Школьная библиотека

краснеть, как вы думаете?

Эта фраза была так понятна для меня, сказана с такой ожесточенной,язвительной насмешкой, что я вскрикнула от ужаса и бросилась к Александре Михайловне. Изумление, боль, укор и ужас изображались на смертельнопобледневшем лице ее. Я взглянула на Петра Александровича, сложив с умоляющим видом руки. Казалось, он сам спохватился; но бешенство, вырвавшееу него эту фразу, еще не прошло. Однако ж, заметив безмолвную мольбумою, он смутился. Мой жест говорил ясно, что я про многое знаю из того,что между ними до сих пор было тайной, и что я хорошо поняла слова его

- Аннета, идите к себе, - повторила Александра Михайловна слабым, нотвердым голосом, встав со стула, - мне очень нужно говорить с ПетромАлександровичем..

Она была, по-видимому, спокойна; но за это спокойствие я бояласьбольше, чем за всякое волнение. Я как будто не слыхала слов ее и оставалась на месте как вкопанная. Все силы мои напрягла я, чтоб прочесть наее лице, что происходило в это мгновение в душе ее. Мне показалось, чтоона не поняла ни моего жеста, ни моего восклицания

- Вот что вы наделали, сударыня! - проговорил Петр Александрович,взяв меня за руки и указав на жену

Боже мой! Я никогда не видала такого отчаяния, которое прочла теперьна этом убитом, помертвевшем лице. Он взял меня за руку и вывел из комнаты. Я взглянула на них в последний раз. Александра Михайловна стояла,облокотясь на камин и крепко сжав обеими руками голову. Все положение еетела изображало нестерпимую муку. Я охватила руку Петра Александровича игорячо сжала ее

- Ради бога! ради бога! - проговорила я прерывающимся голосом, - пощадите!

- Не бойтесь, не бойтесь! - сказал он, как-то странно смотря на меня,- это ничего, это припадок. Ступайте же, ступайте

Войдя в свою комнату, я бросилась на диван и закрыла руками лицо. Целые три часа пробыла я в таком положении и в это мгновение прожила целыйад. Наконец я не выдержала и послала спросить, можно ли мне прийти кАлександре Михайловне. С ответом пришла мадам Леотар. Петр Александровичприслал сказать, что припадок прошел, опасности нет, но что АлександреМихайловне нужен покой. Я не ложилась спать до трех часов утра и все думала, ходя взад и вперед по комнате. Положение мое было загадочнее, чемкогда-нибудь, но я чувствовала себя как-то покойнее, - может быть, потому, что чувствовала себя всех виновнее. Я легла спать, с нетерпениеможидая завтрашнего утра

Но на другой день я, к горестному изумлению, заметила какую-то необъяснимую холодность в Александре Михайловне. Сначала мне показалось,что этому чистому, благородному сердцу тяжело быть со мною после вчерашней сцены с мужем, которой я поневоле была свидетельницей. Я знала, чтоэто дитя способно покраснеть передо мною и просить у меня же прощения зато, что несчастная сцена, может быть, оскорбила вчера мое сердце. Новскоре я заметила в ней какую-то другую заботу и досаду, проявлявшуюсячрезвычайно неловко: то она ответит мне сухо и холодно, то слышится всловах ее какой-то особенный смысл; то, наконец, она вдруг сделается сомной очень нежна, как будто раскаиваясь в этой суровости, которой немогло быть в ее сердце, и ласковые, тихие слова ее как будто звучат каким-то укором. Наконец я прямо спросила ее, что с ней и нет ли у ней чего мне сказать? На быстрый вопрос мой она немного смутилась, но тотчасже, подняв на меня свои большие тихие глаза и смотря на меня с нежнойулыбкой, сказала:

- Ничего, Неточка; только знаешь что: когда ты меня так быстро спросила, я немного смутилась. Это оттого, что ты спросила так скоро... уверяю тебя. Но, слушай, - отвечай мне правду, дитя мое: есть что-нибудь утебя на сердце такое, от чего бы ты так не смутилась, если б тебя о томспросили так же быстро и неожиданно?

- Нет, - отвечала я, посмотрев на нее ясными глазами

- Ну, вот и хорошо! Если б ты знала, друг мой, как я тебе благодарназа этот прекрасный ответ. Не то чтоб я тебя могла подозревать в чем-нибудь дурном, - никогда! Я не прощу себе и мысли об этом. Но слушай: взяла я тебя дитятей, а теперь тебе семнадцать лет. Ты видела сама: ябольная, я сама как ребенок, за мной еще нужно ухаживать. Я не могла заменить тебе вполне родную мать, несмотря на то что любви к тебе слишкомдостало бы на то в моем сердце. Если ж теперь меня так мучит забота, то,разумеется, не ты виновата, а я. Прости ж мне и за вопрос и за тоC чтоя, может быть, невольно не исполнила всех моих обещаний, которые далатебе и батюшке, когда взяла тебя из его дома. Меня это очень беспокоит ичасто беспокоило, друг мой

Я обняла ее и заплакала

- О, благодарю, благодарю вас за все! - сказала я, обливая ее рукислезами. - Не говорите мне так, не разрывайте моего сердца. Вы были мнебольше чем мать; да благословит вас бог за все, что вы сделали оба, вы икнязь, мне, бедной, оставленной! Бедная моя, родная моя!

- Полно, Неточка, полно! Обними меня лучше; так, крепче, крепче! Знаешь что? Бог знает отчего мне кажется, что ты в последний раз меня обнимаешь

- Нет, нет, - говорила я, разрыдавшись, как ребенок, - нет, этого небудет! Вы будете счастливы!.. Еще впереди много дней. Верьте, мы будемсчастливы

- Спасибо тебе, спасибо, что ты так любишь меня. Теперь около менямало людей; меня все оставили!

- Кто же оставили? кто они?

- Прежде были и другие кругом меня; ты не знаешь, Неточка. Они менявсе оставили, все ушли, точно призраки были. А я их так ждала, всю жизньждала; бог с ними! Смотри, Неточка: видишь, какая глубокая осень; скоропойдет снег: с первым снегом я и умру, - да; но я и не тужу. Прощайте!

Лицо ее было бледно и худо; на каждой щеке горело зловещее, кровавоепятно; губы ее дрожали и запеклись от внутреннего жара

Она подошла к фортепьяно и взяла несколько аккордов; в это мгновениес треском лопнула струна и заныла в длинном дребезжащем звуке..

- Слышишь, Неточка, слышишь? - сказала она вдруг каким-то вдохновенным голосом, указывая на фортепьяно. - Эту струну слишком, слишком натянули: она не вынесла и умерла. Слышишь, как жалобно умирает звук!

Она говорила с трудом. Глухая душевная боль отразилась на лице ее, иглаза ее наполнились слезами

- Ну, полно об этом, Неточка, друг мой; довольно; приведи детей

Я привела их. Она как будто отдохнула, на них глядя, и через час отпустила их

- Когда я умру, ты не оставишь их, Аннета? Да? - сказала она мне шепотом, как будто боясь, чтоб нас кто-нибудь не подслушал

- Полноте, вы убьете меня! - могла только я проговорить ей в ответ

- Я ведь шутила, - сказала она, помолчав и улыбнувшись. - А ты и поверила? Я ведь иногда бог знает что говорю. Я теперь как дитя; мне нужновсе прощать

Тут она робко посмотрела на меня, как будто боясь что-то выговорить

Я ожидала

- Смотри не пугай его, - проговорила она наконец, потупив глаза, слегкой краской в лице и так тихо, что я едва расслышала

- Кого? - спросила я с удивлением

- Мужа. Ты, пожалуй, расскажешь ему все потихоньку

- Зачем же, зачем? - повторяла я все более и более в удивлении

- Ну, может быть, и не расскажешь, как знать! - отвечала она, стараясь как можно хитрее взглянуть на меня, хотя все та же простодушная