Книга "Рудин". Страница 9
Рудин посмотрел на Пигасова... поневоле свысока: он был выше его двумя головами. Пигасова чуть не покоробило со злости, и желчное лицо егопобледнело
- Дарья Михайловна ошибается, - начал он неверным голосом, - я не наодних женщин нападаю: я до всего человеческого рода не большой охотник
- Что же вам могло дать такое дурное мнение о нем? - спросил Рудин
Пигасов глянул ему прямо в глаза
- Вероятно, изучение собственного сердца, в котором я с каждым днемоткрываю все более и более дряни. Я сужу о других по себе. Может быть,это и несправедливо, и я гораздо хуже других; но что прикажете делать?привычка!
- Я вас понимаю и сочувствую вам, - возразил Рудин. - Какая благородная душа не испытала жажды самоуничижения? Но не следует останавливатьсяна этом безвыходном положении
- Покорно благодарю за выдачу моей душе аттестата в благородстве, возразил Пигасов, - а положение мое - ничего, недурно, так что если дажеесть из него выход, то бог с ним! я его искать не стану
- Но это значит - извините за выражение - предпочитать удовлетворениесвоего самолюбия желанию быть и жить в истине..
- Да еще бы!- воскликнул Пигасов, - самолюбие - это и я понимаю, ивы, надеюсь, понимаете, и всякий понимает; а истина - что такое истина?Где она, эта истина?
- Вы повторяетесь, предупреждаю вас, - заметила Дарья Михайловна
Пигасов поднял плечи
- Так что ж за беда? Я спрашиваю: где истина? Даже философы не знают,что она такое. Кант говорит: вот она, мол, что; а Гегель - нет, врешь,она вот что
- А вы знаете, что говорит о ней Гегель? - спросил, не возвышая голоса, Рудин
- Я повторяю, - продолжал разгорячившийся Пигасов, - что я не могупонять, что такое истина. По-моему, ее вовсе и нет на свете, то естьслово-то есть, да самой вещи нету
- Фи! фи! - воскликнула Дарья Михайловна, - как вам не стыдно это говорить, старый вы грешник! Истины нет? Для чего же жить после этого насвете?
- Да уж я думаю, Дарья Михайловна, - возразил с досадой Пигасов, что вам во всяком случае легче было бы жить без истины, чем без вашегоповара Степана, который такой мастер варить бульоны! И на что вам истина, скажите на милость? ведь чепчика из нее сшить нельзя!
- Шутка не возражение, - заметила Дарья Михайловна, - особенно, когдасбивается на клевету..
- Не знаю, как истина, а правда, видно, глаза колет, - пробормоталПигасов и с сердцем отошел в сторону
А Рудин заговорил о самолюбии, и очень дельно заговорил. Он доказывал, что человек без самолюбия ничтожен, что самолюбие - архимедов рычаг, которым землю с места можно сдвинуть, но что в то же время тоттолько заслуживает название человека, кто умеет овладеть своим самолюбием, как всадник конем, кто свою личность приносит в жертву общему благу..
- Себялюбие, - так заключил он, - самоубийство. Себялюбивый человекзасыхает словно одинокое, бесплодное дерево; но самолюбие, как деятельное стремление к совершенству, есть источник всего великого ... Да!человеку надо надломить упорный эгоизм своей личности, чтобы дать ейправо себя высказывать!
- Не можете ли вы одолжить мне карандашика? - обратился Пигасов к Басистову
Басистов не тотчас понял, что у него спрашивал Пигасов
- Зачем вам карандаш? - проговорил он наконец
- Хочу записать вот эту последнюю фразу господина Рудина. Не записав,позабудешь, чего доброго! А согласитесь сами, такая фраза все равно, чтобольшой шлем в ералаши
- Есть вещи, над которыми смеяться и трунить грешно, Африкан Семеныч!- с жаром проговорил Басистов и отвернулся от Пигасова
Между тем Рудин подошел к Наталье. Она встала: лицо ее выразило замешательство
Волынцев, сидевший подле нее, тоже встал
- Я вижу фортепьяно, - начал Рудин мягко и ласково, как путешествующий принц, - не вы ли играете на нем?
- Да, я играю, - проговорила Наталья, - но не очень хорошо. Вот Константин Диомидыч гораздо лучше меня играет
Пандалевский выставил свое лицо и оскалил зубы
- Напрасно вы это говорите, Наталья Алексеевна: вы играете нискольконе хуже меня
- Знаете ли вы "Erlkonig"11 Шуберта? - спросил Рудин. ---
11 "Лесной царь" (нем.)
- Знает, знает! - подхватила Дарья Михайловна. - Садитесь,Constantin... А вы любите музыку, Дмитрий Николаич?
Рудин только наклонил слегка голову и провел рукой по волосам, как быготовясь слушать... Пандалевский заиграл
Наталья встала возле фортепьяно, прямо напротив Рудина. С первым звуком лицо его приняло прекрасное выражение. Его темно-синие глаза медленно блуждали, изредка останавливаясь на Наталье. Пандалевский кончил
Рудин ничего не сказал и подошел к раскрытому окну. Душистая мгла лежала мягкой пеленою над садом; дремотной свежестью дышали близкие деревья. Звезды тихо теплились. Летняя ночь и нежилась и нежила. Рудинпоглядел в темный сад - и обернулся
- Эта музыка и эта ночь, - заговорил он, - напомнили мне мое студенческое время в Германии: наши сходки, наши серенады..
- А вы были в Германии? - спросила Дарья Михайловна
- Я провел год в Гейдельберге и около года в Берлине
- И одевались студентом? Говорят, они там как-то особенно одеваются
- В Гейдельберге я носил большие сапоги со шпорами и венгерку сошнурками и волосы отрастил до самых плеч... В Берлине студенты одеваются, как все люди
- Расскажите нам что-нибудь из вашей студенческой жизни, - промолвилаАлександра Павловна
Рудин начал рассказывать. Рассказывал он не совсем удачно. В описаниях его недоставало красок. Он не умел смешить. Впрочем, Рудин от рассказов своих заграничных похождений скоро перешел к общим рассуждениям означении просвещения и науки, об университетах и жизни университетскойвообще. Широкими и смелыми чертами набросал он громадную картину. Всеслушали его с глубоким вниманием. Он говорил мастерски, увлекательно, несовсем ясно... но самая эта неясность придавала особенную прелесть егоречам
Обилие мыслей мешало Рудину выражаться определительно и точно. Образысменялись образами; сравнения, то неожиданно смелые, то поразительноверные, возникали за сравнениями. Не самодовольной изысканностью опытно