Книга "Суходол". Страница 11
назад и чувствуя, что совсем губит себя колдовскими заклинаниями. - Тамлежит сучнища, серая рунища...
И лишь только сказала эти первобытно-грозные слова, как увидала,обернувшись, Юшку, с поднятыми плечами стоявшего в двух шагах от нее
Озарилось лицо его молнией - бледное, с черными кругами глаз. Неслышноподбежал он к ней, быстро обхватил ее длинными руками за талию - и, сдавив, одним махом кинул сперва на колени, потом навзничь, на холодный полприхожей...
Пришел к ней Юшка и на следующую ночь. Ходил и еще много ночей, - иона, теряя сознание от ужаса и отвращения, покорно отдавалась ему: и думать не смела она ни противиться, ни просить защиты у господ, у дворни,как не смела противиться барышня дьяволу, по ночам наслаждавшемуся ею,как, говорят, не смела противиться даже сама бабушка, властная красавица, своему дворовому Ткачу, отчаянному негодяю и вору, сосланному, вконце концов, в Сибирь, на поселение... Наконец наскучила Наташка Юшке,наскучил и Суходол - и он так же внезапно исчез, как внезапно и явился.
Через месяц после того она почувствовала себя матерью. А в сентябре,на другой день по возвращении молодых господ с войны, загорелся и долго,страшно пылал суходольский дом: исполнилось и второе ее сновидение. Загорелся он в сумерки, в проливной дождь, от молнии, от золотого клубка,который, как говорила Солошка, выскочил из печки в дедушкиной спальне ипомчался, подпрыгивая, по всем комнатам. А Наталья, которая, увидав дыми огонь, со всех ног бежала от бани, - от бани, где она проводила целыедни и ночи в слезах, - рассказывала потом, что наткнулась она в саду накого-то, одетого в красный жупан и высокую казацкую шапку с позументом:он тоже бежал со всех ног по мокрым кустам и лопухам... Было ли все этоили только померещилось, Наталья не могла ручаться. Достоверно толькото, что ужас, поразивший ее, освободил ее от будущего ребенка.
И с этой осени она поблекла. Жизнь ее вошла в ту будничную колею, изкоторой она уже не выходила до самого конца своего. Тетю Тоню свозили кмощам угодника в Воронеж. Дьявол после того уже не смел приближаться кней; и она успокоилась, стала жить, как все, - расстройство ума и душиее сказывалось только в блеске диких глаз, в крайней неряшливости, в бешеной раздражительности и тоске при дурной погоде. Была с нею у мощей иНаталья - и тоже обрела в этой поездке спокойствие, разрешение всего, изчего, казалось, уже нет выхода. В какой трепет приводила ее одна мысль овстрече с Петром Петровичем! Как ни приготовлялась она к ней, представить ее себе спокойно она была не в силах. А Юшка, а ее позор, гибель!Но самая исключительность этой гибели, необычная глубина ее страданий,то роковое, что было в ее несчастии, - ведь недаром же почти совпал сним ужас пожара! - и паломничество к угоднику дали ей право просто испокойно глядеть в глаза не только всем окружающим, но даже и Петру Петровичу: сам Бог отметил их с барышней губительным перстом своим - им либыло бояться людей! Черничкой, смиренной и простой слугой всех, легкой ичистой, точно после предсмертного причастия, вошла она в суходольскийдом, возвратясь из Воронежа, смело подошла к руке Петра Петровича. Итолько на мгновение дрогнуло ее сердце молодо, нежно, по-девичьи, когдакоснулась она губами его маленькой смуглой руки с бирюзовым перстнем.
Буднично стало в Суходоле. Пришли определенные слухи о воле - и вызвали даже тревогу и на дворне и в деревне: что-то будет впереди, не хужели? Легко сказать - начинать жить по-новому! По-новому жить предстояло игосподам, а они и по-старому-то не умели. Смерть дедушки, потом война,комета, наводившая ужас на всю страну, потом пожар, потом слухи о воле все это быстро изменило лица и души господ, лишило их молодости, беззаботности, прежней вспыльчивости и отходчивости, а дало злобу, скуку, тяжелую придирчивость друг к другу: начались "нелады", как говорил отец,дошло до татарок за столом... Нужда стала напоминать о настоятельной необходимости поправить как-нибудь дела, вконец испорченные Крымом, пожаром, долгами. А в хозяйстве братья только мешали друг другу. Один былнелепо жаден, строг и подозрителен, другой - нелепо щедр, добр и доверчив. Столковавшись кое-как, решились они на предприятие, долженствовавшее принести большой доход: заложили имение и скупили около трехсот захудавших лошадей, - собрали их чуть не со всего уезда при помощи какого-то Ильи Самсонова, цыгана. Лошадей они хотели выправить за зиму и сбарышом распродать весной. Но, истребив огромное количество муки и соломы, лошади почти все, одна за другою, к весне почему-то поколели...
И все рос раздор между братьями. Доходило иногда до того, что онихватались за ножи и ружья. И неизвестно, чем бы все это кончилось, еслибы новое несчастие не свалилось на Суходол. Зимой, на четвертый год после возвращения своего из Крыма, Петр Петрович ехал однажды в Лунево, гдебыла у него любовница. Он прожил на хуторе двое суток, все время пилтам, хмельной и домой поехал. Былоочень снежно; в розвальни, покрытыековром, была запряжена пара лошадей. Петр Петрович приказал отстегнутьпристяжную, молодую, горячую лошадь, по брюхо тонувшую в рыхлом снегу, ипривязать ее к розвальням сзади, а сам лег, - будто бы головой к ней,спать. Наступали туманные, сизые сумерки. И, засыпая, Петр Петровичкрикнул Евсею Бодуле, которого он часто брал с собой вместо кучераВаськи Казака, боясь, что Васька убьет его, сильно озлобившего противсебя дворню побоями, - крикнул: "Пошел!" - и ударил Евсея в спину ногой
И сильный гнедой коренник, уже мокрый, дымясь и екая селезенкой, понесих по тяжелой снежной дороге, в туманную муть глухого поля, навстречувсе густеющей, хмурой зимней ночи... А в полночь, когда уже мертвым сномспали все в Суходоле, в окно прихожей, где ночевала Наталья, быстро итревожно застучал кто-то. Она вскочила с лавки, босиком выбежала накрыльцо. У крыльца смутно темнели лошади, розвальни и с кнутом в рукахстоявший Евсей.
- Беда, девка, беда, - забормотал он глухо, странно, как во сне, барина лошадь убила... пристяжная... Набежала, осунулась и - копытом..
Все лицо раздавила. Он уж холодеть стал... Не я, не я, вот те Христос,не я!
Молча сойдя с крыльца, утопая в снегу босыми ногами, Наталья подошлак розвальням, перекрестилась, упала на колени, обхватила ледяную окровавленную голову, стала целовать ее и на всю усадьбу кричать дико-радостным криком, задыхаясь от рыданий и хохота..
X
Когда случалось нам отдыхать от городов в тихой и нищей глуши Суходола, снова и снова рассказывала Наталья повесть своей погибшей жизни. Ипорою глаза ее темнели, останавливались, голос переходил в строгий, ладный полушепот. И все вспоминался мне грубый образ святого, висевший вуглу лакейской старого нашего дома. Обезглавленный, пришел святой к согражданам, на руках принес свою мертвую голову - во свидетельство своегоповествования...
Уже исчезали и те немногие вещественные следы прошлого, что засталимы когда-то в Суходоле. Ни портретов, ни писем, ни даже простых принадлежностей своего обихода не оставили нам наши отцы и деды. А что и было,погибло в огне. Долго стоял в прихожей какой-то сундук, в клоках задеревеневшей и лысой тюленьей кожи, которой был обшит он чуть не сто лет тому назад, - дедовский сундук с выдвижными ящичками из карельской березы,набитый обгорелыми французскими вокабулами да церковными книгами, донельзя закапанными воском. Потом исчез и он. Изломалась, исчезла и тяжкая мебель, что стояла в зале, гостиной... Дом ветшал, оседал все более
Все те долгие годы, что прошли над ним со времени последних событий,здесь рассказанных, были для него годами медленного умирания... И вселегендарнее становилось его прошлое.
Росли суходольны среди жизни глухой, сумрачной, но все же сложной,имевшей подобие прочного быта и благосостояния. Судя по косности этогобыта, судя по приверженности к нему суходольцев, можно было думать, чтоему и конца не будет. Но податливы, слабы, "жидки на расправу" были они,потомки степных кочевников! И как под сохой, идущей по полю, один задругим бесследно исчезают холмики над подземными ходами и норами хомяков, так же бесследно и быстро исчезали на наших глазах и гнезда суходольские. И обитатели их гибли, разбегались, те же, что кое-как уцелели,кое-как и коротали остаток дней своих. И мы застали уже не быт, нежизнь, а лишь воспоминания о них, полудикую простоту существования. Всереже навещали мы с годами наш степной край. И все более чужим становилсяон для нас, все слабее чувствовали мы связь с тем бытом и сословием, изкоего вышли. Многие из соплеменников наших, как и мы, знатны и древниродом. Имена наши поминают хроники; предки наши были и стольниками, ивоеводами, и "мужами именитыми", ближайшими сподвижниками, даже родичамицарей. И называйся они рыцарями, родись мы западнее, как бы твердо говорили мы о них, как долго еще держались бы! Не мог бы потомок рыцарейсказать, что за полвека почти исчезло с лица земли целое сословие, чтостолько нас выродилось, сошло с ума, наложило руки на себя, спилось,опустилось и просто потерялось где-то! Не мог бы он признаться, какпризнаюсь я, что не имеем мы ни даже малейшего точного представления ожизни не только предков наших, но и прадедов, что с каждым днем всетруднее становится нам воображать даже то, что было полвека тому назад!
То место, где стояла луневская усадьба, было уже давно распахано изасеяно, как распахана, засеяна была земля на местах многих других усадеб. Суходол еще кое-как держался. Но, вырубив последние березы в саду,по частям сбыв почти всю пахотную землю, покинул ее даже сам хозяин ее,сын Петра Петровича, - ушел на службу, поступил кондуктором на железнуюдорогу. И тяжело доживали свои последние годы старые обитательницы
Суходола - Клавдия Марковна, тетя Тоня, Наталья. Сменялась весна летом, лето осенью, осень зимою... Они потеряли счет этим сменам. Они жиливоспоминаниями, снами, ссорами, заботами о дневном пропитании. Летом теместа, где прежде широко раскидывалась усадьба, тонули в мужицких ржах:
