Школьная библиотека

ней все другие чувства, что ее безвольные руки едва сходилисьладонями, хотя она машинально продолжала аплодировать. Мне ираньше случалось наблюдать у детей экстаз такого рода, но этотбыл, черт возьми, совсем особенный ребенок, близоруконаправивший сияющий взор на далекую рампу - у которой я мелькомзаметил обоих авторов пьесы, или вернее только их общиеочертания: мужчину в смокинге и необыкновенно высокую брюнетку собнаженными плечами и ястребиным профилем.

"Ты опять, грубый скот, повредил мне кисть", проговорилатоненьким голосом Лолита, садясь в автомобиль рядом со мной.

"Ах, прости меня, моя душка - моя ультрафиолетовая душка",сказал я, тщетно пытаясь схватить ее за локоть: и я добавил,желая переменить разговор - переменить прицел судьбы, Боже мой,Боже мой: "Вивиан - очень интересная дама. Я почти уверен, чтомы ее видели вчера, когда обедали в Ананасе".

"Иногда, ты просто отвратительно туп", сказала Лолита

"Во-первых, Вивиан - автор; авторша - это Клэр; вовторых, ейсорок лет, она замужем, и у нее негритянская кровь".

"А я-то думал" продолжал я, нежно подшучивая над ней, "я-тодумал, что Куильти твоя бывшая пассия - помнишь, о немговорилось в милом Рамздэле, в те дни, когда ты любила меня?"

"Что?", возразила Лолита, напряженно гримасничая

"Рамздэльский старый дантист? Ты меня, верно, путаешь скакой-нибудь другой легкой на передок штучкой".

И я подумал про себя, как эти штучки все, все забывают, межтем как мы, старые поклонники их, трясемся над каждым заветнымвершком их нимфетства..

19

С Лолитиного ведома и одобрения я перед отьездом велелбердслейскому почтмейстеру посылать наши письма до востребованиясначала в Уэйс, а после пятнадцатого июня в Эльфинстон. Надругое утро мы посетили Уэйский почтамт, где нам пришлось ждатьв коротком, но медленном хвосте. Безмятежная Лолита сталаизучать фотографии мошенников, выставленные в простенке

Красавец Анатолий Брянский, он же Антони Бриан, он же ТониБраун, глаза - карие, цвет лица - бледный, разыскивался полициейпо обвинению в похищении дитяти. Faux pas пожилого господина сгрустными глазами состояло в том, что он обжулил почтовоеведомство, а кроме того - точно этого не было достаточно, - онстрадал неизлечимой деформацией ступней. Насупленный Сулливанподавался с предупреждением: вероятно, вооружен и долженсчитаться чрезвычайно опасным. Если вы хотите сделать из моейкниги фильм, предлагаю такой трюк: пока я рассматриваю этифизиономии, одна из них тихонько превращается в мое лицо. А ещебыл залапанный снимок Пропавшей Девочки: четырнадцать лет, юбкав клетку и, в рифму, берет, обращаться к шерифу Фишеру,Фишерифу, Фишерифму.

Не помню писем, адресованных ко мне; что же касается Долли,пришел ее школьный отзыв, а кроме того - ей было письмо в оченьнеобычном, очень длинном конверте. Я это письмо без колебанийвскрыл и с ним ознакомился. Заметив, однако, с каким равнодушиемдевочка отвернулась и двинулась к газетному киоску у выхода, язаключил, что мои действия хорошо ею предусмотрены

"Долли-Ло! Ну вот - пьеса прошла с огромным успехом. Всетри пса лежали спокойно - им, по-видимому, впрыснула кое-чегонаша милая докторша. Лин4а, заменившая тебя, знала роль назубок,играла прекрасно, совмещая живость с выдержкой, но напрасно мы вней искали бы твою отзывчивость, твое непринужденноевоодушевление, прелесть моей - и авторской - Дианы; впрочем,автор на этот раз не пришел аплодировать нам, а невероятнаягроза на дворе несколько заглушила наш скромный "гром засценой". Ах, Боже мой, как летит жизнь. Теперь, когда всекончилось - школа, спектакль, моя история с Роем, беременностьмамы (увы, ребеночек долго не прожил), - все это кажется такимдавнишним, хотя на самом деле я еще чувствую щекотку грима налице.

После завтрака меня увозят в Нью-йорк, и вряд ли мнеудастся так устроиться, чтобы не ехать с родителями в Европу. Уменя есть еще худшая новость для тебя, ДоллиЛо! Не знаю,вернешься ли ты в Бердслей, но если вернешься, меня, может быть,там не будет. Об одном моем романе ты знаешь, о другом ты толькодумаешь, что знаешь, - но как бы то ни было, мой отец вмешался ихочет, чтобы я поехала учиться в Париж на один год, пока он самбудет там, благо я удостоилась фульбрайтовской стипендии.

Как и ожидалось, бедный ПОЭТ сбился в третьей сцене, в томместе где я всегда спотыкалась - на этих глупых стихах. Помнишь?

Пусть скажет озеро любовнику Химены,

Что предпочесть: тоску иль тишь и гладь измены.

Я тут подчеркнула спотычки. Завидная тишь!

Ну, веди себя хорошо, девчоночка! Твой поэт шлетсердечнейший привет тебе и почтительный привет твоему батюшке.

Твоя Мона

P. S. Из-за тех дел, которые я наделала и в которые мойотец вмешался, так получилось, что моя корреспонденция строгоконтролируется. Поэтому подожди с ответом, пока я не напишу тебеиз Европы"

Этого она, по-видимому, никогда не сделала. Тем лучше. Ееписьмо заключало в себе какие-то мерзкие намеки, в которыхтеперь мне слишком тягостно разбираться. Я его нашел спустямного времени между страницами одного из наших путеводителей ицитирую его здесь просто в качестве документации. Я его прочиталдважды.

Подняв голову, я намеревался - Вот тебе на - нет Дианы!Пока я пребывал под чарами Моны, Лолита пожала плечами ипропала. "Вы случайно не заметили -" обратился я к горбуну,который подметал пол у выхода. Конечно, заметил. Старый блудник

По его догадке, она кого-то увидела снаружи и выскочила. Явыскочил тоже. Остановился на панели, но ее там не оказалось

Побежал дальше. Опять стал. Итак - стряслось. Исчезла навеки.

В последующие годы я часто спрашивал себя, почему онадействительно не исчезла навеки в этот день. Послужил лиудерживающей силой ее новый летний гардероб, находившийся у меняв запертом автомобиле? Или, может быть, не дозрела какая-либочастица общего плана? Или. еще проще: как-никак я мог ещепригодиться для доставки в Эльфинстон (он-то и был тайнымконечным пунктом). В ту минуту, однако, я, помнится, несомневался в том, что она покинула меня навсегда. Уклоняющиесяот ответа лиловатые горы, полукругом охватывающие город, какбудто кишели часто дышащими, карабкающимися, спотыкающимися,смеющимися, все чаше дышащими Лолитами, которые растворялись влегком тумане. Громадная начальная буква города, составленная избелых камней на крутом скате, казалась инициалом моего ужаса.

Новое, прекрасное здание почтамта, из которого я только чтовыбежал, стояло между еще не проснувшимся кинематографом изаговорщицкой группой тополей. Было девять часов утра - повремени горной зоны. Улица называлась Главной. Я шагал по синейее стороне, вглядываясь в противоположную: ее уже околдовало иукрашало одно из тех хрупких утр в начале лета, в которых есть ивспышки стекла там и сям и что-то вроде общего колебания и почтиобморочного изнеможения перед перспективой невыносимо знойногополдня. Перейдя улицу, я стал бродить и как бы перелистыватьвывески длинного ряда домов: Аптека, Недвижимое Имущество, Моды,Автомобильные части, Кафэ, Спортивные Товары, НедвижимоеИмущество, Мебель, Электроприборы, Телеграф, Красильня,Бакалейная. Ах, патрульщик, патрульщик, моя дочка сбежала..

Сговорившись с сыщиком! Влюбившись в шантажиста!Воспользовавшись моей полной беспомощностью! Я обсуждал про себявопрос, не заговорить ли с одним из немногих пешеходов

Отказался от этой мысли. Посидел в запаркованном автомобиле

Пошел осматривать городской сад на теневой стороне. Вернулся кМодам и Автомобильным Частям. Сказал себе, с яростным взрывомсарказма - un ricanement - что надо быть сумасшедшим, чтобы ее вчем-либо подозревать, что она вот-вот появится...

Появилась.

Я круто повернулся и стряхнул с обшлага руку, которую она нанего положила с робкой и глупой улыбкой.

"Садись в машину", сказал я.

Послушалась; я же продолжал ходить взад и вперед потротуару, борясь с невыразимыми мыслями и пытаясь найтикакой-нибудь способ подступиться к изменнице.

Немного погодя, она вышла из автомобиля и присоединилась комне. Прислушиваясь, сквозь муть, я постепенно настроил приемникЭл-О. По-видимому, она объясняла мне, что повстречала знакомуюдевочку.

"В самом деле? Кого же именно?"