Школьная библиотека

потребовал только списка всем крестьянам

Это успокоило Плюшкина. Заметно было, что он придумывал что-тосделать, и точно, взявши ключи, приблизился к шкафу и, отперши дверцу,рылся долго между стаканами и чашками и наконец произнес:

- Ведь вот не сыщешь, а у меня был славный ликерчик, если только невыпили! народ такие воры! А вот разве не это ли он? - Чичиков увидел вруках его графинчик, который был весь в пыли, как в фуфайке. - Ещепокойница делала, - продолжал Плюшкин, - мошенница ключница совсем было егозабросила и даже не закупорила, каналья! Козявки и всякая дрянь былонапичкались туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькая; я вамналью рюмочку

Но Чичиков постарался отказаться от такого ликерчика, сказавши, что онуже и пил и ел

- Пили уже и ели! - сказал Плюшкин. - Да, конечно, хорошего обществачеловека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудьворишка, да его сколько ни корми... Ведь вот капитан - приедет: "Дядюшка,говорит, дайте чего-нибудь поесть!" А я ему такой же дядюшка, как он мнедедушка. У себя дома есть, верно, Dечего, так вот он и шатается! Да, ведьвам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списална особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть

Плюшкин надел очки и стал рыться в бумагах. Развязывая всякие связки,он попотчевал своего гостя такою пылью, что тот чихнул. Наконец вытащилбумажку, всю исписанную кругом. Крестьянские имена усыпали ее тесно, какмошки. Были там всякие: и Парамонов, и Пименов, и Пантелеймонов, и дажевыглянул какой-то Григорий Доезжай-не-доедешь; всех было сто двадцать слишком. Чичиков улыбнулся при виде такой многочисленности. Спрятав ее вкарман, он заметил Плюшкину, что ему нужно будет для совершения крепостиприехать в город

- В город? Да как же?.. а дом-то как оставить? Ведь у меня народ иливор, или мошенник: в день так оберут, что и кафтана не на чем будетповесить

- Так не имеете ли кого-нибудь знакомого?

- Да кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились

Ах, батюшка! как не иметь, имею! - вскричал он. - Ведь знаком сампредседатель, езжал даже в старые годы ко мне, как не знать!однокорытниками были, вместе по заборам лазили! как не знакомый? уж такойзнакомый! так уж не к нему ли написать?

- И, конечно, к нему

- Как же, уж такой знакомый! в школе были приятели

И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч,выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление,подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшемурадостный крик в толпе, обступившей берег. Но напрасно обрадовавшиесябратья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спинаили утомленные бореньем руки, - появление было последнее. Глухо все, и ещестрашнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхностьбезответной стихии. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим нанем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее

- Лежала на столе четвертка чистой бумаги, - сказал он, - да не знаю,куда запропастилась: люди у меня такие негодные! - Тут стал он заглядыватьи под стол и на стол, шарил везде и наконец закричал; - Мавра! а Мавра!

На зов явилась женщина с тарелкой в руках, на которой лежал сухарь,уже знакомый читателю. И между ними произошел такой разговор:

- Куда ты дела, разбойница, бумагу?

- Ей-богу, барин, не видывала, опричь небольшого лоскутка, которымизволили прикрыть рюмку

- А вот я по глазам вижу, что подтибрила

- Да на что ж бы я подтибрила? Ведь мне проку с ней никакого; яграмоте не знаю

- Врешь, ты снесла пономаренку: он маракует, так ты ему и снесла

- Да пономаренок, если захочет, так достанет себе бумаги. Не видал онвашего лоскутка!

- Вот погоди-ка: на страшном суде черти припекут тебя за это железнымирогатками! вот посмотришь, как припекут!

- Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки? Уж скореедругой какой бабьей слабостью, а воровством меня еще никто не попрекал

- А вот черти-то тебя и припекут! скажут: "А вот тебе, мошенница, зато, что барина-то обманывала!", да горячими-то тебя и припекут!

- А я скажу: "Не за что! ей-богу, не за что, не брала я..." Да вон оналежит на столе. Всегда понапраслиной попрекаете!

Плюшкин увидел, точно, четвертку и на минуту остановился, пожевалгубами и произнес:

- Ну, что ж ты расходилась так? Экая занозистая! Ей скажи только однослово, а она уж в ответ десяток! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо

Да стой, ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит - да и нет,только убыток, а ты принеси-ка мне лучинку!

Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго ещеворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее ещеосьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницус какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать,выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прытьруки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку ине без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистогопробела

И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! могтак измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все можетстаться с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, еслибы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь,выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте ссобою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подыметепотом! Грозна страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад иобратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: "Здесь погребенчеловек!", но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертахбесчеловечной старости

- А не знаете ли вы какого-нибудь вашего приятеля, - сказал Плюшкин,складывая письмо, - которому бы понадобились беглые души?

- А у вас есть и беглые? - быстро спросил Чичиков, очнувшись

- В том-то и дело, что есть. Зять делал выправки: говорит, будто ислед простыл, но ведь он человек военный: мастер притопывать шпорой, а еслибы хлопотать по судам..

- А сколько их будет числом?

- Да десятков до семи тоже наберется

- Нет?

- А ей-богу так! Ведь у меня что год, то бегают. Народ-то больнопрожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня есть и самомунечего... А уж я бы за них что ни дай взял бы. Так посоветуйте вашемуприятелю-то: отыщись ведь только десяток, так вот уж у него славная деньга

Ведь ревизская душа стоит в пятистах рублях

"Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим", - сказал про себяЧичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что однииздержки по этому делу будут стоить более, ибо от судов нужно отрезать полысобственного кафтана да уходить подалее; но что если он уже действительнотак стиснут, то, будучи подвигнут участием, он готов дать... но что этотакая безделица, о которой даже не стоит и говорить