Школьная библиотека

клочки изорванной вольной.

- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? - спросила maman,взяв ее за руку.

- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть, я вамчем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните... Что ж, япойду.

Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотелауйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они оберасплакались.

С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, еелюбовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда жемне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное созданиебыла эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и недумала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь исамопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежнойлюбви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе,нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себевопросов: а что, счастлива ли она? довольна ли?

Бывало, под предлогом необходимой надобности, прибежишь отурока в ее комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух,нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда она бывалачем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках,которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и,слушая всякий вздор, который я говорил, "как, когда я будугенералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжуюлошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иванычаиз Саксонии" и т. д, она приговаривала: "Да, мой батюшка, да"

Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворялаголубой сундук, на крышке которого снутри - как теперь помню были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинкас помадной баночки и рисунок Володи, - вынимала из этогосундука куренье, зажигала его и, помахивая, говаривала;

- Это, батюшка, еще очаковское куренье. Когда ваш покойникдедушка - царство небесное - под турку ходили, так оттуда ещепривезли. Вот уж последний кусочек остался, - прибавляла онасо вздохом.

В сундуках, которыми была наполнена ее комната, былорешительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенноговаривали: "Надо спросить у Натальи Савишны", - идействительно, порывшись немного, она находила требуемыйпредмет и говаривала: "Вот и хорошо, что припрятала". Всундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто вдоме, кроме ее, не знал и не заботился.

Один раз я на нее рассердился. Вот как это было. За обедом,наливая себе квасу, я уронил графин и облил скатерть.

- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась насвоего любимчика, - сказала maman.

Наталья Савишна вошла и, увидав лужу, которую я сделал,покачала головой; потом maman сказала ей что-то на ухо, и она,погрозившись на меня, вышла.

После обеда я, в самом веселом расположении духа,припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за дверивыскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и,несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, началатереть меня мокрым по лицу, приговаривая: "Не пачкайскатертей, не пачкай скатертей!" Меня так это обидело, что яразревелся от злости.

"Как! - говорил я сам себе, прохаживаясь по зале изахлебываясь от слез. - Наталья Савишна, просто Наталья,говорит мне ты, и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, какдворового мальчишку. Нет