... К чему это все?.. Знаете ли, что можно жизнь самого лучшего человека изобразить в таких красках - и ничего не прибавляя, заметьте, - что всякий ужаснется! Ведь этотоже своего рода клевета!
Лежнев встал и опять прошелся по комнате
- Я вовсе не желал заставить вас ужаснуться, Александра Павловна, проговорил он наконец. - Я не клеветник. А впрочем, - прибавил он, подумав немного, - действительно, в том, что вы сказали, есть доля правды. Яне клеветал на Рудина; но - кто знает! - может быть, он с тех пор успелизмениться - может быть, я несправедлив к нему
- А! вот видите... Так обещайте же мне, что вы возобновите с ним знакомство, узнаете его хорошенько и тогда уже выскажете мне свое окончательное мнение о нем
- Извольте... Но что же ты молчишь, Сергей Павлыч?
Волынцев вздрогнул и поднял голову, как будто его разбудили
- Что мне говорить? Я его не знаю. Притом у меня сегодня голова болит
- Ты, точно, что-то бледен сегодня, - заметила Александра Павловна, здоров ли ты?
- У меня голова болит, - повторил Волынцев и вышел вон
Александра Павловна и Лежнев посмотрели ему вслед и обменялись взглядом, но ничего не сказали друг другу. Ни для него, ни для нее не былотайной, что происходило в сердце Волынцева
