Школьная библиотека

- Что за черт! куда вы мечетесь как угорелые? - сказал, входя вдверь, Чуб.

- Ах, батько! - произнесла Оксана, - в мешке сидит кто-то!

- В мешке? где вы взяли этот мешок?

- Кузнец бросил его посередь дороги, - сказали все вдруг.

"Ну, так, не говорил ли я?.." - подумал про себя Чуб.

- Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!

Голова вылез.

- Ах! - вскрикнули девушки.

- И голова влез туда же, - говорил про себя Чуб в недоумении, меряяего с головы до ног, - вишь как!.. !.. - более он ничего не мог сказать

Голова сам был не меньше смущен и не знал, что начать.

- Должно быть, на дворе холодно? - сказал он, обращаясь к Чубу.

- Морозец есть, - отвечал Чуб. - А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?

Он хотел не то сказать, он хотел спросить: "Как ты, голова, залез вэтот мешок?" - но сам не понимал, как выговорил совершенно другое.

- Дегтем лучше! - сказал голова. - Ну, прощай, Чуб! - И, нахлобучивкапелюхи, вышел из хаты.

- Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! - произнес Чуб, поглядывая на двери, в которые вышел голова. - Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чертова баба! А я дурак... да где же тотпроклятый мешок?

- Я кинула его в угол, там больше ничего нет, - сказала Оксана.

- Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там еще один сидит!Встряхните его хорошенько... Что, нет?.. Вишь, проклятая баба! А поглядеть на нее - как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот

Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на дворе, верно, есть час девятый.

Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха подсамым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы егошапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже стал подшучивать надчертом. Его забавляло до крайности, как черт чихал и кашлял, когда онснимал с шеи кипарисный крестик и подносил к нему. Нарочно поднимал онруку почесать голову, а черт, думая, что его собираются крестить, летелеще быстрее. Все было светло в вышине. Воздух в легком серебряном туманебыл прозрачен. Все было видно, и даже можно было заметить, как вихремпронесся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу,играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; какплясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, толькочто съездила куда нужно ведьма... много еще дряни встречали они. Все,видя кузнеца, на минуту останавливалось поглядеть на него и потом снованеслось далее и продолжало свое; кузнец все летел; и вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюминация.) Черт, перелетев через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увиделсебя на лихом бегуне середи улицы.

Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждомшагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снегсвистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали постенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец навсе стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увиделтак много, что не знал, кому шапку снимать. "Боже ты мой, сколько тутпанства! - подумал кузнец. - Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице вшубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те когда не городничие, то, верно, комиссары, аможет, еще и больше". Его слова прерваны были вопросом черта: "Прямо лиехать к царице?" "Нет, страшно, - подумал кузнец. - Тут где-то, не знаю,пристали запорожцы, которые проезжали осенью чрез Диканьку. Они ехали изСечи с бумагами к царице; все бы таки посоветоваться с ними".

- Эй, сатана, полезай ко мне в карман да веди к запорожцам!

Черт в одну минуту похудел и сделался таким маленьким, что без трудавлез к нему в карман. А Вакула не успел оглянуться, как очутился передбольшим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немногоободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтемсапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками.

- Здравствуйте, панове! помогай бог вам! вот где увиделись! - сказалкузнец, подошевши близко и отвесивши поклон до земли.

- Что там за человек? - спросил сидевший перед самым кузнецом другого, сидевшего подалее.

- А вы не познали? - сказал кузнец, - это я, Вакула, кузнец! Когдапроезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай боже вам всякогоздоровья и долголетия, без малого два дни. И новую шину тогда поставилна переднее колесо вашей кибитки!

- А! - сказал тот же запорожец, - это тот самый кузнец, который малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя бог принес?

- А так, захотелось поглядеть, говорят...

- Что же земляк, - сказал, приосанясь, запорожец и желая показать,что он может говорить и по-русски, - што балшой город?

Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же,как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык.

- Губерния знатная! - отвечал он равнодушно. - Нечего сказать: домыбалшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами изсусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция!

Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывелизаключение очень для него выгодное.

- После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчаск царице.

- К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою!

- Тебя? - произнес запорожец с таким видом, с каким говорит дядькачетырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую,на большую лошадь. - Что ты будешь там делать? Нет, не можно. - При этомна лице его выразилась значительная мина. - Мы, брат, будем с царицейтолковать про свое.

- Возьмите! - настаивал кузнец. - Проси! - шепнул он тихо черту, ударив кулаком по карману.

Не успел он этого сказать, как другой запорожец проговорил:

- Возьмем его, в самом деле, братцы!

- Пожалуй, возьмем! - произнесли другие.

- Надевай же платье такое, как и мы.

Кузнец схватился натянуть на себя зеленый жупан, как вдруг дверь отворилась и вошедший с позументами человек сказал, что пора ехать.

Чудно' снова показалось кузнецу, когда он понесся в огромной карете,качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо его бежали назад четырехэтажные домы и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям.

"Боже ты мой, какой свет! - думал про себя кузнец. - У нас днем небывает так светло".

Кареты остановились перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу.

- Что за лестница! - шептал про себя кузнец, - жаль ногами топтать

Экие украшения! Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! боже ты мой,что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло!

Уже взобравшись на лестницу, запорожцы прошли первую залу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете

Прошли три залы, кузнец все еще не переставал удивляться. Вступивши вчетвертую, он невольно подошел к висевшей на стене картине. Это былапречистая дева с младенцем на руках. "Что за картина! что за чудная живопись! - рассуждал он, - вот, кажется, говорит! кажется, живая! а дитясвятое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты мой,какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан; а голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведенбыл блейвасом. Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но этамедная ручка, - продолжал он, подходя к двери и щупая замок, - ещебольшего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! это вс°, я думаю,немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали..."

Может быть, долго еще бы рассуждал кузнец, если бы лакей с галунамине толкнул его под руку и не напомнил, чтобы он не отставал от других

Запорожцы прошли еще две залы и остановились. Тут велено им было дожидаться. В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах

Запорожцы поклонились на все стороны и стали в кучу.

Минуту спустя вошел в сопровождеDии целой свиты величественного роста, довольно плотный человек в гетьманском мундире, в желтых сапожках

Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изображалась какая-то надменная величавость, во всех движениях видна была привычка повелевать. Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво взолотых мундирах, засуетились, и с низкими поклонами, казалось, ловилиего каждое слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять