Школьная библиотека

"Девочку из Бердслея".

"Отлично. Я знаю имена всех твоих одноклассниц. Начнемсначала: Алиса Адамс?"

"Нет - не из моего класса".

"Отлично. У меня есть с собой полный список учениц твоейшколы. Имя, пожалуйста".

"Она не училась у нас. Просто жила в городе".

"Отлично. Я захватил и бердслейскую адресную книгу. Мы в нейнайдем всех Браунов и Смитов".

"Я знаю только ее первое имя".

"Мари или Дженни?"

"Нет - Долли, как я".

"Значит, тупик (зеркало, о которое разбиваешь нос). Отлично

Попробуем теперь иначе. Ты отсутствовала двадцать восемь минут

Что делали обе Долли?"

"Мы зашли в молочный бар".

"И вы заказали там - ?"

"Ах, просто по кока-коле".

"Смотри, Долли! Мы, знаешь, можем это проверить".

"Во всяком случае, она выпила кока-колы, а я - стакан воды!"

"Отлично. Это вон там, что ли?"

"Ну, да".

"Отлично. Пойдем. Мы допросим сифонщика".

"Погоди секундочку. Я не уверена, это, может быть, былочуточку дальше - как раз за углом".

"Все равно, зайдем покамест сюда. Входи, пожалуйста. Теперьпосмотрим (я раскрыл телефонную книгу, прикрепленную цепью кпюпитру). Хорошо-с. Благородное похоронное бюро. Нет, рано. Ах,вот: Аптеки и молочные бары: один в Горном Переулке, а другой вот этот, аптечный магазин Ларкина, и еще два. И это все, чтоУэйс, или по крайней мере его торговый квартал, может нампредложить в смысле газированных вод и мороженого. Что же, нампридется посетить их все".

"Пойди к чорту!", сказала она.

"Грубость, цыпка, тебе не поможет".

"Ладно", сказала она. "Но ты не смеешь меня загонять вловушку. Ладно - пускай будет по-твоему, мы никуда не заходили

Мы просто беседовали и смотрели на платья в витринах".

"В каких витринах? Вот в этой?"

"Да, хотя бы в этой".

"Ах, Лолита! Взгляни-ка поближе". Зрелище былодействительно мало привлекательное. Щеголеватый молодой прикащикчистил пылесосом что-то вроде ковра, на котором стояли двефигуры, имевшие такой вид, будто они только что пострадали отвзрыва. Одна из них была совершенно нагая, без парика и без рук

Судя по ее сравнительно небольшой величине и манерно-игривойпозе, можно было предположить, что в одетом виде она изображала,и еще будет изображать, девочку Лолитиного роста. В теперешнемвиде, однако, она не имела определенного пола. Рядом с неюстояла более высокая фигура - невеста в фате, совершеннозаконченная и, как говорится, целая, если не считать отсутствияодной руки. На полу, у ног девицы, там, где старательно ползалприказчик со своим инструментом, лежали три тонких голых руки ибелокурый парик. Две из этих рук случайно соединились визогнутом положении, напоминавшем ужасный жест отчаяния имольбы.

"Гляди, Лолита", сказал я спокойно. "Гляди хорошенько

Разве это не превосходный символ какой-то невероятной беды?Впрочем (продолжал я, садясь в автомобиль), я принял кое-какиемеры предосторожности. Вот здесь у меня (я открыл отделеньицедля перчаток), на этом маленьком блокноте, записан автомобильныйномер нашего милого дружка".

Я по глупости не потрудился запечатлеть номер в памяти

Помнил только начальную литеру и конечное число, словно весь рядн4остающих цифр ушел от меня полукругом, оставаясь обращеннымвогнутостью ко мне за цветным стеклом, недостаточно прозрачным,чтобы можно было разобрать что-либо из серии, кроме ее крайнихзнаков, латинского Р и шестерки. Мне приходится вдаваться в этидетали (которые сами по себе могут заинтересовать толькопрофессионала-психолога), ибо иначе мой читатель (ах, если бы ямог вообразить его в виде светлобородого эрудита, посасывающегорозовыми губами la pomme de sa canne и упивающегося моимманускриптом!) мог бы не оценить полностью всю силу потрясения,которое я испытал, заметив что буква Р, словно надев турнюр,превратилась в В, а шестерка оказалась совершенно стертой

Центральная же часть, которую я все равно не помнил, носиласледы торопливо прошедшейся карандашной резинки: цифры былизамазаны, другие заново написаны детской рукой, так что весь рядпредставлял собой какую-то спутанную колючую проволоку, неподдававшуюся логическому толкованию. Единственное, что я знал,было то, что мне говорила запомнившаяся литера: мой враг был изштата, смежного с тем, где находился Бердслей.

Я ничего не сказал. Я сунул блокнот обратно в отделение,захлопнул крышку, и мы выехали из Уэйса. Лолита, меж тем,схватила с заднего сиденья новые комиксы и в белой своей блузке,зыблемой ветром, выставив за окно правый коричневый локоть,углубилась в приключения очередного болвана. Отъехав мили начетыре от Узйса, я свернул в пеструю тень площадки для пикников,где утро свалило свой солнечный сор на пустой стол; Лолита, oтoрвав взгляд от журнальчика, посмотрела на меня с полуулыбкойудивления, и ни слова не говоря, я наотмашь дал ей здоровеннуюплюху, смачно пришедшуюся на ее теплую твердую маленькую скулу.

А затем - раскаяние, пронзительная услада искупительныхрыданий, пресмыкание любви, безнадежность чувственногопримирения... В бархатной темноте ночи, в мотеле "Мирана"(Мирана!), я целовал желтоватые подошвы ее длиннопалых ножек, я дошел до последних унижений и жертв... Но это все было ни кчему. Мы оба были обречены. И вскоре мне пришлось перейти вновый круг адских пыток.

Когда мы покидали Уэйс, на одной из крайних улиц... Ах, ямогу поклясться, что это не было бредом. На этой крайней улице я- мельком увидел знакомый вишневый Як с откидным верхом или жеего тождественный двойник. Вместо Траппа там сидело четверо илипятеро громких, актерского типа, представителей нескольких полов- ко я ничего не сказал. После же выезда из Уэйса наметилосьнечто совершенно другое. Сначала, в течение одного-двух дней, янаслаждался той внутренней уверенностью, с которой я сам себеговорил, что ни теперь, ни прежде никто за нами не следовал; азатем мне стало отвратительно ясно, что Трапп переменил тактикуи продолжает ехать за нами, но уже в других, наемных машинах.

Сущий Протей большой дороги, он с ошеломляющей легкостьюперескакивал из одного типа автомобиля в другой. Такой способпередвижения предполагает существование гаражных пунктов,специализирующихся на поставке "перекладных автомобилей", но яникогда не мог точно определить местонахождение этих станций

Сперва он как будто оказывал предпочтение шевролетовой породе начал с открытой машины цвета "Колледж Крэм", перешел намаленький седан ("Голубой Горизонт"), а потом долинял до такихоттенков, как "Седой Прибой" и "Сплавной Сухостой". Затем онобратился к другим маркам и опять прошел через тусклую радугукоммерческих красок, заставляя меня разбираться, например, втонком различии между моим "грезовосиним" Икаром и его"горно-синим" Ольдсмобилем. Серый тон, впрочем, остался еголюбимым защитным цветом, и в мучительных кошмарах я тщетно,бывало, старался правильно рассортировать такие призрачныеоттенки, как "Серый Волк" Крайслера, "Серый Шелк" Шевролета,"Серый Париж" Доджа...

Необходимость постоянно. высматривать его усики и,открытый ворот - или его плешь и широкие плечи - заставила менядосконально изучить-все автомобили, попадавшиеся на дорогах сзади, спереди, сбоку, встречные, обгонные, - словом, все машиныпод играющим солнцем: автомобиль степенного отпускника скартонной коробочкой бумажных салфеток "Недотрога" в заднемокне; безрассудно несущийся ветхий Форд бедняка, набитыйбледными детьми, с головой лохматой собаки, торчащей в окне, исогнутым в результате столкновения крылом; седанчик холостяка,весь заполненный внутри костюмами на вешалках; огромный, толстыйприцеп - целый передвижной дом, невозмутимо равнодушный кверенице разъяренных автомобилей, ползущих за ним; спортивнаямашина с девкой, любезно расположившейся посредине переднегосиденья, чтобы быть как можно ближе к молодцу за рулем;автомобиль с опрокинутой на крыше лодкой... Серая машина,тормозящая перед нами, серая машина, догоняющая нас.

Однажды, в районе Скалистых Гор, где-то между Сноу иЧампион, мы катились едва заметно под уклон, и тогдато мнеудалось вторично ясно разглядеть Влюбленного Сыщика. Серыйпризрак за нами потемнел, стал гуще, превратился в компактнуюДоминионную Синь... Вдруг мой автомобиль, словно отозвавшись намуки моего бедного сердца, начал как-то скатываться и скользитьиз стороны в сторону, причем из-под него доносилось беспомощное