Книга "Лолита". Страница 39
глаз по мере укрепления моего нового знакомства с ними. Заобработанной равниной, за игрушечными кровлями медлила поволоканикому ненужной красоты там, где садилось солнце в платиновоммареве, и теплый оттенок, напоминавший очищенный персик,расходился по верхнему краю плоского сизого облака, сливающегосяс далекой романтической дымкой. Иногда рисовалась на горизонтечереда широко расставленных деревьев, или знойный безветренныйполдень мрел над засаженной клевером пустыней, и облака КлодаЛоррэна были вписаны в отдаленнейшую, туманнейшум лазурь, причемодна только их кучевая часть ясно вылеплялась на неопределенноми как бы обморочном фоне. А не то нависал вдали суровый небосводкисти Эль Греко, чреватый чернильными ливнями, и виднелсямельком фермер с затылком мумии, а за ним тянулись полоскиртутью блестевшей воды между полосками резко-зеленой кукурузы, ивсе это сочетание раскрывалось веером - гдето в Канзасе.
Там и сям, в просторе равнин, исполинские деревьяподступали к нам, чтобы сбиться в подобострастные купы при шоссеи снабдить обрывками гуманитарной тени пикниковые столы, которыестояли на бурой почве, испещренной солнечными бликами,сплющенными картонными чашками, древесными крьиатками ивыброшенными палочками от мороженного. Моя небрезгливая Лолитаохотно пользовалась придорожными уборными - ее пленяли ихнадписи: "Парни" - "Девки(TM), "Иван да Марья" "Он" и "Она", идаже "Адам" и "Ева"; и, пока она там пребывала, я терялся впоэтическом сне, созерцая добросовестную красочность бензиновыхприспособлений, выделявшуюся на чудной зелени дубов, иликакой-нибудь дальний холм, который выкарабкивался, покрытыйрубцами, но все еще неприрученный, из дебрей агрикультуры,старавшихся им завладеть.
По ночам высокие грузовики, усыпанные разноцветными огнями,как страшные и гигантские рождественские елки, поднимались измрака и громыхали мимо нашего запоздалого седанчика. И снова, надругой день над нами таяла выцветшая от жары лазурьмалонаселенного неба, и Лолита требовала прохладительногонапитка; ее щеки энергично вдавались внутрь, над соломинкой, икогда мы возвращались в машину, температура там была адская;перед нами дорога переливчато блестела; далеко впереди встречныйавтомобиль менял, как мираж, очерк в посверке, отражающем его, икак будто повисал на мгновение, по-старинному квадратный илобастый, в мерцании зноя. И по мере того, как мы продвигалисьвсе дальше на запад, появлялись в степи пучки полыни,"сейджбраш" (как назвал ее гаражист) и мы видели загадочныеочертания столообразных холмов, за которыми следовали красныекурганы в кляксах можжевельника, и затем настоящая горная гряда,бланжевого оттенка, переходящего в голубой, а из голубого внеизъяснимый, и вот пустыня встретила нас ровным и мощнымветром, да летящим песком, да серым терновником, да гнуснымиклочками бумаги, имитирующими бледные цветы среди шипов намучимых ветром блеклых стеблях вдоль всего шоссе, посредикоторого иногда стояли простодушные коровы, оцепеневшие встранном положении (хвост налево, белые ресницы направо),противоречившем всем человеческим правилам дорожного движения.
Мой адвокат советуермне дать отчетливое и прямолинейноеописание нашего маршрута, и теперь я, кажется, достиг точки, гдене могу избежать сей докуки. Грубо говоря, в течение тогосумасшедшего года (с августа 1947-го до августа 1948-го года)наш путь начался с разных извилин и завитков в Новой Англии;затем зазмеился в южном направлении, так и сяк, к океану и отокеана; глубоко окунулся в се qu'on appelle "Dixieland"; недошел до Флориды (оттого что там были в это время Джон и ДжоанаФарло); повернул на запад; зигзагами прошел через хлопковые икукурузные зоны (боюсь, милый Клэренс, что выходит не так ужясно, но я ничего не записывал, и теперь для проверки памяти уменя остался в распоржкении только до ужаса изуродованныйпутеводитель в трех томиках - сущий символ моего истерзанногопрошлого); пересек по двум разным перевалам Скалистые Горы;закрутился по южным пустыням, где мы зимовали; докатился доТихого Океана; поворотил на север сквозь бледный сиреневый пухкалифорнийского мирта, цветущего по лесным обочинам; почти дошелдо канадской границы; и затем потянулся опять на восток, черезсолончаки, иссеченные яругами, через равнины в хлебах, назад кграндиозно развитому земледелию (где мы сделали крюк, чтобыминовать, несмотря на визгливые возражения Лолиточки, роднойгород Лолиточки, в кукурузно-угольно-свиноводческом районе); и,наконец, вернулся под крыло Востока, пунктирчиком кончившись вуниверситетском городке Бердслей
2
Просматривая следующие страницы, читатель должен считатьсяне только с общим маршрутом, намеченным выше, с егомногочисченными побочными заездами, туристическими тупиками,вторичными кругами и прихотливыми отклонениями, но также с темфактом, что, далеко не будучи беспечной partie de plaisir, нашепутешествие представляло собой крутое, тугое, телеологическоеизветвление, чья единственная raison d'etre (эти французскиеклише показательны) сводилась к тому, чтобы держать мою спутницув приличном расположении духа от поцелуя до поцелуя.
Перелистываю мой потрепанный путеводитель и смутно вижуопять тот парк Магнолий в южном штате, обошедшийся мне в четыредоллара, который, судя по объявлению, следовало посетить по тремпричинам: раз - потому что Джон Галсворти (посредственный, давноокаменевший писатель) провозгласил этот парк прекраснейшим вмире; два - потому что Бэдекер в 1900-ом году его отметилзвездочкой; и три - потому что... о читатель, о мой читатель,угадай!.. потому что дети (и не была ли моя Лолита, чорт подери,дитятей?) "пройдут, полные благоговения, с сияющими от умиленияглазами, через это предвкушение Рая, впивая красоту, могущуюналожить отпечаток на всю их жизнь". "Не на мою", мрачнозаметила Лолита и уселась на скамейку с воскресным приложениемдвух газет на своих хорошеньких коленках.
Мы вновь и вновь прошли через всю гамму американскихпридорожных ресторанов, от простецкого "Ешь!" с его оленьейголовой (помню темный след длинной слезы у внутреннего угластеклянного глаза), будто бы "юмористическими" цветнымиоткрытками с задницами, немецкого "курортного" типа, бумажкамиоплаченных счетов, посаженными на кол, леденцагли в виделилипутовых спасательных кругов, черными очками на продажу,рекламно-небесными видениями разных родов мороженного по стенам,половиной шоколадного торта под стеклом и несколькимиотвратительно опытными мухами, извилисто и быстро ползущими полипкой сахарной сыпалке на мерзком прилавке; и до самоговерхнего разряда, до дорогого кабарэ с притушенным светом,уморительно жалким столовым бельем, нелепыми официантами(бывшими каторжниками или подрабатывающими студентами), гнедойспиной киноактрисы, соболиными бровями ее хахаля, да оркестром,состоящим из стиляг с саксофонами.
Нами были осмотрены многие достопримечательности (слоновоеслово!): величайший в мире сталагмит, находящийся в знаменитойпещере, где три юговосточных штата празднуют географическуювстречу (плата за осмотр в зависимости от возраста: с мужчин один доллар; с едва опушившихся девочек - шестьдесят центов);гранитный обелиск в память баталии под Блю-Ликс, с древнимикостями и индейскими горшками в музее по соседству (гривенник сЛолиточки - очень недорого); вполне современная изба, смелоподделывающаяся под былую избу, где родился Линкольн; скала сметаллической доской в память автора стихотворения "Деревья" (мызаехали тут в Тополевый Дол, Северная Каролина, куда ведетдорога, которую мой добрый, терпимый, обычно столь сдержанныйгид, гневно называет "весьма узкой и запущенной", под чем я,хоть и не будучи поклонником поэта Кильмера, готов подписаться)
С борта нанятой моторной лодки, которой управлял пожилой, но всееще отталкивающе красивый русский белогвардеец и даже, говорили,барон (у моей дурочки сразу вспотели ладошки), знавший вбытность свою в Калифорнии любезного Максимовича и его Валерию,нам было дано разглядеть недоступную Колонию Миллионеров наострове в некотором расстоянии от берега штата Георгии. Далее,мы осмотрели: собрание европейских отельных открыток вмиссиссипийском музее, посвященном коллекционерским причудам,где с горячим приливом гордости я выискал цветную фотографиюотцовской "Мираны", ее полосатые маркизы, ее флаг, развевающийсянад ретушированными пальмами. "Ну и что?" рассеянно отозваласьЛолита, а сама искоса поглядывала на бронзово-загорелого хозяинадорогой машины, последовавшего за нами в этот "музей причуд"
Реликвии хлопковой эры. Лес в Арканзасе, и на ее смуглом плечерозово-лиловое вздутье (работа комара или мухи), которое я сжалмежду длинными ногтями первых пальцев, чтобы выдавить из негочудный прозрачный яд, а потом долго высасывал, пока не насытилсявдоволь ее пряной кровью. Улица Бурбона (в городе Новый Орлеан),где тротуары, по словам путеводителя, могут (интересная
