Школьная библиотека

Книгопродавец и издатель Гильом де Люинь своей цели достиг. Каким-тотаинственным образом ему удалось добыть копию рукописи "Драгоценных", и онизвестил Мольера, что начинает печатать пьесу. Тому только и оставалось, чтосогласиться на это. Он написал предисловие к пьесе, начинающееся словами:"Однако это странно, что людей печатают помимо их желания!" Но на самом деленичего неприятного в том, что пьеса печатается, не было, тем более чтопредисловие к пьесе дало возможность автору высказать некоторые своисоображения относительно "Драгоценных".

Драгоценные, по мнению Мольера, не должны обижаться на эту пьесу, потомучто в ней изображены лишь смешные их подражательницы. Ведь всегда возлехорошего на свете заводятся дрянные обезьяны... и тому подобное. Кроме того,Мольер скромно сообщал, что он находился в пределах сатиры честной идозволенной, когда сочинял эту пьесу.

Надо опасаться, что Мольер мало кого убедил своим предисловием, и вПариже нашлись люди, которые заметили, что сатира действительно, какизвестно всякому грамотному,E1ывает честная, но навряд ли найдется в мирехоть один человек, который бы предъявил властям образец сатиры дозволенной.Впрочем, предоставим Мольеру защищаться, как он умеет. Ему это необходимо,потому что стало совершенно ясным, что со времени премьеры "Драгоценных" онпривлек на себя весьма большое и мрачноватое внимание. И господин Мольер,помимо всякого даже своего желания, в дальнейшем устроился так, что этовнимание ничуть не ослабело.

Глава 15

ЗАГАДОЧНЫЙ ГОСПОДИН РАТАБОН

Очень скоро выяснилось, что Мольер, как говорится, божиею милостьюдраматург,-он работал с очень большой быстротой и легко владел стихом. В товремя как в парижских салонах литераторы, а в Бургонском Отеле- актерыпоносили его, Мольер писал новую комедию в стихах, и весной она была готова,в мае, 23-го числа, 1660 года он разыграл ее. Она называлась "Сганарель, илиМнимый рогоносец", и в исполнении ее участвовали: Дюпарки, которые вернулиськ Мольеру, так как не ужились в Театре на Болоте, супруги Дебри, л'Эпи,Мадлена и Мольер, исполнявший роль Сганареля.

Время было глухое, так как короля не было в Париже, В связи с чем отбылии многие знатные люди. Тем не менее пьеса привлекла острое внимание публики,тем более что на первом же ее представлении разразился скандал.

Некий буржуа поднял страшный шум в партере, публично заявляя, что этоименно его господин де Мольер осрамил, выведя в комедии в виде Сганареля.Натурально, партеру он доставил величайшее удовольствие своим выступлением.Шутники веселились, слушая бушующего буржуа, который угрожал пожаловатьсяполиции на комедианта, затрагивающего семейную жизнь честных людей. Здесь,конечно, недоразумение: никакого отдельного буржуа Мольер не имел в виду,сочиняя "Сганареля", а вывел на сцену общий тип ревнивца и жадногособственника. Есть подозрение, что многие узнали себя в этом Сганареле, нобыли умнее того буржуа, который кричал в партере.

Таким образом, нажив себе благодаря "Драгоценным" несколько десятковврагов среди литераторов города Парижа, Мольер, после "Сганареля",поссорился и с добрыми буржуа из торговых кварталов.

В гостиных Парижа очень шумно обсуждали "Сганареля", причем суждения,высказываемые литераторами, большею частью были однообразны:

- Пустяковая вещь! Грубая комедийка смешных положений, наполненнаяпошлыми шуточками.

Доискивались, где Мольер стащил эту комедию. Но эти поиски не увенчалисьособенным успехом. Говорили, что будто бы Мольер списал своего Сганареля снекоего Арлекина, вообразившего себя рогоносцем,-опять-таки из итальянскогофарса. Но как-то все это было неясно.

По прошествии нескольких спектаклей Мольер нашел у себя письмо. НектоНеф-Вильнен писал Мольеру о том, что, посмотрев его комедию "Мнимыйрогоносец", он нашел ее столь прекрасной, что одного раза ему показалосьмало, и он был на ней шесть раз. Такое начало письма вызвало краскуудовольствия на щеках Мольера, начинавшего в последнее время с удивлениемзамечать, что слава выглядит совсем не так, как некоторые ее представляют, авыражается, преимущественно, в безудержной ругани на всех перекрестках.

И он продолжал читать приятное письмо. Далее выяснилось, что Неф-Вильненобладает поистине феноменальной памятью: в шесть приемов он всю комедию доединого слова записал. В этом месте господин Мольер насторожился, и недаром,потому что господин Неф-Вильнен сообщал, что к каждой сцене "Рогоносца" онсочинил свои собственные комментарии. И с этими комментариями он пьесунаправляет в печать, потому что, писал господин Неф-Вильнен:

"...это совершенно необходимо для вашей и моей славы!"

"Недобросовестные люди,-писал далее господин Неф-Вильнен,-могли выпуститьплохо проверенные списки пьесы, причинив этим ущерб господину Мольеру!"

Словом, господин Неф-Вильнен отдает пьесу издателю Жаку Рибу, что нанабережной Августинцев.

- Богом клянусь!-воскликнул Мольер, дочитав послание славолюбивогогосподина Неф-Вильнена.-Более развязного человека не будет в мире!

Ну, в последнем господин де Мольер ошибался!

Вышедшая с комментариями Неф-Вильнена пьеса, прежде всего, дала некоторымостроумным людям повод высказать предположение, что никакого Неф-Вильненанет и не было на свете, а что это выдуманное имя послужило прикрытием самомугосподину Мольеру, чтобы выпустить пьесу! Такое предположение следуетотнести к числу неосновательных предположений. В самом деле, зачемприкрываться чужой фамилией, чтобы выпустить пьесу, которая на сцене идетпод настоящей фамилией автора? Разве чтобы иметь возможность поместитькомментарий к сцене? Вздор!

Лето 1660 года ознаменовалось тем, что Мольер наконец имел возможность,оторвавшись от текущего репертуара в Малом Бурбоне, представить нарассмотрение короля своих "Драгоценных". 29 июля пьеса была сыграна вВенсенском лесу под Парижем, куда выезжал молодой король, чтобы отдохнуть налоне природы. Пьеса имела полнейший успех. И тут выяснилось окончательно,что Людовик XIV чрезвычайно любит театр, и в особенности комедию, чтоопытный директор Малого Бурбона тут же учел.

Затем труппа вернулась в Париж и повела свой репертуар, начинающий яснопоказывать, что мольеровские пьесы побивают по количеству представлений ивеличине сборов все остальные пьесы как комического, так и трагедийногорода.

Тринадцатого августа Мольер представил "Драгоценных" для ЕдинственногоБрата Короля и его свиты в

Лувре, и опять с громаднейшим успехом. Солнце бродячего комедианта явноподнималось. Впереди начинала мерещиться громаднейшая карьера, и в приятномпредчувствии успехов труппа вступила в осень 1660 года. И вот в октябре,через четыре дня по смерти бедного сатирика Скаррона, успокоившегося,наконец, в могиле после ужасных страданий, причиненных ему параличом,произошло необыкновенное и даже ничем не объяснимое событие. Именно:директора труппы королевского брата, пользовавшейся полным успехом придворе, изгнали из Малого Бурбона вместе со всей его труппой.

В слезливый понедельник 11 октября в зале Бурбона появился господинРатабон, главный смотритель всех королевских зданий. Ратабон был загадочнососредоточен и вел за собою архитектора с какими-то чертежами и планами вруках, а за архитектором толпою шли рабочие, и в руках у них были кирки,лопаты, ломы и топоры. Встревоженные актеры обратились к господину Ратабонус вопросами о том, что означает это появление, на что господин Ратабон сухои вежливо объявил, что он пришел ломать Малый Бурбон.

- Как?!-воскликнули актеры.-А где же мы будем играть?!

На это господин Ратабон ответил вежливо, что это ему неизвестно.

Когда появился Мольер, дело разъяснилось вполне: Ратабон явился свеликолепным и полностью разработанным проектом перестройки Лувра, причемдля успешного хода этой перестройки было необходимо снести с лица земли нетолько Малый Бурбон, но и прилегающую к нему церковь Сен-Женевьевд'Оксерруа.

Пол закачался под ногами у Мольера.

- Значит, мы без предупреждения останемся на улице?-спросил Мольер.

Вместо ответа Ратабон только пожал сочувственно плечами и развел руками.Формально он был совершенно прав: в его обязанности ни в коем случае невходило извещать директора комедиантов о тех перестройках, которые намечаетв королевских зданиях архитектор короля.

И тут же в Бурбоне загремели топоры и полетела гипсовая пыль.

Гримасы исказили лицо уже прославленного директора. Он кинулся куда-тобежать, кого-то искать, и перед ним оказался секретарь театра Лагранж. Лицотого пылало ненавистью.

- Злой умысел Ратабона совершенно ясен!-зашипел Лагранж.

Оправившись от первого потрясения, де Мольер бросился искать защиты упокровителя труппы- Господина. И Господин...

Но вернемся на минуту к господину Ратабону. В самом деле, в силу какойпричины можно было приступить к уничтожению театра, не предупредивпридворную труппу ни одним словом? Ввиду того, что никак нельзя допустить,что господин Ратабон по рассеянности не заметил, что под боком у него играютактеры, а одно время даже две труппы сразу (итальянской во времяратабоновской истории в Париже не было, она уехала из Франции), остаетсяпризнать, что сюр-интендант Ратабон умышленно не предупредил труппу обуничтожении театра.

Более того, он скрыл всякие приготовления к этому, чтобы труппа не успелапринять каких бы то ни было мер к спасению своих спектаклей. Если это так (аэто именно так), возникает вопрос: что же толкнуло на это делосюр-интенданта Ратабона?

Увы! Все в один голос утверждают, что Ратабон был направлен на это делоочень сильной компанией тех врагов, которые возненавидели Мольера и его