Школьная библиотека

Он обернулся и увидел пред собою своих сослуживцев-товарищей, техсамых, с которыми встретился утром на Литейной, - ребят еще весьма молодыхи по летам и по чину. Герой наш был с ними ни то ни се, ни в дружбе, ни воткрытой вражде. Разумеется, соблюдалось приличие с обеих сторон;дальнейшего же сближения не было, да и быть не могло. Встреча в настоящеевремя была крайне неприятна господину Голядкину. Он немного поморщился и наминуту смешался.

- Яков Петрович, Яков Петрович! - защебетали оба регистратора, - выздесь? по какому...

- А! это вы, господа! - перебил поспешно господин Голядкин, немногосконфузясь и скандализируясь изумлением чиновников и вместе с темкороткостию их обращения, но, впрочем, делая развязного и молодца поневоле

- Дезертировали, господа, хе-хе-хе!.. - Тут даже, чтоб не уронить себя иснизойти до канцелярского юношества, с которым всегда был в должныхграницах, он попробовал было потрепать одного юношу по плечу; нопопулярность в этом случае не удалась господину Голядкину, и, вместоприлично-короткого жеста, вышло что-то совершенно другое.

- Ну, а что, медведь наш сидит?..

- Кто это, Яков Петрович?

- Ну, медведь-то, будто не знаете, кого медведем зовут?.. - ГосподинГолядкин засмеялся и отвернулся к приказчику взять с него сдачу. - Я говорюпро Андрея Филипповича, господа, - продолжал он, кончив с приказчиком и наэтот раз с весьма серьезным видом обратившись к чиновникам. Обарегистратора значительно перемигнулись друг с другом.

- Сидит еще и вас спрашивает, Яков Петрович, - отвечал один из них.

- Сидит, а! В таком случае пусть его сидит, господа! И меня спрашивал,а?

- Спрашивал, Яков Петрович; да что это с вами, раздушены, распомажены,франтом таким?..

- Так, господа, это так! Полноте... - отвечал господин Голядкин,смотря в сторону и напряженно улыбнувшись. Видя, что господин Голядкинулыбается, чиновники расхохотались. Господин Голядкин немного надулся.

- Я вам скажу, господа, по-дружески, - сказал немного помолчав, нашгерой, как будто (так уж и быть) решившись открыть что-то чиновникам, - вы,господа, все меня знаете, но до сих пор знали только с одной стороны

Пенять в этом случае не на кого, и отчасти, сознаюсь, я был сам виноват.

Господин Голядкин сжал губы и значительно взглянул на чиновников

Чиновники снова перемигнулись.

- До сих пор, господа, вы меня не знали. Объясняться теперь и здесьбудет не совсем-то кстати. Скажу вам только кое-что мимоходом и вскользь

Есть люди, господа, которые не любят окольных путей и маскируются толькодля маскарада. Есть люди, которые не видят прямого человеческого назначенияв ловком уменье лощить паркет сапогами. Есть и такие люди, господа, которыене будут говорить, что счастливы и живут вполне, когда, например, на ниххорошо сидят панталоны. Есть, наконец, люди которые не любят скакать ивертеться попустому, заигрывать и подлизываться, а главное, господа, соватьтуда свой нос, где его вовсе не спрашивают... Я, господа, сказал почти все;позвольте ж мне теперь удалиться...

Господин Голядкин остановился. Так как господа регистраторы былитеперь удовлетворены вполне, то вдруг оба крайне неучтиво покатились сосмеха. Господин Голядкин вспыхнул.

- Смейтесь, господа, смейтесь покамест! Поживете - увидите, - сказалон с чувством оскорбленного достоинства, взяв свою шляпу и ретируясь кдверям.

- Но скажу более, господа,- прибавил он, обращаясь в последний раз кгосподам регистраторам, - скажу более - оба вы здесь со мной глаз на глаз

Вот, господа, мои правила: не удастся - креплюсь, удастся - держусь и вовсяком случае никого не подкапываю. Не интригант - и этим горжусь. Вдипломаты бы я не годился. Говорят еще, господа, что птица сама летит наохотника. Правда, и готов согласиться: но кто здесь охотник, кто птица? Этоеще вопрос, господа!

Господин Голядкин красноречиво умолк и с самой значительной миной, тоесть подняв брови и сжав губы донельзя, раскланялся с господами чиновникамии потом вышел, оставя их в крайнем изумлении.

- Куда прикажете? - спросил довольно сурово Петрушка, которому уженаскучило, вероятно, таскаться по холоду. - Куда прикажете? - спросил онгосподина Голядкина, встречая его страшный, все уничтожающий взгляд,которым герой наш уже два раза обеспечивал себя в это утро и к которомуприбегнул теперь в третий раз, сходя с лестницы.

- К Измайловскому мосту.

- К Измайловскому мосту! Пошел!

"Обед у них начинается не раньше как в пятом или даже в пять часов, думал господин Голядкин, - не рано ль теперь? Впрочем, ведь я могу ипораньше; да к тому же и семейный обед. Я этак могу сан-фасон1, как междупорядочными людьми говорится. Отчего же бы мне нельзя сан-фасон? Медведьнаш тоже говорил, что будет все сан-фасон, а потому и я тоже..." Так думалгосподин Голядкин; а между тем волнение его все более и болееувеличивалось. Заметно было, что он готовится к чему-то весьмахлопотливому, чтоб не сказать более, шептал про себя, жестикулировал правойрукой,беспрерывно поглядывал в окна кареты, так что, смотря теперь нагосподина Голядкина, право бы никто не сказал, что он сбирается хорошопообедать, запросто, да еще в своем семейном кругу, - сан-фасон, как междупорядочными людьми говорится. Наконец у самого Измайловского моста господинГолядкин указал на один дом; карета с громом вкатилась в ворота иостановилась у подъезда правого фаса. Заметив одну женскую фигуру в окневторого этажа, господин Голядкин послал ей рукой поцелуй. Впрочем, он незнал сам, что делает, потому что решительно был ни жив ни мертв в этуминуту. Из кареты он вышел бледный, растерянный; взошел на крыльцо, снялсвою шляпу, машинально оправился и, чувствуя, впрочем, маленькую дрожь вколенках, пустился по лестнице.

- Олсуфий Иванович? - спросил он отворившего ему человека.

- Дома-с, то есть нет-с, их нет дома-с.

- Как? что ты, мой милый? Я - я на обед, братец. Ведь ты меня знаешь?

-Как не знать-с! Принимать вас не велено-с.

- Ты... ты,братец... ты, верно, ошибаешься, братец. Это я. Я, братец,приглашен; я на обед, - проговорил господин Голядкин, сбросив шинель ипоказывая очевидное намерение отправиться в комнаты.

- Позвольте-с, нельзя-с. Не велено принимать-с, вам отказывать велено

Вот как!

Господин Голядкин побледнел. В это самое время дверь из внутреннихкомнат отво0илась и вошел Герасимыч, старый камердинер Олсуфия Ивановича.

- Вот они, Емельян Герасимович, войти хотят, а я...

- А вы дурак, Алексеич. Ступайте в комнаты, а сюда пришлите подлецаСеменыча. Нельзя-с, - сказал он учтиво, но решительно обращаясь к господинуГолядкину. - Никак невозможно-с. Просят извинить-с; не могут принять-с.

- Они так и сказали, что не могут принять? - нерешительно спросилгосподин Голядкин. - Вы извините, Герасимыч. Отчего же никак невозможно?

- Никак невозможно-с. Я докладывал-с; сказали: проси извинить. Немогут, дескать, принять-с.

- Отчего же? как же это? как...

- Позвольте, позвольте!..

- Однако как же это так? Так нельзя! Доложите... Как же это так? я наобед...

- Позвольте, позвольте!..

- А, ну впрочем, это дело другое - извинить просят; однако жпозвольте, Герасимыч, как это, Герасимыч?

- Позвольте, позвольте! - возразил Герасимыч, весьма решительноотстраняя рукой господина Голядкина и давая широкую дорогу двум господам,которые в это самое мгновение входили в прихожую.

Входившие господа были: Андрей Филиппович и племянник его, ВладимирСеменович. Оба они с недоумением посмотрели на господина Голядкина. АндрейФилиппович хотел было что-то заговорить, но господин Голядкин уже решился;он уже выходил из прихожей Олсуфия Ивановича, опустив глаза, покраснев,улыбаясь, с совершенно потерянной физиономией.

- Я зайду после, Герасимыч; я объяснюсь; я надеюсь, что все это незамедлит своевременно объясниться,- проговорил он на пороге.

- Яков Петрович, Яков Петрович!.. - послышался голос последовавшего загосподином Голядкиным Андрея Филипповича.

Господин Голядкин находился тогда уже на первой забежной площадке. Онбыстро оборотился к Андрею Филипповичу.

- Что вам угодно, Андрей Филиппович? - сказал он довольно решительнымтоном.

- Что это с вами, Яков Петрович? Каким образом?..

- Ничего-с, Андрей Филиппович. Я здесь сам по себе. Это моя частнаяжизнь, Андрей Филиппович.

- Что такое-с?

- Я говорю, Андрей Филиппович, что это моя частная жизнь и что здесь,сколько мне кажется, ничего нельзя найти предосудительного, касательноофициальных отношений моих.

- Как! касательно официальных... Что с вами, сударь такое?

- Ничего, Андрей Филиппович, совершенно ничего; дерзкая девчонка,больше ничего...

- Что!.. что?! - Андрей Филиппович потерялся от изумления. ГосподинГолядкин, который доселе, разговаривая с низу лестницы с АндреемФилипповичем, смотрел так, что, казалось, готов был ему прыгнуть прямо вглаза, - видя, что начальник отделения немного смешался, сделал, почтиневедомо себе, шаг вперед. Андрей Филиппович подался назад. ГосподинГолядкин переступил еще и еще ступеньку. Андрей Филиппович беспокойноосмотрелся кругом. Господин Голядкин вдруг быстро поднялся на лестницу. Ещебыстрее прыгнул Андрей Филиппович в комнату и захлопнул дверь за собою