Школьная библиотека

Изд: Москва, издательство "Правда", 1987 г

OCR: Michael SereginГлава I. УЧИТЕЛЬ КАРЛ ИВАНЫЧ

12 августа 18..., ровно в третий день после дня моегорождения, в который мне минуло десять лет и в который яполучил такие чудесные подарки, в семь часов утра - КарлИваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой- из сахарной бумаги на палке - по мухе. Он сделал это такнеловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовойспинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Явысунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, которыйпродолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотязаспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча.....

помню, как он рассказывал ее Николаю, - ужасно быть в егоположении!" И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему,возьмешь за руку и скажешь: "Lieber*) Карл Иваныч!" Он любил,когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, чторастроган.

----------

*) Милый (нем.)

На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, ноискусно подкленные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, всередине которой была дверь вниз, с одной стороны висели двелинейки: одна - изрезанная, наша, другая - новенькая,собственная, употребляемая им более для поощрения, чем длялиневания; с другой - черная доска, на которой кружкамиотмечались наши большие проступки и крестиками - маленькие

Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.....

когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшеебеспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По ихдвижениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мыслиЯкова; лицо же его всегда было спокойно - выражало сознаниесвоего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: яправ, а впрочем, воля ваша!

Увидев нас, папа только сказал:

- Погодите, сейчас.

И показал движением головы дверь, чтобы кто-нибудь из насзатворил ее.

- Ах, боже мой милостивый! что с тобой нынче, Яков? продолжал он к приказчику, подергивая плечом (у него была этапривычка).....

**)Я иду из кофейни (нем).

***)Вы не читали газету? (нем.)

Карл Иваныч рассердился, поставил меня на колени, твердил,что это упрямство, кукольная комедия (это было любимое егослово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья,тогда как я от слез не мог слова вымолвить; наконец, должнобыть, чувствуя свою несправедливость, он ушел в комнатуНиколая и хлопнул дверью.

Из классной слышен был разговор в комнате дядьки.

- Ты слышал, Николай, что дети едут в Москву? - сказал КарлИваныч, входя в комнату.....

*) Добрый день, Мими (фр.)

Что за несносная особа была эта Мими! При ней, бывало, ни очем нельзя было говорить: она все находила неприличным. Сверхтого, она беспрестанно приставала: "Parlez donc francais"*), атут-то, как назло так и хочется болтать по-русски; или заобедом - только что войдешь во вкус какого-нибудь кушанья ижелаешь, чтобы никто не мешал, уж она непременно: "Mangez doncavec du pain" или "Comment се que vous tenez votrefourchette?"**) "И какое ей до нас дело! - подумаешь. - Пускайона учит своих девочек, а у нас есть на это Карл Иваныч".....

за кого держаться (хотя, мне кажется, совсем не нужно былодержаться}, уселись, раскрыли зонтики и поехали. Когда линейкатронулась, maman, указывая на "охотничью лошадь", спросиладрожащим голосом у кучера:

- Это для Владимира Петровича лошадь?

И когда кучер отвечал утвердительно, она махнула рукой иотвернулась. Я был в сильном нетерпении: взлез на своюлошадку, смотрел ей между ушей и делал по двору разныеэволюции.

- Собак не извольте раздавить, - сказал мне какой-тоохотник.

- Будь покоен: мне не в первый раз, - отвечал я гордо.....

приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне вголову, и я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовымголосом, пустил собаку и бросился бежать. Но не успел я этогосделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделалпрыжок, и больше я его не видал.

Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые вголос вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он виделмою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и,презрительно взглянув на меня, сказал только: "Эх, барин!" Нонадо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели быон меня, как зайца, повесил на седло.....

Он умел взять верх в отношениях со всяким. Не быв никогдачеловеком очень большого света, он всегда водился с людьмиэтого круга, и так, что был уважаем. Он знал ту крайнюю меругордости и самонадеянности, которая, не оскорбляя других,возвышала его в мнении света. Он был оригинален, но не всегда,а употреблял оригинальность как средство, заменяющее в иныхслучаях светскость или богатство. Ничто на свете не могловозбудить в нем чувства удивления: в каком бы он ни былблестящем положении, казалось, он для него был рожден. Он такхорошо умел скрывать от других и удалять от себя известнуювсем темную, наполненную мелкими досадами и огорчениямисторону жизни, что нельзя было не завидовать ему.....

раздумал.

Незадолго перед ужином в комнату вошел Гриша. Он с самоготого времени, как вошел в наш дом, не переставал вздыхать иплакать, что, по мнению тех, которые верили в его способностьпредсказывать, предвещало какую-нибудь беду нашему дому. Онстал прощаться и сказал, что завтра утром пойдет дальше. Яподмигнул Володе и вышел в дверь.

- Что?

- Если хотите посмотреть Гришины вериги, то пойдемте сейчасна мужской верх - Гриша спит во второй комнате, - в чуланепрекрасно можно сидеть, и мы все увидим.

- Отлично! Подожди здесь: я позову девочек.....

клочки изорванной вольной.

- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? - спросила maman,взяв ее за руку.

- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть, я вамчем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните... Что ж, япойду.

Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотелауйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они оберасплакались.

С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, еелюбовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда жемне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное созданиебыла эта старушка.....