Книга "МЕРТВЫЕ ДУШИ". Страница 4
или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды известные. Проехавшипятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна бытьего деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не быловидно, и если бы не два мужика. попавшиеся навстречу, то вряд ли быдовелось им потрафить на лад. На вопрос, далеко ли деревня Заманиловка,мужики сняли шляпы, и один из них, бывший поумнее и носивший бороду клином,отвечал:
- Маниловка, может быть, а не Заманиловка?
- Ну да, Маниловка
- Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть,так прямо направо
- Направо? - отозвался кучер
- Направо, - сказал мужик. - Это будет тебе дорога в Маниловку; аЗаманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка, аЗаманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом, каменный, в дваэтажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот это тебеи есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было
Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты, встретили поворотн0 проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется,сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно. Тут Чичиковвспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцатьверст, то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловканемногих могла заманить своим местоположением. Дом господский стоялодиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, какие тольковздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одетаподстриженным дерном. На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы скустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-гдевозносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна былабеседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами инадписью: "Храм уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью,что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвыэтого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперексеренькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по какимпричинам, в ту ж минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигдемежду ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело толькоодно бревно. Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья иподтыкавшись со всех сторон, брели по колени в пруде, влача за двадеревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака иблестела попавшаяся плотва; бабы, казались, были между собою в ссоре и зачто-то перебранивались. Поодаль в стороне темнел каким-то скучно-синеватымцветом сосновый лес. Даже самая погода весьма кстати прислужилась: день былне то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бываеттолько на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирноговойска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням. Для пополнения картины небыло недостатка в петухе, предвозвестнике переменчивой погоды, который,несмотря на то что голова продолблена была до самого мозгу носами другихпетухов по известным делам волокитства, горланил очень громко и дажепохлопывал крыльями, обдерганными, как старые рогожки. Подъезжая ко двору,Чичиков заметил на крыльце самого хозяина, который стоял в зеленомшалоновом сюртуке, приставив руку ко лбу в виде зонтика над глазами, чтобырассмотреть получше подъезжавший экипаж. По мере того как бричка близиласьк крыльцу, глаза его делались веселее и улыбка раздвигалась более и более
- Павел Иванович! - вскричал он наконец, когда Чичиков вылезал избрички. - Насилу вы таки нас вспомнили!
Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя вкомнату. Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени,переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ликак-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома. Но тутавтор должен признаться, что подобное предприятие очень трудно. Гораздолегче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски совсей руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанныйморщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ - ипортрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые свида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь многосамых неуловимых особенностей, - эти господа страшно трудны для портретов
Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собоювыступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придетсяуглублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд
Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть родлюдей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богданни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнутьи Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишеныприятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; вприемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства
Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минутуразговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый человек!" Вследующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: "Черт знаетчто такое!" - и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скукусмертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивогослова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающегоего предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзыхсобак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительночувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертыйсыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, сжеланием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться нагулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даженезнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желаниесверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке,тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок,подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. Дома он говорилочень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тожеразве богу было известно. Хозяйством нельзя сказать чтобы он занимался, ондаже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когдаприказчик говорил: "Хорошо бы, барин, то и то сделать", - "Да, недурно:, отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когдаеще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим иобразованнейшим офицером. "Да, именно недурно", - повторял он. Когдаприходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: "Барин, позвольотлучиться на работу, по'дать заработать", - "Ступай", - говорил он, курятрубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошобыло, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроитькаменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в нихсидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. Приэтом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самоедовольное выражение; впрочем, все эти прожекты так и оканчивались толькоодними словами. В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложеннаязакладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже двагода. В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стоялапрекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно,стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стоялиобтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких летвсякий раз предостерегал своего гостя словами: "Не садитесь на эти кресла,они еще не готовы". В иной комнате и вовсе не было мебели, хотя и былоговорено в первые дни после женитьбы: "Душенька, нужно будет завтрапохлопотать, чтобы в эту комнату хоть на время поставить мебель". Ввечеруподавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремяантичными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставилсякакой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь всале, хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги. Жена его..
впрочем, они были совершенно довольны друг другом. Несмотря на то чтоминуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносилдругому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорилтрогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: "Разинь,душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек". Само собою разумеется,что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно. Ко дню рожденияприготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный чехольчик на зубочистку
И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из какихпричин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только онадержалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный идлинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькуюсоломенную сигарку. Словом, они были, то что говорится, счастливы. Конечно,можно бы заметить, что в доме есть много других занятий, кромепродолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно сделать разныхзапросов. Зачем, например, глупо и без толку готовится на кухне? зачемдовольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны ипьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердым образом и повесничает всеостальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо. Ахорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах,как известно, три главные предмета составляют основу человеческих
