Книга "Рудин". Страница 21
Героем вечера был Пигасов. Рудин уступил ему поле сражения. Он оченьсмешил Дарью Михайловну; сперва он рассказывал об одном своем соседе,который, состоя лет тридцать под башмаком жены, до того обабился, что,переходя однажды, в присутствии Пигасова, мелкую лужицу, занес назад руку и отвел вбок фалды сюртука, как женщины это делают со своими юбками
Потом он обратился к другому помещику, который сначала был масоном, потом меланхоликом, потом желал быть банкиром
- Как же это вы были масоном, Филипп Степаныч? - спросил его Пигасов
- Известно как: я носил длинный ноготь на пятом пальце
Но больше всего смеялась Дарья Михайловна, когда Пигасов пустилсярассуждать о любви и уверять, что и о нем вздыхали, что одна пылкая немка называла его даже "аппетитным Африканчиком и хрипунчиком". Дарья Михайловна смеялась, а Пигасов не лгал: он действительно имел право хвастаться своими победами. Он утверждал, что ничего не может быть легче,как влюбить в себя какую угодно женщину, стоит только повторять ей десять дней сряду, что у ней в устах рай, а в очах блаженство и что остальные женщины перед ней простые тряпки, и на одиннадцатый день она сама скажет, что у ней в устах рай и в очах блаженство, и полюбит вас. Всена свете бывает. Почему знать? может быть, Пигасов и прав
В половине десятого Рудин уже был в беседке. В далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело - там инебосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозьчерную сетку плакучей березы. Другие деревья либо стояли угрюмыми великанами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошныемрачные громады. Ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней иакаций как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом воздухе. Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем освещенные длинные окна. Кроток и тих был вечер; но сдержанный, страстныйвздох чудился в этой тишине
Рудин стоял, скрестив руки на груди, и слушал с напряженным вниманием. Сердце в нем билось сильно, и он невольно удерживал дыхание. Наконецему послышались легкие, торопливые шаги, и в беседку вошла Наталья
Рудин бросился к ней, взял ее за руки. Они были холодны, как лед
- Наталья Алексеевна!- заговорил он трепетным шепотом, - я хотел васвидеть... я не мог дождаться завтрашнего дня. Я должен вам сказать, чегоя не подозревал, чего я не сознавал даже сегодня утром: я люблю вас
Руки Натальи слабо дрогнули в его руках
- Я люблю вас, - повторил он, - и как я мог так долго обманываться,как я давно не догадался, что люблю вас!.. А вы?.. Наталья Алексеевна,скажите, вы?.
Наталья едва переводила дух
- Вы видите, я пришла сюда, - проговорила она наконец
- Нет, скажите, вы любите меня?
- Мне кажется... да... - прошептала она
Рудин еще крепче стиснул ее руки и хотел было привлечь ее к себе..
Наталья быстро оглянулась
- Пустите меня, мне страшно - мне кажется, кто-то нас подслушивает..
Ради бога, будьте осторожны. Волынцев догадывается
- Бог с ним! Вы видели, я и не отвечал ему сегодня... Ах, НатальяАлексеевна, как я счастлив! Теперь уже ничто нас не разъединит!
Наталья взглянула ему в глаза
- Пустите меня, - прошептала она, - мн5 пора
- Одно мгновенье, - начал Рудин..
- Нет, пустите, пустите меня..
- Вы как будто меня боитесь?
- Нет; но мне пора..
- Так повторите по крайней мере еще раз..
- Вы говорите, вы счастливы? - спросила Наталья
- Я? Нет человека в мире счастливее меня! Неужели вы сомневаетесь?
Наталья приподняла голову. Прекрасно было ее бледное лицо, благородное, молодое и взволнованное - в таинственной тени беседки, при слабомсвете, падавшем с ночного неба
- Знайте же, - сказала она, - я буду ваша
- О, боже!- воскликнул Рудин
Но Наталья уклонилась и ушла. Рудин постоял немного, потом вышел медленно из беседки. Луна ясно осветила его лицо; на губах его блуждалаулыбка
- Я счастлив, - произнес он вполголоса. - Да, я счастлив, - повторилон, как бы желая убедить самого себя
Он выпрямил свой стан, встряхнул кудрями и пошел проворно в сад, весело размахивая руками
А между тем в сиреневой беседке тихонько раздвинулись кусты и показался Пандалевский. Он осторожно оглянулся, покачал головой, сжал губы,произнес значительно: "Вот как-с. Это надобно будет довести до сведенияДарьи Михайловны", - и скрылся
VIII
Возвратясь домой, Волынцев был так уныл и мрачен, так неохотно отвечал своей сестре и так скоро заперся к себе в кабинет, что она решиласьпослать гонца за Лежневым. Она прибегала к нему во всех затруднительныхслучаях. Лежнев велел ей сказать, что приедет на следующий день
Волынцев и к утру не повеселел. Он хотел было после чаю отправитьсяна работы, но остался, лег на диван и принялся читать книгу, что с нимслучалось не часто. Волынцев к литературе влечения не чувствовал, а стихов просто боялся. "Это непонятно, как стихи", - говаривал он и, в подтверждение слов своих, приводил следующие строки поэта Айбулата:
И до конца печальных дней
Ни гордый опыт, ни рассудок
Не изомнут рукой своей
Кровавых жизни незабудок
Александра Павловна тревожно посматривала на своего брата, но не беспокоила его вопросами. Экипаж подъехал к крыльцу. "Ну, - подумала она, слава богу, Лежнев.." Слуга вошел и доложил о приезде Рудина
Волынцев бросил книгу на пол и поднял голову
- Кто приехал? - спросил он
- Рудин, Дмитрий Николаич, - повторил слуга
Волынцев встал
- Проси, - промолвил он, - а ты, сестра, - прибавил он, обратясь кАлександре Павловне, - оставь нас
- Да почему же? - начала она
- Я знаю, - перебил он с запальчивостью, - я прошу тебя
Вошел Рудин. Волынцев холодно поклонился ему, стоя посреди комнаты, ине протянул ему руки
- Вы меня не ждали, признайтесь, - начал Рудин и поставил шляпу на