Школьная библиотека

Глава 2

ИСТОРИЯ ДВУХ ТЕАТРАЛОВ

Новый дом был расположен уже на самом Рынке, в том районе, гдепроисходила знаменитая Сен-Жерменская ярмарка. И на новом местепредприимчивый Поклен с еще большим блеском развернул все приманки своейлавки. В прежнем доме хозяйничала и рожала детей Мария Крессе, в новом еесменила Екатерина Флёретт. Что можно сказать об этой женщине? По-моему,ничего-ни дурного и ни хорошего. Но потому, что она вошла в семью с кличкоймачехи, многие из тех, кто интересовался жизнью моего героя, сталиутверждать, что Жану-Батисту малому плохо жилось при Екатерине

Флёретт, что она была злой мачехой и будто бы именно ее, под именемБелины, вероломной жены, Мольер изобразил в комедии "Мнимый больной".

По-моему, все это неверно. Нет никаких доказательств, что Екатеринаобижала Жана-Батиста, и тем более нет никаких, что она-это Белина. ЕкатеринаФлёретт была незлой второй женой, исполнившей свое назначение на земле: онародила Поклену через год после свадьбы дочку Екатерину, а еще черездва-Маргариту.

Итак, ЖоD-Батист проходил курс приходской школы и наконец его закончил.Поклен-отец решил, что первенец его достаточно расширил свой кругозор, ивелел ему присматриваться к делу в лавке. Тут Жан-Батист стал меритьматерии, приколачивать что-то гвоздиками, точить лясы с подмастерьями, а всвободное время читать замасленную книжку Плутарха, оставшуюся от МарииКрессе.

И вот тут, при свете моих свечей, в открывшейся двери появляется передомной в скромном, но солидном кафтане, в парике и с тростью в руке оченьоживленный для своих лет господин буржуазного вида, с живыми глазами иприличными манерами. Имя его-Луи, фамилия-Крессе, он покойной Марии роднойотец, следовательно, Жану малому он дед.

По профессии господин Крессе был обойщиком, так же как и его зять. Нотолько Крессе был не придворным обойщиком, а частным, и торговал он наСен-Жерменской ярмарке. Проживал Крессе в Сент-Уане, под Парижем, где владелпрекрасным домом со всеми угодьями. По воскресным дням семейство Покленовобычно отправлялось в Сент-Уан к деду гостить, причем у покленовскихребятишек от этих посещений оставались приятные воспоминания.

Так вот, этот самый дед Крессе свел удивительную дружбу с Жаном-Батистоммалым. Что могло связать старика с мальчишкой? Разве что черт! Да, пожалуй,именно он! Общая страсть, однако, недолго была секретом для Поклена-отца ивскорости вызвала его хмурое удивление. Оказалось, что дед и внук без памятилюбят театр!

В свободные вечера, когда дед бывал в Париже, оба обойщика, и старый ималый, сговорившись и таинственно переглянувшись, уходили из дому.Проследить их путь было нетрудно. Обычно они направлялись на угол улиц

Моконсейль и Французской, где в низком и мрачном зале Бургонского Отеляиграла королевская труппа актеров. У почтенного деда Крессе были прочныезнакомства среди старшин некоего общества, объединенного религиозными, нотакже и коммерческими целями. Общество это носило название Братства СтрастейГосподних и владело привилегией представлять в Париже мистерии. Братствоименно и построило Бургонский Отель, но в то время, когда Жан-Батист былмальчиком, мистерий уже не представляло, а сдавало Отель различным труппам.

Итак, дед Крессе отправлялся к старшине Братства, и уважаемому обойщику иего внуку предоставляли бесплатные места в одной из свободных лож.

В театре Бургонского Отеля, премьером в котором был в то времяизвестнейший актер Бельроз, играли трагедии, трагикомедии, пасторали ифарсы, причем виднейшим драматургом Отеля считался Жан де Ротру, большойлюбитель испанских драматургических образцов. Деду Крессе Бельроз своейигрой доставлял величайшее наслаждение, и внук, вместе с дедом, аплодировалБельрозу. Но внуку гораздо больше тех трагедий, в которых выступал Бельроз,нравились бургонские фарсы, грубые и легкие фарсы, заимствованные, большеючастью, у итальянцев и нашедшие в Париже прекрасных исполнителей, вольножонглировавших злободневным текстом в своих смешных ролях.

Да, показал дед Крессе, на горе Поклену-отцу, его сыну ход в БургонскийОтель! И вот, вместе с дедом, когда Жан-Батист был мальчишкой, и позже,вместе с товарищами, когда Жан-Батист стал юношей, он успел пересмотреть вОтеле замечательные вещи.

Знаменитый Гро-Гильом, выступавший в фарсах, поражал Жана-Батиста своимкрасным плоскодонным беретом и белой курткой, обтягивающей чудовищный живот.Другая знаменитость, фарсер Готье-Гаргюиль, одетый в черный камзол, но скрасными рукавами, вооруженный громадными очками и с палкой в руках, не хужеГро-Гильома укладывал в лоск бургонскую публику. Поражали Жана-Батиста иТюрлюпен, неистощимый в выдумке трюков, и Ализон, играющий роли смешныхстарух.

В глазах у Жана-Батиста в течение нескольких лет, вертясь как в карусели,пролетели вымазанные мукой и краской или замаскированные педанты-доктора,скупые старики, хвастливые и трусливые капитаны. Под хохот публикилегкомысленные жены обманывали ворчливых дураков мужей, и фарсовыесводни-кумушки тарахтели, как сороки. Хитрые, легкие, как пух, слуги водилиза нос стариков Горжибюсов, старых хрычей били палками и запихивали в мешки.И стены Бургонского Отеля тряслись от хохота французов.

Посмотрев все, что можно было посмотреть в Бургонском Отеле, одержимыестрастью обойщики перекочевывали в другой большой театр-Театр на Болоте.Здесь царила трагедия, в которой отличался знаменитый актер Мондори, ивысокая комедия, лучшие образцы которой предоставил театру знаменитыйдраматург того времени Пьер Корнель.

Внука Людовика Крессе как бы окунали в разные воды: бургонскийразукрашенный, как индийский петух, Бельроз был слащав и нежен. Он закатывалглаза, потом устремлял их в неизвестные дали, плавно взмахивал шляпой ичитал монологи подвывающим голосом, так что нельзя было разобрать, говоритон или поет. А там, на Болоте, Мондори потрясал громовым голосом зал и схрипением умирал в трагедии.

Мальчишка возвращался в дом отца с лихорадочным блеском в глазах и поночам видел во сне буффонов Ализона, Жакмена-Жадо, Филипена и знаменитогоЖодле с выбеленным лицом.

Увы! Бургонский Отель и Болото далеко не исчерпывали всех возможностейдля тех, кто болен не излечимой никогда страстью к театру.

У Нового Моста и в районе Рынка в ширь и мах шла торговля. Париж от неетучнел, хорошел и лез во все стороны. В лавках и перед лавками бурлила такаяжизнь, что звенело в ушах, в глазах рябило. А там, где Сен-Жерменскаяярмарка раскидывала свои шатры, происходило настоящее столпотворение. Гам!Грохот! А грязи, грязи!..

- Боже мой! Боже мой!-говорил однажды про эту ярмарку калека-поэтСкаррон.-Сколько грязи навалят всюду эти зады, незнакомые с кальсонами!

Целый день идут, идут, толкутся! И мещане, и красотки-мещаночки. Вцирульнях бреют, мылят, дергают зубы. В человеческом месиве, среди пеших,видны конные. На мулах проезжают важные, похожие на ворон врачи. Гарцуюткоролевские мушкетеры с золотыми стрелами девизов на ментиках. Столица мира,ешь, пей, торгуй, расти! Эй вы, зады, незнакомые с кальсонами, сюда, кНовому Мосту! Глядите, вон сооружают балаганы, увешивают их коврами. Кто тампищит, как дудка? Это глашатай. Не опоздайте, господа, сейчас начнетсяпредставление! Не пропустите случая! Только у нас, и больше нигде!

Вы увидите замечательных марионеток господина Бриоше! Вон они качаются напомосте, подвешенные на нитках! Вы увидите гениальную ученую обезьянуФаготена!

У Нового Моста в балаганах расположились уличные врачи, зубодеры,мозольные операторы и аптекари-шарлатаны. Они продавали народупанацеи-средства от всех болезней, а для того, чтобы на их лавки обращаливнимание, они придумали замечательный способ. Они входили в соглашение сбродячими уличными актерами, а иногда и с актерами, обосновавшимися втеатрах, и те давали целые представления, восхваляя чудодейственныешарлатанские средства.

Происходили торжественные процессии, на конях ехали разукрашенные,разодетые, облепившие себя сомнительными, взятыми напрокат ценностямикомедианты, они выкрикивали рекламы, сзывали народ. Мальчишки стаями шли заними, свистели, ныряли под ногами и этим увеличивали сутолоку.

Греми, Новый Мост! Я слышу, как в твоем шуме рождается от отца-шарлатанаи матери-актрисы французская комедия, она пронзительно кричит, и грубое лицоее обсыпано мукой!

Вот на весь Париж зашумел таинствсннейший и замечательный человек, некийКристоф Контуджи. Он нанял целую труппу и развернул спектакли в балагане сполишинелями, и при их помощи стал торговать лекарственной всеисцеляющейкашкой, получившей название "орвьетан".

Обойди кругом все царство,

Лучше не найдешь лекарства!

Орвьетан, орвьетан,

Покупайте орвьетан!

Буффоны в масках охрипшими в гвалте голосами клялись, что нет на свететакой болезни, при которой не помог бы волшебный орвьетан. Он спасает отчахотки, от чумы и от чесотки!

Мимо балагана едет мушкетер. Его кровный жеребец косит кровавым глазом,роняет пену с мундштука. Незнакомые с кальсонами режут дорогу, жмутся кседлу с пистолетами. В балагане у Контуджи завывают голоса:

Господин капитан,

Покупайте орвьетан!

- Чума вас возьми! С дороги!-кричит гвардеец.

- Позвольте мне коробочку орвьетана,-говорит некий соблазнившийсяСганарель,-сколько она стоит?