Школьная библиотека

особенности судя по тому, что недаром же прислал князь ИванИваныч свою музыку, ожидалось немалое количество гостей квечеру.

При шуме каждого мимо ехавшего экипажа я подбегал к окну,приставлял ладони к вискам и стеклу и с нетерпеливымлюбопытством смотрел на улицу. Из мрака, который сперваскрывал все предметы в окне, показывались понемногу: напротив- давно знакомая лавочка, с фонарем, наискось - большой дом сдвумя внизу освещенными окнами, посредине улицы - какой-нибудьванька с двумя седоками или пустая коляска, шагомвозвращающаяся домой; но вот к крыльцу подъехала карета, и я,в полной уверенности, что это Ивины, которые обещалисьприехать рано, бегу встречать их в переднюю. Вместо Ивиных заливрейной рукой, отворившей дверь, показались две особыженского пола: одна - большая, в синем салопе с собольимворотником, другая - маленькая, вся закутанная в зеленую шаль,из-под которой виднелись только маленькие ножки в меховыхботинках. Не обращая на мое присутствие в передней никакоговнимания, хотя я счел долгом при появлении этих особпоклониться им, маленькая молча подошла к большой иостановилась перед нею. Большая размотала платок, закрывавшийвсю голову маленькой, расстегнула на ней салоп, и когдаливрейный лакей получил эти вещи под сохранение и снял с неемеховые ботинки, из закутанной особы вышла чудеснаядвенадцатилетняя девочка в коротеньком открытом кисейномплатьице, белых панталончиках и крошечных черных башмачках. Набеленькой шейке была черная бархатная ленточка; головка всябыла в темно-русых кудрях, которые спереди так хорошо шли к еепрекрасному личику, а сзади - к голым плечикам, что никому,даже самому Карлу Иванычу, я не поверил бы, что они вьются такоттого, что с утра были завернуты в кусочки "Московскихведомостей" и что их прижигали горячими железными щипцами

Казалось, она так и родилась с этой курчавой головкой.

Поразительной чертой в ее лице была необыкновенная величинавыпуклых полузакрытых глаз, которые составляли странный, ноприятный контраст с крошечным ротиком. Губки были сложены, аглаза смотрели так серьезно, что общее выражение ее лица былотакое, от которого не ожидаешь улыбки и улыбка которого бываеттем обворожительнее.

Стараясь быть незамеченным, я шмыгнул в дверь залы и почелнужным прохаживаться взад и вперед, притворившись, чтонахожусь в задумчивости и совсем не знаю о том, что приехалигости. Когда гости вышли на половину залы, я как будтоопомнился, расшаркался и объявил им, что бабушка в гостиной

Г-жа Валахина, лицо которой мне очень понравилось, вособенности потому, что я нашел в нем большое сходство с лицомее дочери Сонечки, благосклонно кивнула мне головой.

Бабушка, казалось, была очень рада видеть Сонечку:подозвала ее ближе к себе, поправила на голове ее одну буклю,которая спадывала на лоб, и, пристально всматриваясь в еелицо, сказала: "Quelle charmante enfant!"*). Сонечкаулыбнулась, покраснела и сделалась так мила, что я тожепокраснел, глядя на нее.

-----------

*) Какой очаровательный ребенок! (фр.)

- Надеюсь, ты не будешь скучать у меня, мой дружок сказала бабушка, приподняв ее личико за под бородок, прошу жевеселиться и танцевать как можно оEльше. Вот уж и есть однадама и два кавалера, - прибавила она, обращаясь к г-жеВалахиной и дотрагиваясь до меня рукою.

Это сближение было мне так приятно, что заставилопокраснеть еще раз.

Чувствуя, что застенчивость моя увеличивается, и услыхавшум еще подъехавшего экипажа, я почел нужным удалиться. Впередней нашел я княгиню Корнакову с сыном и невероятнымколичеством дочерей. Дочери все были на одно лицо - похожи накнягиню и дурны; поэтому ни одна не останавливала внимания

Снимая салопы и хвосты, они все вдруг говорили тоненькимиголосками, суетились и смеялись чему-то - должно быть, тому,что их было так много. Этьен был мальчик лет пятнадцати,высокий, мясистый, с испитой физиономией, впалыми, посинелымивнизу глазами и с огромными по летам руками и ногами; он былнеуклюж, имел голос неприятный и неровный, но казался оченьдовольным собою и был точно таким, каким мог быть, по моимпонятиям, мальчик, которого секут розгами.

Мы довольно долго стояли друг против друга и, не говоря нислова, внимательно всматривались; потом, пододвинувшисьпоближе, кажется, хотели поцеловаться, но, посмотрев еще вглаза друг другу, почему-то раздумали. Когда платья всехсестер его прошумели мимо нас, чтобы чем-нибудь начатьразговор, я спросил, не тесно ли им было в карете.

- Не знаю, - отвечал он мне небрежно, - я ведь никогда неезжу в карете, потому что, как только я сяду, меня сейчасначинает тошнить, и маменька это знает. Когда мы едемкуда-нибудь вечером, я всегда сажусь на козлы - гораздовеселей - все видно, Филипп дает мне править, иногда и кнут яберу. Этак проезжающих, знаете, иногда, - прибавил он свыразительным жестом, - прекрасно!

- Ваше сиятельство, - сказал лакей, входя в переднюю, Филипп спрашивает: куда вы кнут изволили деть?

- Как куда дел? да я ему отдал.

- Он говорит, что не отдавали.

- Ну, так на фонарь повесил.

- Филипп говорит, что и на фонаре нет, а вы скажите лучше,что взяли да потеряли, а Филипп будет из своих денежекотвечать за ваше баловство, - продолжал, все более и болеевоодушевляясь, раздосадованный лакей.

Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый,казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во чтобы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувствуделикатности, как будто ничего не замечая, я отошел в сторону;но присутствующие лакеи поступили совсем иначе: они подступилиближе, с одобрением посматривая на старого слугу.

- Ну, потерял так потерял, - сказал Этьен, уклоняясь отдальнейших объяснений, - что стоит ему кнут, так я и заплачу

Вот уморительно! - прибавил он, подходя ко мне и увлекая меняв гостиную.

- Нет, позвольте, барин, чем-то вы заплатите? знаю я, каквы платите: Марье Васильевне вот уж вы восьмой месяцдвугривенный все платите, мне тоже уж, кажется, второй год,Петрушке...

- Замолчишь ли ты! - крикнул молодой князь, побледнев отзлости. - Вот я все это скажу.

- Все скажу, все скажу! - проговорил лакей. - Нехорошо,ваше сиятельство! - прибавил он особенно выразительно в товремя, как мы входили в залу, и пошел с салопами к ларю.

- Вот так, так! - послышался за нами чей-то одобрительныйголос в передней.

Бабушка имела особенный дар, прилагая с известным тоном и визвестных случаях множественные и единственные местоимениявторого лица, высказывать свое мнение о людях. Хотя онаупотребляла вы и ты наоборот общепринятому обычаю, в ее устахэти оттенки принимали совсем другое значение. Когда молодойкнязь подошел к ней, она сказала ему несколько слов, называяего вы, и взглянула на него с выражением такого пренебрежения,что, если бы я был на его месте, я растерялся бы совершенно;но Этьен был, как видно, мальчик не такого сложения: он нетолько не обратил никакого внимания на прием бабушки, но да 95же и на всю ее особу, а раскланялся всему обществу, если неловко, то совершенно развязно. Сонечка занимала все моевнимание: я помню, что, когда Володя, Этьен и я разговаривалив зале на таком месте, с которого видна была Сонечка и онамогла видеть и слышать нас, я говорил с удовольствием; когдамне случалось сказать, по моим понятиям, смешное илимолодецкое словцо, я произносил его громче и оглядывался надверь в гостиную; когда же мы перешли на другое место, скоторого нас нельзя было ни слышать, ни видеть из гостиной, ямолчал и не находил больше никакого удовольствия в разговоре.

Гостиная и зала понемногу наполнялись гостями; в числе их,как и всегда бывает на детских вечерах, было несколько большихдетей, которые не хотели пропустить случая повеселиться ипотанцевать, как будто для того только, чтобы сделатьудовольствие хозяйке дома.

Когда приехали Ивины, вместо удовольствия, которое яобыкновенно испытывал при встрече с Сережей, я почувствовалкакую-то странную досаду на него за то, что он увидит Сонечкуи покажется ей

Глава XXI. ДО МАЗУРКИ