Книга "Рудин". Страница 29
слезы. Отрадны и целебны они, когда, долго накипев в груди, потекут они,наконец, - сперва с усилием, потом все легче, все слаще; немое томлениетоски разрешается ими... Но есть слезы холодные, скупо льющиеся слезы:их по капле выдавливает из сердца тяжелым и недвижным бременем налегшеена него горе; они безотрадны и не приносят облегчения. Нужда плачет такими слезами, и тот еще не был несчастлив, кто не проливал их. Натальяузнала их в этот день
Прошло часа два. Наталья собралась с духом, встала, отерла глаза,засветила свечку, сожгла на ее пламени письмо Рудина до конца и пепелвыкинула за окно. Потом она раскрыла наудачу Пушкина и прочла первые попавшиеся ей строки (она часто загадывала так по нем). Вот что ей вышло:
Кто чувствовал, того тревожит
Призра'к невозвратимых дней...
Тому уж нет очарований,
Того змея воспоминаний,
Того раскаянье грызет..
Она постояла, посмотрела с холодной улыбкой на себя в зеркало и, сделав небольшое движение головою сверху вниз, сошла в гостиную
Дарья Михайловна, как только ее увидела, повела ее в кабинет, посадила подле себя, ласково потрепала по щеке, а между тем внимательно, почтис любопытством, заглядывала ей в глаза. Дарья Михайловна чувствовалатайное недоумение: в первый раз ей пришло в голову, что она дочь свою всущности не знает. Услышав от Пандалевского об ее свидании с Рудиным,она не столько рассердилась, сколько удивилась тому, как могла благоразумная Наталья решиться на такой поступок. Но когда она ее призвала ксебе и принялась бранить ее - вовсе не так, как бы следовало ожидать отевропейской женщины, а довольно крикливо и неизящно, - твердые ответыНатальи, решимость ее взоров и движений смутили, даже испугали Дарью Михайловну
Внезапный, тоже не совсем понятный отъезд Рудина снял большую тяжестьс ее сердца; но она ожидала слез, истерических припадков... Наружноеспокойствие Натальи опять ее сбило с толку
- Ну, что, дитя, - начала Дарья Михайловна, - как ты сегодня?
Наталья посмотрела на мать свою
- Ведь он уехал... твой предмет. Ты не знаешь, отчего он так скорособрался?
- Маменька! - заговорила Наталья тихим голосом, - даю вам слово, чтоесли вы сами не будете упоминать о нем, от меня вы никогда ничего не услышите
- Стало быть, ты сознаешься, что была виновата передо мною?
Наталья опустила голову и повторила:
- Вы от меня никогда ничего не услышите
- Ну, смотри же! - возразила с улыбкой Дарья Михайловна. - Я тебе верю. А третьего дня, помнишь ли ты, как... Ну, не буду. Кончено, решено ипохоронено. Не правда ли? Вот я опять тебя узнаю; а то я совсем было втупик пришла. Ну, поцелуй же меня, моя умница!.
Наталья поднесла руку Дарьи Михайловны к своим губам, а Дарья Михайловна поцеловала ее в наклоненную голову
- Слушайся всегда моих советов, не забывай, что ты Ласунская и моядочь, - прибавила она, - и ты будешь счастлива. А теперь ступай
Наталья вышла молча. Дарья Михайловна поглядела ей вслед и подумала:"Она в меня - тоже будет увлекаться: mais elle aura moins d'abandon".28И Дарья Михайловна погрузилась в воспоминания о прошедшем ... о давнопрошедшем... ---
28 но она будет менее опрометчива (франц.)
Потом она велела кликнуть m-lle Boncourt и долго сидела с ней, запершись вдвоем. Отпустив ее, она позвала Пандалевского. Ей непременно хотелось узнать настоящую причину отъезда Рудина... но Пандалевский ее успокоил совершенно. Это было по его части
------------
На другой день Волынцев с сестрою приехал к обеду. Дарья Михайловнабыла всегда очень любезна с ним, а на этот раз она особенно ласково сним обращалась. Наталье было невыносимо тяжело; но Волынцев так был почтителен, так робко с ней заговаривал, что она в душе не могла не поблагодарить его
День прошел тихо, довольно скучно, но все, разъезжаясь, почувствовали, что попали в прежнюю колею; а это много значит, очень много
Да, все попали в прежнюю колею... все, кроме Натальи. Оставшись, наконец, одна, она с трудом дотащилась до своей кровати и, усталая, разбитая, упала лицом на подушки. Ей так горько, и противно, и пошло казалосьжить, так стыдно ей стало самой себя, своей любви, своей печали, что вэто мгновение она бы, вероятно, согласилась умереть... Много еще предстояло ей тяжелых дней, ночей бессонных, томительных волнений; но она была молода - жизнь только что начиналась для нее, а жизнь рано или поздносвое возьмет. Какой бы удар ни поразил человека, он в тот же день, многона другой - извините за грубость выражения - поест, и вот вам уже первоеутешение..
Наталья страдала мучительно, она страдала впервые... Но первые страдания, как первая любовь, не повторяются - и слава богу!
ХII
Минуло около двух лет. Настали первые дни мая. На балконе своего домасидела Александра Павловна, но уже не Липина, а Лежнева; она более годакак вышла замуж за Михайла Михайлыча. Она по-прежнему была мила, толькопополнела в последнее время. Перед балконом, от которого в сад вели ступени, расхаживала кормилица с краснощеким ребенком на руках, в белой шинельке и с белым помпоном на шляпе. Александра Павловна то и дело взглядывала на него. Ребенок не пищал, с важностью сосал свой палец и спокойно посматривал кругом. Достойный сын Михайла Михайлыча уже сказывался внем
Возле Александры Павловны сидел на балконе старый наш знакомец, Пигасов. Он заметно поседел с тех пор, как мы расстались с ним, сгорбился,похудел и шипел, когда говорил: один передний зуб у него вывалился; шипение придавало еще более ядовитости его речам... Озлобление не уменьшалось в нем с годами, но остроты его притуплялись, и он чаще прежнегоповторялся. Михайла Михайлыча не было дома; его ждали к чаю. Солнце ужесело. Там, где оно закатилось, полоса бледно-золотого, лимонного цвелатянулась вдоль небосклона; на противоположной стороне их было две: одна,пониже, голубая, другая, выше, красно-лиловая. Легкие тучки таяли в вышине. Все обещало постоянную погоду
Вдруг Пигасов засмеялся
- Чему вы, Африкан Семеныч? - спросила Александра Павловна
- Да так... Вчера, слышу я, один мужик говорит жене - а она, этак,разболталась: "Не скрыпи!.." Очень это мне понравилось. Не скрыпи! Да ив самом деле, о чем может рассуждать женщина? Я, вы знаете, никогда неговорю о присутствующих. Наши старики умнее нас были. У них в сказкахкрасавица сидит под окном, во лбу звезда, а сама ни гугу. Вот это какследует. А то, посудите сами: третьего дня наша предводительша как изпистолета мне в лоб выстрелила; говорит мне, что ей не нравится моя тенденция! Тенденция! Ну, не лучше ли было и для нее и для всех, если б каким-нибудь благодетельным распоряжением природы она лишилась вдруг употребления языка?
- А вы все такой же, Африкан Семеныч: все нападаете на нас, бедных..
Знаете ли, ведь это в своем роде несчастье, право. Я о вас сожалею
- Несчастье? Что вы это изволите говорить! Во-первых, по-моему, насвете только три несчастья и есть: жить зимой в холодной квартире, летомносить узкие сапоги да ночевать в комнате, где пищит ребенок, которогонельзя посыпать персидским порошком; а во-вторых, помилуйте, я самыйсмирный стал теперь человек. Хоть прописи с меня пиши! Вот как янравственно веду себя
