Книга "Рудин". Страница 10
го говоруна - вдохновением дышала его нетерпеливая импровизация. Он неискал слов: они сами послушно и свободно приходили к нему на уста, икаждое слово, казалось, так и лилось прямо из души, пылало всем жаромубеждения. Рудин владел едва ли не высшей тайной - музыкой красноречия
Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть идрожать все другие. Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, очем шла речь; но грудь его высоко поднималась, какие-то завесы разверзались перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди
Все мысли Рудина казались обращенными в будущее; это придавало имчто-то стремительное и молодое ... Стоя у окна, не глядя ни на кого вособенности, он говорил - и, вдохновенный общим сочувствием и вниманием,близостию молодых женщин, красотою ночи, увлеченный потоком собственныхощущений, он возвысился до красноречия, до поэзии... Самый звук его голоса, сосредоточенный и тихий, увеличивал обаяние; казалось, его устамиговорило что-то высшее, для него самого неожиданное... Рудин говорил отом, что придает вечное значение временной жизни человека
- Помню я одну скандинавскую легенду, - так кончил он. - Царь сидит ссвоими воинами в темном и длинном сарае, вокруг огня. Дело происходитночью, зимой. Вдруг небольшая птичка влетает в раскрытые двери и вылетает в другие. Царь замечает, что эта птичка, как человек в мире: прилетела из темноты и улетела в темноту, и недолго побыла в тепле и свете..
"Царь, - возражает самый старый из воинов, - птичка и во тьме не пропадет и гнездо свое сыщет..." Точно, наша жизнь быстра и ничтожна; но всевеликое совершается через людей. Сознание быть орудием тех высших силдолжно заменить человеку все другие радости: в самой смерти найдет онсвою жизнь, свое гнездо..
Рудин остановился и потупил глаза с улыбкой невольного смущения
- Vous etes un poete12, - вполголоса проговорила Дарья Михайловна
---
12 Вы - поэт (франц.)
И все с ней внутренно согласились - все, исключая Пигасова. Не дождавшись конца длинной речи Рудина, он тихонько взял шляпу и, уходя, озлобленно прошептал стоявшему близ двери Пандалевскому:
- Нет! поеду к дуракам!
Впрочем, никто его не удерживал и не заметил его отсутствия
Люди внесли ужин, и, полчаса спустя, все разъехались и разошлись
Дарья Михайловна упросила Рудина остаться ночевать. Александра Павловна,возвращаясь с братом домой в карете, несколько раз принималась ахать иудивляться необыкновенному уму Рудина. Волынцев соглашался с ней, однакозаметил, что он иногда выражается немного темно... то есть не совсемвразумительно, прибавил он, желая, вероятно, пояснить свою мысль; но лицо его омрачилось, и взгляд, устремленный в угол кареты, казался ещегрустнее
Пандалевский, ложась спать и снимая свои вышитые шелком помочи, проговорил вслух: "Очень ловкий человек!" - и вдруг, сурово взглянув насвоего казачка-камердинера, приказал ему выйти. Басистов целую ночь неспал и не раздевался, он до самого утра все писал письмо к одному своемутоварищу в Москву; а Наталья хотя и разделась и легла в постель, но тожени на минуту не уснула и не закрывала даже глаз. Подперши голову рукою,она глядела пристально в темноту; лихорадочно бились ее жилы, и тяжелыйвздох часто приподнимал ее грудь
IV
На другое утро Рудин только что успел одеться, как явился к нему человек от Дарьи Михайловны с приглашением пожаловать к ней в кабинет иоткушать с ней чай. Рудин застал ее одну. Она очень любезно с ним поздоровалась, осведомилась, хорошо ли он провел ночь, сама налила ему чашкучаю, спросила даже, довольно ли сахару, предложила ему папироску и разадва опять повторила, что удивляется, как она давно с ним не познакомилась. Рудин сел было несколько поодаль; но Дарья Михайловна указала емуна небольшое пате', стоявшее подле ее кресла, и, слегка наклонясь в егосторону, начала расспрашивать его об его семействе, об его намерениях ипредположениях. Дарья Михайловна говорила небрежно, слушала рассеянно;но Рудин очень хорошо понимал, что она ухаживала за ним, чуть не льстилаему. Недаром же она устроила это утреннее свидание, недаром оделасьпросто, но изящно, a la madame Recamier!13 Впрочем, Дарья Михайловнаскоро перестала его расспрашивать: она начала ему рассказывать о себе, освоей молодости, о людях, с которыми она зналась. Рудин с участием внимал ее разглагольствованиям, хотя - странное дело! - о каком бы лице низаговорила Дарья Михайловна, на первом плане оставалась все-таки она,она одна, а то лицо как-то скрадывалось и исчезало. Зато Рудин узнал вподробности, что именно Дарья Михайловна говорила такому-то известномусановнику, какое она имела влияние на такого-то знаменитого поэта. Судяпо рассказам Дарьи Михайловны, можно было подумать, что все замечательные люди последнего двадцатипятилетия только о том и мечтали, как быповидаться с ней, как бы заслужить ее расположение. Она говорила о нихпросто, без особенных восторгов и похвал, как о своих, называя иных чудаками. Она говорила о них, и, как богатая оправа вокруг драгоценногокамня, имена их ложились блестящей каймой вокруг главного имени - вокругДарьи Михайловны... ---
13 наподобие госпожи Рекамье! (франц.)
А Рудин слушал, покуривал папироску и молчал, лишь изредка вставляя вречь разболтавшейся барыни небольшие замечания. Он умел и любил говорить; вести разговор было не по нем, но он умел также слушать. Всякий,кого он только не запугивал сначала, доверчиво распускался в его присутствии: так охотно и одобрительно следил он за нитью чужого рассказа
В нем было много добродушия, - того особенного добродушия, которым исполнены люди, привыкшие чувствовать себя выше других. В спорах он редкодавал высказываться своему противнику и подавлял его своей стремительнойи страстной диалектикой
Дарья Михайловна изъяснялась по-русски. Она щеголяла знанием родногоязыка, хотя галлицизмы, французские словечки попадались у ней частенько
Она с намерением употребляла простые народные обороты, но не всегдаудачно. Ухо Рудина не оскорблялось странной пестротою речи в устах ДарьиМихайловны, да и вряд ли имел он на это ухо
Дарья Михайловна утомилась наконец и, прислонясь головой к задней подушке кресел, устремила глаза на Рудина и умолкла
- Я теперь понимаю, - начал медленным голосом Рудин, - я понимаю, почему вы каждое лето приезжаете в деревню. Вам этот отдых необходим; деревенская тишина, после столичной жизни, освежает и укрепляет вас. Яуверен, что вы должны глубоко сочувствовать красотам природы
Дарья Михайловна искоса посмотрела на Рудина
- Природа... да... да, конечно... я ужасно ее люблю; но знаете ли,Дмитрий Николаич, и в деревне нельзя без людей. А здесь почти никогонет. Пигасов самый умный человек здесь
- Вчерашний сердитый старик? - спросил Рудин
- Да, этот. В деревне, впрочем, и он годится - хоть рассмешит иногда
- Он человек неглупый, - возразил Рудин, - но он на ложной дороге. Яне знаю, согласитесь ли вы со мною, Дарья Михайловна, но в отрицании - вотрицании полном и всеобщем - нет благодати. Отрицайте все, и вы легкоможете прослыть за умницу: это уловка известная. Добродушные люди сейчасготовы заключить, что вы стоите выше того, что отрицаете. А это частонеправда. Во-первых, во всем можно сыскать пятна, а во-вторых, если дажевы и дело говорите, вам же хуже: ваш ум, направленный на одно отрицание,беднеет, сохнет. Удовлетворяя ваше самолюбие, вы лишитесь истинных наслаждений созерцания; жизнь - сущность жизни - ускользает от вашего мелкого и желчного наблюдения, и вы кончите тем, что будете лаяться и смешить. Порицать, бранить имеет право только тот, кто любит
- Voila m-r Pigassoff enterre14, - проговорила Дарья Михайловна. Какой вы мастер определять человека! Впрочем, Пигасов, вероятно, и непонял бы вас. А любит он только собственную свою особу. ---
14 Вот господин Пигасов и уничтожен (франц.)
- И бранит ее для того, чтобы иметь право бранить других, - подхватилРудин
Дарья Михайловна засмеялась
- С больной... как это говорится... с больного на здорового. Кстати,что вы думаете о бароне?
