Школьная библиотека

заглянул через руку.

-- Университет, -- сказал он. -- Место, где учат разным разностям,ничего особенно важного.

-- Нет, вот это, -- сказал солдат.

-- А, "философия". Ну это-то вам знакомо. Это когда пытаешьсявообразить mirok [мелкий розоватый картофель] вне всякой связи с тем,который ты съел или еще съешь. -- Он неопределенно взмахнул очками и сунулих в их лекционный приют (в жилетный карман).

-- Ты по какому делу? Чего слоняешься у моста? -- спросил толстыйсолдат, пока его товарищ пытался в свой черед разобраться в пропуске.

-- Все легко объяснимо, -- ответил Круг. -- Последние десять дней илиоколо того я каждое утро ходил в больницу Принцина. Личное дело. Вчерадрузья достали мне эту бумагу, ибо предвидели, что с наступлением темнотымост возьмут под охрану. Мой дом на южной стороне. Я возвращаюсь много позжеобычного.

-- Больной или доктор? -- спросил солдат потоньше.

-- Позвольте мне зачитать вам то, для выражения чего предназначена этабумажка, -- сказал Круг, протянув руку помощи.

-- Я буду держать, а ты читай, -- сказал тонкий, держа пропуск кверхуногами.

-- Инверсия, -- заметил Круг, -- мне не помеха, но не помешают очки. -Он прошел через привычный кошмар: пальто -- пиджак -- карманы брюк -- иотыскал пустой очешник. И намерился возобновить поиски.

-- Руки вверх, -- с истеричной внезапностью сказал толстый солдат.

Круг подчинился, воздев в небеса очешник.

Левая часть луны затенилась так сильно, что стала почти невидима взатоне прозрачного, но темного эфира, через который она, казалось, поспешноплыла, -- иллюзия, созданная несколькими шиншилловыми облачками,подъезжавшими к Луне; а правую ее сторону -- чуть ноздреватую, но хорошонапудренную выпуклость или же щечку -- живо освещало искусственное на видсияние незримого солнца. В целом эффект получился прекрасный.

Солдаты обыскали его. Они отыскали пустую фляжку, совсем недавновмещавшую пинту коньяку. Человек хотя и крепкий, Круг боялся щекотки, оннесколько всхрюкивал и повизгивал, пока они грубо исследовали его ребра

Что-то скакнуло и стукнуло, стрекотнув, словно сверчок. Они нашли очки.

-- Ладно, -- сказал толстый солдат. -- Ну-ка, подбери их, старый дурак.

Круг согнулся, пошарил, отшагнул, -- и страшно хрустнуло под каблукомего тяжелого ботинка.

-- Каково положение, -- сказал Круг. -- И как же мы будем теперьвыбирать между моей телесной неграмотностью и вашей духовной?

-- А вот мы тебя арестуем, -- сказал толстый солдат, -- так ты вразкончишь ваньку валять, старый пропойца. А надоест нам с тобой возиться,кинем в воду и будем стрелять, пока не утопнешь.

Еще подошел солдат, лениво помахивая фонарем, и вновь мелькнул передКругом бледный человечек, стоявший в сторонке и улыбавшийся.

-- И мне охота повеселиться, -- сказал третий солдат.

-- Вот так так, -- сказал Круг. -- Забавно встретить вас здесь. Какпоживает двоюродный брат ваш, садовник?

Новоявленный -- неказистый и румяный деревенский малый взглянул наКруга пустыми глазами и указал на толстого солдата.

-- Это его брат, а не мой.

-- Ну, разумеется, -- быстро сказал Круг. -- Я, собственно, его и имелв виду. Так как же он, этот милый садовник? Вернулась ли в строй его леваянога?

-- Мы с ним давно не видались, -- грустно ответил толстый солдат. -- Онпоселился в Бервоке.

-- Отличнейший малый, -- сказал Круг. -- Мы все так жалели его, когдаон свалился в гравийный карьер. Так передайте ему, раз уж он существует, чтопрофессор Круг частенько вспоминает беседы с ним за кувшином сидра. Будущеевсякий может создать, но только мудрый способен создать прошлое. Дивныеяблоки в Бервоке.

-- Тут его пропуск, -- сказал нервный толстяк деревенскому здоровяку,который робко принял бумагу и сразу вернул назад.

-- Позови-ка лучше того ved'mina syna [сына колдуньи], -- сказал он.

Тогда-то и вывели вперед бледного человечка. Он, похоже, впал взаблуждение, что Круг как-то начальственнее солдат, потому что началплакаться тонким, женским почти что голосом, рассказывая, что он и брат его,у них бакалейная лавка на том берегу, и что оба они чтят Правителя сблагословенного семнадцатого числа того месяца. Повстанцы, слава Богу,раздавлены, и он желает соединиться с братом, чтобы Народ-Победитель смогполучить деликатесы, продаваемые им и его тугоухим братом.

-- Кончай, -- сказал толстый солдат, -- и прочти нам вот это.

Бледный бакалейщик повиновался. Комитет Гражданского Благосостоянияжаловал профессора Круга полной свободой обращаться с наступлением темноты

Переходить из южного города в северный. И назад. Чтец пожелал узнать, нельзяли ему проводить профессора через мост. Его быстро вышибли обратно во тьму

Круг начал пересекать черную реку.

Интерлюдия отвела поток: теперь он бежал невидимкой за стеной темноты

Круг вспоминал других идиотов, которых он и она изучали со злорадным азартомомерзения. Мужчин, упивавшихся пивом в слякотных барах, с наслаждениемзаменив процесс мышления свинским визгом радиомузыки. Убийц. Почтение,пробужденное деловым воротилой в родном городке. Литературных критиков,превозносивших книги своих приверженцев или друзей. Флоберовых farceurs

Землячества, мистические ордены. Людей, которых забавляют дрессированныезвери. Членов книжных клубов. Всех тех, кто существует потому, что немыслит, доказывая тем самым несостоятельность картезианства. Прижимистогокрестьянина. Горлопана-политика. Ее родню -- ее кошмарное безъюморноесемейство. Внезапно с ясностью предсонного образа или витражной женщины вярких одеждах она проплыла по его сетчатке, в профиль, что-то несет -книгу, младенца -- или просто сушит вишневый лак на ногтях, и стенарастаяла, поток прорвался снова. Круг встал, пытаясь сладить с собой, ладоньего раздетой руки опустилась на парапет, так в давние дни именитые сюртучныегоспода снимались, бывало, в подражание портретам старых мастеров, -- ладоньна книге, на глобусе, на спинке стула, -- но как только щелкала камера, всеначинало двигаться, течь -- и он зашагал, дергаясь от плача, что тряс егораздетую душу. Огни той стороны приближались в конвульсиях концентрических,колючих, радужных кружков, сокращаясь до расплывчатого свечения, стоилотолько мигнуть, и сразу за тем непомерно взбухая. Он был большой, тяжелыйчеловек. Он ощущал интимную связь с лакированной черной водой, плещущей ивзбухающей под каменными сводами моста.

Он снова встал. Потрогаем это и рассмотрим. В обморочном свете (луны?его слез? нескольких фонарей, зажженных умирающими отцами города измашинального чувства долга?) его рука отыскала узор неровностей: канавку вкамне парапета, выступ и впадинку с какой-то влагой внутри, -- все этосильно увеличенное, будто 30 000 ямок на корочке пластиковой луны с большоголоснистого оттиска, который показывает гордый селенограф молодой своей жене

Именно в эту ночь, сразу после того, как они попытались вернуть мне еесумочку, гребешок, сигаретницу, я нашел его и потрогал, избранное сочетание,деталь барельефа. Никогда прежде не касался я этого выступа и никогда ненайду его снова. В этом моменте сознательного контакта есть капля утоления

Экстренный тормоз времени. Каким бы ни было настоящее мгновение, его яостановил. Слишком поздно. За наши -- дайте сообразить, двенадцать, -двенадцать лет и три месяца общей жизни я мог обездвижить этим простымприемом миллионы мгновений; заплатив, может быть, ошеломительный штраф, нопоезд остановив. Скажи, зачем ты это сделал? -- спросил бы выпученныйкондуктор. Затем, что мне хотелось остановить эти бегущие деревья итропинку, что вилась между ними. Наступив на ее ускользающий хвост. То, чтос нею случилось, могло бы и не случиться, имей я привычку останавливать тотили этот кусочек нашей общей жизни, профилактически, профетически, позволяятому или этому мигу успокоиться и мирно вздохнуть. Приручая время. Даряпередышку ее пульсу. Ухаживая за жизнью, жизнью -- нашей больной.

Круг, -- ибо это был по-прежнему он, -- двинулся дальше с оттискомгрубого узора, колюче льнущим к подушке большого пальца. На этом конце мостабыло светлее. Солдаты, велевшие ему остановиться, глядели веселее и выбритыбыли почище, и форму имели опрятнее. Их тоже было больше и больше былозадержано ночных прохожих: двое старцев с велосипедами и то, что можнообозначить как джентльмена (бархатный воротник пальто поднят, руки вкарманах), и девушка с ним -- запачканная райская птица.

Пьетро -- или по крайности солдат, похожий на Пьетро, метрдотеляуниверситетского клуба, -- Пьетро-солдат посмотрел на пропуск Круга изаговорил, артикулируя культурно:

-- Я затрудняюсь понять, профессор, что помогло вам свершитьпересеченье моста. Вы не имели на то никакого права, поскольку этот пропускне был подписан моими коллегами из стражи северной оконечности. Боюсь, вампридется вернуться, дабы они совершили это согласно установлениямчрезвычайного времени. В противном случае я не смогу разрешить вампроникнуть в южную часть города. Je regrette, но закон есть закон.

-- Весьма справедливо, -- сказал Круг. -- К несчастию, они не умеютчитать, а писать и подавно.

-- Это до нас не касается, -- сказал мягкий, красивый, рассудительныйПьетро, и его сотоварищи покивали степенно и рассудительно. -- Нет, я невправе позволить вам пройти, пока, повторяю, подлинность ваша и невинностьне подтвердятся подписью противной стороны.

-- А не могли бы мы, так сказать, повернуть мост иной стороной? -сказал терпеливо Круг. -- Я разумею -- выполнить поворот налево кругом. Выже подписываете пропуска тем, кто пересекает его с юга на север, верно? Нутак попробуем обратить процесс. Подпишите эту ценную бумагу и пропуститеменя к моей постели на улице Перегольм.

Пьетро покачал головой:

-- Что-то я не пойму вас, профессор. Мы искоренили врага -- да! мы