Школьная библиотека

отчаянных случаях. Или пан, или пропал. Хуже не будет, а, бывает,случались чудеса. На открытой веранде, в виду снеговых вершин, кладетКли таких безнадежных, делает им какие-то впрыскивания саркоматина,заставляет дышать кислородом, и, случалось, Кли на год удавалосьоттянуть смерть.

Через пятьдесят минут провезли Герасима Николаевича мимотеатра по его желанию, и Демьян Кузьмич рассказывал потом, что видел,как тот поднял руку и благословил театр, а потом машина ушла наБелорусско-Балтийский вокзал.

Тут лето наскочило, и пронесся слух, что Герасим Николаевичскончался. Ну, посудачили, посочувствовали... Однако лето... Актерыуж были на отлете, у них поездка начиналась... Так что уж оченьбольшой скорби как-то не было... Ждали, что вот привезут телоГерасима Николаевича... Актеры тем временем разъехались, сезонкончился. А надо вам сказать, что нашПлисов...

- Это тот симпатичный с усами? - спросил я. - Который вгалерее?

- Именно он, - подтвердил Бомбардов и продолжал: - Так вот онполучил командировку в Париж для изучения театральной машинерии

Немедленно, натурально, получил документы и отчалил. Плисов, надо вамсказать, работяга потрясающий и в свой поворотный круг буквальновлюблен. Завидовали ему чрезвычайно. Каждому лестно в Парижсъездить... "Вот счастливец!" - все говорили. Счастливец он илинесчастливец, но взял документики и покатил в Париж, как раз в товремя, как пришло известие о кончине Герасима Николаевича. Плисовличность особенная и ухитрился, пробыв в Париже, не увидеть дажеЭйфелевой башни. Энтузиаст. Все время просидел в трюмах под сценами,все изучил, что надобно, купил фонари, все честно исполнил. Наконецнужно уж ему и уезжать. Тут решил пройтись по Парижу, хоть глянуть-тона него перед возвращением на родину. Ходил, ходил, ездил вавтобусах, объясняясь по преимуществу мычанием, и, наконец,проголодался, как зверь, заехал куда-то, черт его знает куда. "Дай,думает, зайду в ресторанчик, перекушу". Видит - огни. Чувствует, чтогде-то в центре, все, по-видимому, недорого. Входит. Действительно,ресторанчик средней руки. Смотрит - и как стоял, так изастыл.

Видит: за столиком, в смокинге, в петлице бутоньерка, сидитпокойный Герасим Николаевич, и с ним какие-то две француженки, причемпоследние прямо от хохоту давятся. А перед ними на столе в вазе сольдом бутылка шампанского и кой-что изфруктов.

Плисов прямо покачнулся у притолоки. "Не можетбыть! - думает, - мне показалось. Не может Герасим Николаевич бытьздесь и хохотать. Он может быть только в одном месте, наНово-Девичьем!"

Стоит, вытаращив глаза на этого, жутко похожего на покойника,а тот поднимается, причем лицо его выразилосперва какую-то какбы тревогу, Плисову даже показалось, что он как бы недоволен егопоявлением, но потом выяснилось, что Герасим Николаевич простоизумился. И тут же шепнул Герасим Николаевич, а это был именно он,что-то своим француженкам, и те исчезливнезапно.

Очнулся Плисов лишь тогда, когда Герасим Николаевич облобызалего. И тут же все разъяснилось. Плисов только вскрикивал: "Дану!" - слушая Герасима Николаевича. Ну и действительно,чудеса.

Привезли Герасима Николаевича в Альпы эти самые в таком виде,что Кли покачал головой и сказал только: "Гм..." Ну, положилиГерасима Николаевича на я2у веранду. Впрыснули этот препарат

Кислородную подушку. Вначале больному стало хуже, и хуже настолько,что, как потом признались Герасиму Николаевичу, у Кли насчетзавтрашнего дня появились самые неприятные предположения. Ибо сердцесдало. Однако завтрашний день прошел благополучно. Повториливпрыскивание. Послезавтрашний день еще лучше. А дальше - прямо неверится. Герасим Николаевич сел на кушетке, а потом говорит: "Дай-коя пройдусь". Не только у ассистентов, но у самого Кли глаза сталикруглые. Коротко говоря, через день еще Герасим Николаевич ходил поверанде, лицо порозовело, появился аппетит... температура 36,8, пульснормальный, болей нету и следа.

Герасим Николаевич рассказывал, что на него ходили смотретьиз окрестных селений. Врачи приезжали из городов, Кли доклад делал,кричал, что такие случаи бывают раз в тысячу лет. Хотели портретГерасима Николаевича поместить в медицинских журналах, но он наотрезотказался - "не люблю шумихи!".

Кли же тем временем говорит Герасиму Николаевичу, что делатьему больше в Альпах нечего и что он посылает Герасима Николаевича вПариж ждя того, чтобы он там отдохнул от пережитых потрясений. Ну вотГерасим Николаевич и оказался в Париже. А француженки, - объяснилГерасим Николаевич, - это двое молодых местных парижских начинающихврачей, которые собирались о нем писать статью. Вот-с какиедела.

- Да, это поразительно! - заметил я. - Я все-таки не понимаю,как же это он выкрутился!

- В этом-то и есть чудо, - ответил Бомбардов, - оказывается,что под влиянием первого же впрыскивания саркома Герасима Николаевичаначала рассасываться и рассосалась!Я всплеснулруками.

- Скажите! - вскричал я. - Ведь этого никогда небывает!

- Раз в тысячу лет бывает, - отозвался Бомбардов ипродолжал: - Но погодите, это не все. Осенью приехал ГерасимНиколаевич в новом костюме, поправившийся, загоревший - его парижскиеврачи, после Парижа, еще на океан послали. В чайном буфете прямогроздьями наши висели на Герасиме Николаевиче, слушая его рассказыпро океан, Париж, альпийских врачей и прочее такое. Ну, пошел сезонкак обычно, Герасим Николаевич играл, и пристойно играл, и тянулосьтак до марта... А в марте вдруг приходит Герасим Николаевич нарепетицию "Леди Макбет" с палочкой. "Что такое?" - "Ничего, колетпочему-то в пояснице". Ну, колет и колет, и колет

Поколет - перестанет. Однако же не перестает. Дальше - больше..

синим светом - не помогает... Бессонница, спать на спине не может

Начал худеть на глазах. Пантопон. Не помогает! Ну, к дотору, конечно

И вообразите...

Бомбардов сделал умело паузу и такие глаза, что холод прошелу меня по спине.

- И вообразите... доктор посмотрел его, помял, помигал..

Герасим Николаевич говорит ему: "Доктор, не тяните, я не баба, виделвиды... говорите - она?" Она!! - рявкнул хрипло Бомбардов и залпомвыпил стакан. - Саркома возобновилась! Бросилась в правую почку,начала пожирать Герасима Николаевича! Натурально - сенсация

Репетиции к черту, Герасима Николаевича - домой. Ну, на сей раз ужбыло легче. Теперь уж есть надежда. Опять в три дня паспорт, билет, вАльпы, к Кли. Тот встретил Герасима Николаевича, как родного. Еще бы!Рекламу сделала саркома Герасима Николаевича профессору мировую!Опять на веранду, опять впрыскивание - и та же история! Через суткиболь утихла, через двое Герасим Николаевич ходит по веранде, а черезтри просится у Кли - нельзя ли ему в теннис поиграть! Что в лечебницетворится, уму непостижимо. Больные едут к Кли эшелонами! Рядомвторой, как рассказывал Герасим Николаевич, корпус началипристраивать. Кли, на что сдержанный иностранец, расцеловался сГерасимом Николаевичем троекратно и послал его, как и полагается,отдыхать, только на сей раз в Ниццу, потом в Париж, а потом вСицилию.

И опять приехал осенью Герасим Николаевич - мы как развернулись из поездки в Донбасс - свежий, бодрый, здоровый, толькокостюм другой, в прошлую осеньбыл шоколадный, а теперь серый в мелкую клетку. Днятри рассказывал о Сицилии и о том, как буржуа в рулетку играют вМонте-Карло. Говорит, что отвратительное зрелище. Опять сезон, иопять к весне та же история, но только в другом месте. Рецидив, нотолько под левым коленом. Опять Кли, потом на Мадейру, потом взаключение - Париж.

Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти небыло. Всем стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось,что с каждым годом под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомыпонижается, и Кли надеется и даже уверен в том, что еще три-четыресезона, и организм Герасима Николаевича станет сам справляться спопытками саркомы дать где-нибудь вспышку. И, действительно, впозапрошлом году она сказалась только легкими болями в гайморовойполости и тотчас у Кли пропала. Но теперь уж за ГерасимомНиколаевичем строжайшее и неослабное наблюдение, и есть боли или нет,но уж в апреле его отправляют.

- Чудо! - сказал я, вздохнув почему-то.

Меж тем пир наш шел горой, как говорится. Затуманились головыот напереули, пошла беседа и живее и, главное, откровеннее. "Ты оченьинтересный, наблюдательный, злой человек, - думал я о Бомбардове, - инравишься мне чрезвычайно, но ты хитер и скрытен, и таким сделала