Школьная библиотека

Но я не утерпела и взглянула на Петра Александровича. Он смеялся,выслушав, как я дала слово. Я вспыхнула, и мое смущение не укрылось отбедной Александры Михайловны. Подавляющая, мучительная тоска отразиласьна лице ее

- Довольно, - сказала она грустно. - Я вам верю. Я не могу вам не верить

- Я думаю, что такого признания достаточно, - проговорил Петр Александрович. - Вы слыхали? Что прикажете думать?

Александра Михайловна не отвечала. Сцена становилась все тягостнее итягостнее

- Я завтра же пересмотрю все книги, - продолжал Петр Александрович. Я не знаю, что там еще было; но..

- А какую книгу читала она? - спросила Александра Михайловна

- Книгу? Отвечайте вы, - сказал он, обращаясь ко мне. - Вы умеетелучше меня объяснять дело, - прибавил он с затаенной насмешкой

Я смутилась и не могла выговорить ни слова. Александра Михайловнапокраснела и опустила глаза. Наступила долгая пауза. Петр Александровичв досаде ходил взад и вперед по комнате

- Я не знаю, что между вами было, - начала наконец Александра Михайловна, робко выговаривая каждое слово, - но если это только было, - продолжала она, силясь дать особенный смысл словам своим, уже смутившаясяот неподвижного взгляда своего мужа, хотя она и старалась не глядеть нанего, - если только это было, то я не знаю, из-за чего нам всем гореватьи так отчаиваться. Виноватее всех я, я одна, и это меня очень мучит. Япренебрегла ее воспитанием, я и должна отвечать за все. Она должна простить мне, и я ее осудить не могу и не смею. Но, опять, из-за чего ж намотчаиваться? Опасность прошла. Взгляните на нее, - сказала она, одушевляясь все более и более и бросая пытливый взгляд на своего мужа, взгляните на нее: неужели ее неосторожный поступок оставил хоть какие-нибудь последствия? Неужели я не знаю ее, дитяти моего, моей дочеримилой? Неужели я не знаю, что ее сердце чисто и благородно, что в этойхорошенькой головке, - продолжала она, лаская меня и привлекая к себе, ум ясен и светел, а совесть боится обмана... Полноте, мои милые! Перестанем! Верно, другое что-нибудь затаилось в нашей тоске; может быть, нанас только мимолетом легла враждебная тень. Но мы разгоним ее любовью,добрым согласием и рассеем недоумение наше. Может быть, много недоговорено между нами, и я винюсь первая. Я первая таилась от вас, у меня упервой родились бог знает какие подозрения, в которых виновата больнаяголова моя. Но... но если уж мы отчасти и высказались, то вы должны обапростить меня, потому... потому, наконец, что нет большого греха в том,что я подозревала..

Сказав это, она робко и краснея взглянула на мужа и с тоскою ожидаласлов его. По мере того как он ее слушал, насмешливая улыбка показываласьна его губах. Он перестал ходить и остановился прямо перед нею, закинувназад руки. Он, казалось, рассматривал ее смущение, наблюдал его, любовался им; чувствуя над собой его пристальный взгляд, она смешалась. Онпереждал мгновение, как будто ожидая чего-нибудь далее. Смущение ее удвоилось. Наконец он прервал тягостную сцену тихим долгим язвительнымсмехом:

- Мне жаль вас, бедная женщина! - сказал он наконец горько и серьезно, перестав смеяться. - Вы взяли на себя роль, которая вам не по силам

Чего вам хотелось? Вам хотелось поднять меня на ответ, поджечь меня новыо8 подозрениями или, лучше сказать, старым подозрением, которое выплохо скрыли в словах ваших? Смысл ваших слов, что сердиться на нее нечего, что она хороша и после чтения безнравственных книг, мораль которых, - говорю от себя, - кажется, уже принесла кой-какие успехи, что вы,наконец, за нее отвечаете сами; так ли? Ну-с, объяснив это, вы намекаетена что-то другое; вам кажется, что подозрительность и гонения мои выходят из какого-то другого чувства. Вы даже намекали мне вчера - пожалуйста, не останавливайте меня, я люблю говорить прямо - вы даже намекаливчера, что у некоторых людей (помню, что, по вашему замечанию, эти людивсего чаще бывают степенные, суровые, прямые, умные, сильные, и бог знает каких вы еще не давали определений в припадке великодушия!), что унекоторых людей, повторяю, любовь (и бог знает почему вы это выдумали!)и проявляться не может иначе как сурово, горячо, круто, часто подозрениями, гонениями. Я уж не помню хорошо, так ли именно вы говорили вчера..

Пожалуйста, не останавливайте меня; я знаю хорошо вашу воспитанницу; ейвсе можно слышать, все, повторяю вам в сотый раз, - все. Вы обмануты. Ноне знаю, отчего вам угодно так настаивать на том, что я-то именно и естьтакой человек! Бог знает зачем вам хочется нарядить меня в этот шутовской кафтан. Не в летах моих любовь к этой девице; да наконец, поверьтемне, сударыня, я знаю свои обязанности, и, как бы великодушно вы ни извиняли меня, я буду говорить прежнее, что преступление всегда останетсяпреступлением, что грех всегда будет грехом, постыдным, гнусным, неблагородным, на какую бы степень величия вы ни вознесли порочное чувство!Но довольно! довольно! и чтоб я не слыхал более об этих гадостях!

Александра Михайловна плакала

- Ну, пусть я несу это, пусть это мне! - проговорила она наконец, рыдая и обнимая меня, - пусть постыдны были мои подозрения, пусть вы насмеялись так сурово над ними! Но ты, моя бедная, за что ты осуждена слушать такие оскорбления? И я не могу защитить тебя! Я безгласна! Божемой! я не могу молчать, сударь! Я не вынесу... Ваше поведение безумно!.

- Полноте, полноте! - шептала я, стараясь утишить ее волнение, боясь,чтоб жестокие укоры не вывели его из терпения. Я все еще трепетала отстраха за нее

- Но, слепая женщина! - закричал он, - но вы не знаете, вы не видите..

Он остановился на минуту

- Прочь от нее! - сказал он, обращаясь ко мне и вырывая мою руку изрук Александры Михайловны. - Я вам не позволю прикасаться к жене моей;вы мараете ее; вы оскорбляете ее своим присутствием! Но... но что жезаставляет меня молчать, когда нужно, когда необходимо говорить? - закричал он, топнув ногою. - И я скажу, я все скажу. Я не знаю, что вы тамзнаете, сударыня, и чем вы хотели пригрозить мне, да и знать не хочу

Слушайте! - продолжал он, обращаясь к Александре Михайловне, - слушайтеже

- Молчите! - закричала я, бросаясь вперед, - молчите, ни слова!

- Слушайте..

- Молчите во имя

- Во имя чего, сударыня? - перебил он, быстро и пронзительно взглянувмне в глаза, - во имя чего? Знайте же, я вырвал из рук ее письмо от любовника! Вот что делается в нашем доме! вот что делается подле вас! вотчего вы не видали, не заметили!

Я едва устояла на месте. Александра Михайловна побледнела как смерть

- Этого быть не может, - прошептала она едва слышным голосом

- Я видел это письмо, сударыня; оно было в руках моих; я прочел первые строки и не ошибся: письмо было от любовника. Она вырвала его у меняиз рук. Оно теперь у нее, - это ясно, это так, в этом нет сомнения; аесли вы еще сомневаетесь, то взгляните на нее и попробуйте потом надеяться хоть на тень сомнения

- Неточка! - закричала Александра Михайловна, бросаясь ко мне. - Нонет, не говори, не говори! Я не знаю, что это было, как это было... божемой, боже мой!

И она зарыдала, закрыв лицо руками

- Но нет! этого быть не может! - закричала она опять. - Вы ошиблись

Это... это я знаю, что значит! - проговорила она, пристально смотря намужа. - Вы... я... не могла, ты меня не обманешь, ты меня не можешь обманывать! Расскажи мне все, все без утайки: он ошибся? да, не правда ли,он ошибся? Он видел другое, он ослеплен? да, не правда ли? не правда ли?Послушай: отчего же мне не сказать всего, Аннета, дитя мое, родное дитямое?

- Отвечайте, отвечайте скорее! - послышался надо мною голос ПетраАлександровича. - Отвечайте: видел или нет я письмо в руках ваших?.