Школьная библиотека

Видно, я очень переменилась в лице, потому что он долго и пристальносмотрел мне в глаза; я едва не упала без памяти при мысли, что ты нынчедолжен драться и что я этому причиной; мне казалось, что я сойду с ума..

но теперь, когда я могу рассуждать, я уверена, что ты останешься жив:невозможно, чтоб ты умер без меня, невозможно! Мой муж долго ходил покомнате; я не знаю, что он мне говорил, не помню, что я ему отвечала..

верно, я ему сказала, что я тебя люблю... Помню только, что под конецнашего разговора он оскорбил меня ужасным словом и вышел. Я слышала, как онвелел закладывать карету... Вот уж три часа, как я сижу у окна и жду твоеговозврата... Но ты жив, ты не можешь умереть!.. Карета почти готова..

Прощай, прощай... Я погибла, - но что за нужда?.. Если б я могла бытьуверена, что ты всегда меня будешь помнить, - не говорю уж любить, - нет,только помнить... Прощай; идут... я должна спрятать письмо..

Не правда ли, ты не любишь Мери? ты не женишься на ней? Послушай, ты долженмне принести эту жертву: я для тебя потеряла все на свете..."Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, котороговодили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощаднопогонял измученного коня, который, хрипя и весь в пене, мчал меня покаменистой дороге

Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; вущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо иоднообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать уже ее вПятигорске молотком ударяла мне в сердце! - одну минуту, еще одну минутувидеть ее, проститься, пожать ей руку... Я молился, проклинал плакал,смеялся... нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. Привозможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеныезамыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняябеспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза двауж спотыкнулся на ровном месте... Оставалось пять верст до Ессентуков казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь

Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут!Но вдруг поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутомповороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его,дергаю за повод - напрасно: едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые егозубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потерявпоследнюю надежду; попробовал идти пешком - ноги мои подкосились;изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и какребенок заплакал

И долго я лежал неподвижно и плакал горько, не стараясь удерживать слез ирыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все моехладнокровие - исчезли как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если бв эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся

Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горячую голову и мысли пришлив обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастьем бесполезнои безрассудно. Чего мне еще надобно? - ее видеть? - зачем? не все ликончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моихвоспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться

Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этомупричиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты противдула пистолета и пустой желудок

Все к лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мнесчастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я непроехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцатьверст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих

Я возвратился в Кисловодск в пять часов утра, бросился на постель и заснулсном Наполеона после Ват0лоо

Когда я проснулся, на дворе уж было темно. Я сел у отворенного окна,расстегнул архалук - и горный ветер освежил грудь мою, еще не успокоеннуютяжелым сном усталости. Вдали за рекою, сквозь верхи густых лип, ееосеняющих, мелькали огне в строеньях крепости и слободки. На дворе у насвсе было тихо, в доме княгини было темно

Взошел доктор: лоб у него был нахмурен; и он, против обыкновения, непротянул мне руки

- Откуда вы, доктор?- От княгини Лиговской; дочь ее больна - расслабление нервов... Да не вэтом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзядоказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мнеговорила нынче, что она знает, что вы стрелялись за ее дочь. Ей все этотстаричок рассказал... как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки сГрушницким в ресторации. Я пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть,мы больше не увидимся, вас ушлют куда-нибудь

Он на пороге остановился: ему хотелось пожать мне руку... и если б япоказал ему малейшее на это желание, то он бросился бы мне на шею; но яостался холоден, как камень - и он вышел

Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка,помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства,- а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имелсмелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, дажесамые добрые, самые умные!.

На другой день утром, получив приказание от высшего начальства отправитьсяв крепость Н., я зашел к княгине проститься

Она была удивлена, когда на вопрос ее: имею ли я ей сказать что-нибудьособенно важное? - я отвечал, что желаю ей быть счастливой и прочее

- А мне нужно с вами поговорить очень серьезно

Я сел молча

Явно было, что она не знала, с чего начать; лицо ее побагровело, пухлые еепальцы стучали по столу; наконец она начала так, прерывистым голосом:- Послушайте, мсье Печорин! я думаю, что вы благородный человек

Я поклонился

- Я даже в этом уверена, - продолжала она, - хотя ваше поведение несколькосомнительно; но у вас могут быть причины, которых я не знаю, и их-то выдолжны теперь мне поверить. Вы защитили дочь мою от клеветы, стрелялись занее, - следственно, рисковали жизнью... Не отвечайте, я знаю, что вы в этомне признаетесь, потому что Грушницкий убит (она перекрестилась). Бог емупростит - и, надеюсь, вам также!.. Это до меня не касается, я не смеюосуждать вас, потому что дочь моя хотя невинно, но была этому причиною. Онамне все сказала... я думаю, все: вы изъяснились ей в любви... она вампризналась в своей (тут княгиня тяжело вздохнула). Но она больна, и яуверена, что это не простая болезнь! Печаль тайная ее убивает; она непризнается, но я уверена, что вы этому причиной... Послушайте: вы, можетбыть, думаете, что я ищу чинов, огромного богатства, - разуверьтесь! я хочутолько счастья дочери. Ваше теперешнее положение незавидно, но оно можетпоправиться: вы имеете состояние; вас любит дочь моя, она воспитана так,что составит счастие мужа, - я богата, она у меня одна... Говорите, что васудерживает?.. Видите, я не должна бы была вам всего этого говорить, но яполагаюсь на ваше сердце, на вашу честь; вспомните, у меня одна дочь..

одна..

Она заплакала

- Княгиня, - сказал я, - мне невозможно отвечать вам; позвольте мнепоговорить с вашей дочерью наедине..

- Никогда! - воскликнула она, встав со стула в сильном волнении

- Как хотите, - отвечал я, приготовляясь уйти

Она задумалась, сделала мне знак рукою, чтоб я подождал, и вышла

Прошло минут пять; сердце мое сильно билось, но мысли были спокойны, головахолодна; как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой Мери, ностарания мои были напрасны

Вот двери отворились, и вошла она, Боже! как переменилась с тех пор, как яне видал ее, - а давно ли?