Школьная библиотека

Молчание

- Что ж? Он молод, хорош, особенно, верно, богат, и ты боишься... - явзглянул на нее и испугался; ее лицо выражало глубокое отчаянье, на глазахсверкали слезы

- Скажи мне, - наконец прошептала она, - тебе очень весело меня мучить? Ябы тебя должна ненавидеть. С тех пор как мы знаем друг друга, ты ничего мнене дал, кроме страданий... - Ее голос задрожал, она склонилась ко мне иопустила голову на грудь мою

"Может быть, - подумал я, - ты оттого-то именно меня и любила: радостизабываются, а печали никогда..."Я ее крепко обнял, и так мы оставались долго. Наконец губы наши сблизилисьи слились в жаркий, упоительный поцелуи; ее руки были холодны как лед,голова горела. Тут между нами начался один из тех разговоров, которые набумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить:значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянскойопере

Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем - тем хромымстаричком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него длясына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни однойнасмешки: она его уважает, как отца, - и будет обманывать, как мужа..

Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!Муж Веры, Семен Васильевич Г...в, дальний родственник княгини Лиговской. Онживет с нею рядом; Вера часто бывает у княгини; я ей дал словопознакомиться с Лиговскими и волочиться за княжной, чтоб отвлечь от неевнимание. Таким образом, мои планы нимало не расстроились, и мне будетвесело..

Весело!.. Да, я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут толькосчастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстнокого-нибудь, - теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими;даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно:жалкая привычка сердца!.

Однако мне всегда было странно: я никогда не делался рабом любимой женщины;напротив я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть,вовсе об этом не стараясь. Отчего это? - оттого ли что я никогда ничемочень не дорожу и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? или это- магнетическое влияния сильного организма? или мне просто не удавалосьвстретить женщину с упорным характером?Надо признаться, что я точно не люблю женщин с характером: их ли этодело!.

Правда, теперь вспомнил: один раз, один только раз я любил женщину ствердой волей, которую никогда не мог победить... Мы расстались врагами, и то, может быть, если б я ее встретил пятью годами позже, мы расстались быиначе..

Вера больна, очень больна, хотя в этом и не признается, я боюсь, чтобы небыло у нее чахотки или той болезни, которую называют fievre lente - болезньне русская вовсе, и ей на нашем языке нет названия

Гроза застала нас в гроте и удержала лишних полчаса. Она не заставляла меняклясться в верности, не спрашивала, любил ли я других с тех пор, как мырасстались... Она вверилась мне снова с прежней беспечностью, - я ее необману; она единственная женщина в мире, которую я не в силах был быобмануть. я знаю, мы скоро разлучимся опять и, может быть, на веки: обапойдем разными путями до гроба; но воспоминание о ней останетсянеприкосновенным в душе моей; я ей это повторял всегда и она мне верит,хотя говорит противное

Cp>Наконец мы расстались; я долго следил за нею взором, пока ее шляпка нескрылась за кустарниками и скалами. Сердце мое болезненно сжалось, какпосле первого расставания. О, как я обрадовался этому чувству! Уж немолодость ли с своими благотворными бурями хочет вернуться ко мне опять,или это только ее прощальный взгляд, последний подарок - на память?.. Асмешно подумать, что на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо;члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят, кровь кипит..

Возвратясь домой, я сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать нагояччей лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностьюглотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясьуловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснееи яснее. Какая бы горесть ни лежала на сердце, какое бы беспокойство нитомило мысль, все в минуту рассеется; на душе станет легко, усталость телапобедит тревогу ума. Нет женского взора, которого бы я не забыл при видекудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимаяшуму потока, падающего с утеса на утес

Я думаю, казаки, зевающие на своих вышках, видя меня скачущего без нужды ицели, долго мучились этой загадкой, ибо, верно, по одежде приняли меня зачеркеса. Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом ябольше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается доэтой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуналишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный,не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможнойточностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая. Я долго изучал горскуюпосадку: ничем нельзя так польстить моему самолюбию, как признавая моеискусство в верховой езде на кавказский лад. Я держу четырех лошадей: однудля себя, трех для приятелей, чтоб не скучно было одному таскаться пополям; они берут моих лошадей с удовольствием и никогда со мной не ездятвместе. Было уже шесть часов пополудни, когда вспомнил я, что пора обедать;лошадь моя была измучена; я выехал на дорогу, ведущую из Пятигорска внемецкую колонию, куда часто водяное общество ездит en piquenique6. Дорогаидет, извиваясь между кустарниками, опускаясь в небольшие овраги, гдепротекают шумные ручьи под сенью высоких трав; кругом амфитеатромвозвышаются синие громады Бешту, Змеиной, Железной и Лысой горы. Спустясь водин из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, яостановился, чтоб напоить лошадь; в это время показалась на дороге шумная иблестящая кавалькада: дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры вкостюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехалГрушницкий с княжною Мери

Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно,поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов:он был довольно смешон в этом геройском облечении. Высокий куст закрывалменя от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениямих лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились кспуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец ихразговора:- И вы целую жизнь хотите остаться на Кавказе? - говорила княжна

- Что для меня Россия! - отвечал ее кавалер, - страна, где тысячи людей,потому что они богаче меня, будут смотреть на меня с презрением, тогда какздесь - здесь эта толстая шинель не помешала моему знакомству с вами..

- Напротив... - сказала княжна, покраснев

Лицо Грушницкого изобразило удовольствие. Он продолжал:- Здесь моя жизнь протечет шумно, незаметно и быстро, под пулями дикарей, иесли бы бог мне каждый год посылал один светлый женский взгляд, один,подобный тому..

В это время они поравнялись со мной; я ударил плетью по лошади и выехализ-за куста..

- Mon Dieu, un Circassien!..7 - вскрикнула княжна в ужасе. Чтоб еесовершенно разуверить, я отвечал по-французски, слегка наклонясь:- Ne craignez rien, madame, - je ne suis pas plus dangereux que votrecavalier8

Она смутилась, - но отчего? от своей ошибки или оттого, что мой ответ ейпоказался дерзким? Я желал бы, чтоб последнее мое предположение былосправедливо. Грушницкий бросил на меня недовольный взгляд

Поздно вечером, то есть часов в одиннадцать, я пошел гулять по липовойаллее бульвара. Город спал, только в некоторых окнах мелькали огни. С трехсторон чернели гребни утесов, отрасли Машука, на вершине которого лежалозловещее облачко; месяц подымался на востоке; вдали серебряной бахромойсверкали снеговые горы. Оклики часовых перемежались с шумом горячих ключей,