Школьная библиотека

- Еще минуточку проживет, - одними губами, без звука в ухосказал мне фельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал: Вторую ногу, может, и не трогать, доктор. Марлей, знаете ли,замотаем... а то не дотянет до палаты... А? Все лучше, если нев операционной скончается.

- Гипс давайте, - сипло отозвался я, толкаемый неизвестнойсилой.

Весь пол был заляпан белыми пятнами, все мы были в поту.Полутруп лежал неподвижно. Правая нога была забинтована гипсом,и зияло на голени вдохновенно оставленное мною окно на местеперелома.....

Письмо на дровнях уехо по ровному снежному океану за сорокверст. Через три дня пришел ответ: писали, что, конечно,конечно... Обязательно... но только не сейчас... никто пока неедет...

Заключали письмо некоторые приятные отзывы о моей работе ипожелания дальнейших успехов.

Окрыленный ими, я стал тампонировать, впрыскиватьдифтерийную сыворотку, вскрывать чудовищных размеров гнойники,накладывать гипсовые повязки...

Во вторник приехало не сто, а сто одиннадцать человек.Прием я кончил в девять часов вечера.....

сказал пожарный и руки молитвенно сложил, - никакойвозможности. Помрет девушка.

- Как же мы поедем-то? Вьюга!

- Утихло. Что вы-с. Совершенно утихло. Лошади резвые,гуськом. В час долетим...

Я кротко простонал и вылез из корыта. Два ведра вылил насебя с остервенением. Потом, сидя на корточках перед пастьюпечки, голову засовывал в нее, чтобы хоть немного просушить.

"Воспаление легких у меня, конечно, получится. Крупозное,после такой поездки. И, главное, что я с нею буду делать? Этотврач, уже по записке видно, еще менее, чем я, опытен.....

что это правильный диагноз. Осенило. Ну, а к чему? Теперь не кчему, да и раньше не к чему было. Что с ним сделаешь! Какужасная судьба! Как нелепо и и страшно жить на свете! Чтотеперь будет в доме агронома? Даже подумать тошно и тоскливо!Потом себя стало жаль: жизнь моя какая трудная. Люди сейчасспят, печки натоплели, а я опять и вымыться не мог. Несет менявьюга, как листок. Ну вот, я домой приеду, а меня, чегодоброго, опять повезут куда-нибудь. Вот воспалеоие легкихсхвачу и сам помру здесь... Так, разжалобив самого себя, я ипровалился в тьму, но сколько времени в ней пробыл, не знаю.....

господи, выноси, выноси...

Я наконец справился с тяжелой овчиной, выпростал руки,поднялся. Ни сзади, ни с боков не было черных зверей. Мелоочень редко и прилично, и в редкой пелене мерцалочаровательнейший глаз, который я бы узнал из тысячи, которыйузнаю и теперь, - мерцал фонарь моей больницы. Темноегромоздилось сзади него. "Куда красивее дворца..." - помыслил яи вдруг в экстазе еще два раза выпустил пули из браунинганазад, туда, где пропали волки.

?

Пожарный стоял посредине лестницы, ведущей из нижнегоотдела замечательной врачебной квартиры, я - наверху этойлестницы, Аксинья в тулупе - внизу.....

удавлюсь я, если она помрет.

- Встань сию же минуточку, - ответил я, - а то я с тобой иразговаривать не стану.

Мать быстро встала, прошелестев широкой юбкой, приняладевчонку у бабки и стала качать. Бабка начала молиться накосяк, а девочка все дышала со змеиным свистом. Фельдшерсказал:

- Так они все делают. На-род - Усы у него при этомскривились набок.

- Что ж, значит, помрет она? - глядя на меня, как мнепоказалось, с черной яростью, спросила мать.

- Помрет, - негромко и твердо сказал я.....

провел ножом по белой полоске, которая выступила межраздавшейся кожей. Опять ни кровинки. Медленно, стараясьвспомнить какие-то рисунки в атласах, я стал при помощи тупогозонда разделять тоненькие ткани. И тогда внизу раны откуда-тохлынула темная кровь и мгновенно залила всю рану и потекла пошее. Фельдшер тампонами стал вытирать ее, но она не унималась.Вспоминая все, что я видел в университете, я пинцетами сталзажимать края раны, но ничего не выходило. Мне стало холодно, илоб мой намок. Я остро пожалел, зачем пошел на медицинскийфакультет, зачем попал в эту глушь.....

Выражается он торжественно, но очень метко. Именно египетская.- Прошу еще по рюмочке, - прнгласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач, фельдшер,две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми месяцами никого, кромесотен больных. Мы работаем, мы погребены в снегу. Неужели же нельзя нам выпитьпо две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить уездными шпротами в деньрождения врача?)- За ваше здоровье, доктор! - прочувственно сказал Демьян Лукич.- Желаем вам привыкнуть у нас! - сказала Анна Николаевна и, чокаясь, поправилапарадное свое платье с разводами.....

по полену.- Воля ваша, это - анекдот, - сказал я, - не может быть!- Анек-дот?! Анекдот? - вперебой воскликнули акушерки.- Нет-с! - ожесточенно воскликнул фельдшер. - У нас, знаете ли, вся жизнь изподобных анекдотов состоит...У нас тут такие вещи...- А сахар?! - воскликнула Анна Николаевна - Расскажите про сахар, ПелагеяИвановна!Пелагея Ивановна прикрыла заслонку и заговорила, потупившись:- Приезжаю я в то же Дульцево к роженице...- Это Дульцево - знаменитое место, - не удержался фельдшер и добавил: Виноват! продолжайте, коллега!- Ну, понятное дело, исследую, - продолжала коллега Пелагея Ивановна, чувствую под пишьцами в родовом канале что-то непонятное.....

медицине.- Вот что, голубчик, - говорил я, постукивая по широчайшей теплой груди, - увас мярия. Перемежающаяся хорадка... У меня сейчас целая палата свободна. Оченьсоветую ложиться ко мне. Мы вас как следует понаблюдаем. Начну вас лечитьпорошками, а если не поможет, мы вам впрыскивания сделаем. Добьемся успеха. А?Ложитесь?..- Покорнейше вас благодарю! - очень веиво ответил мельник. - Наслышаны об вас.Все довольны. Говорят, так помогаете... и на впрыскивания согласен, лишь быпоправиться."Нет, это поистине светлый луч во тьме!" - подумал я и сел писать за стол.....