Книга "Защита Лужина". Страница 23
чувство. В таком дебоше она усматривала что-то человеческое,естественное, и, пожалуй, некоторую удаль, размах души. Вподобном положении бывали люди, которых она знала, хорошиелюди, веселые люди. (И то сказать, рассуждала она, нашелихолетье сбивает с панталыку, и понятно, что время от временирусопят обращается к зеленому утешителю...).
Когда же оказалось, что от Лужина и не пахнет вином, и чтоспит-то он странно, вовсе не как пьяный, она испыталаразочарование и обиделась на самое себя, что могла в Лужинепредположить хоть одну естественную наклонность.
Пока врач, приехавший на рассвете, осматривал его, в лицеу Лужина произошла перемена, веки поднялись, и из-под нихвыглянули мутные глаза, И только тогда его невеста вышла изтого душевного оцепенения, в котором находилась с тех пор, какувидела тело, лежавшее у подъезда. Правда, она с вечера ожидалачего-то страшного, но такого именно ужаса представить себе немогла. Когда вечером Лужин не явился, она позвонила в шахматноекафе, и ей сказали, что уже давно игра кончилась. Тогда онапозвонила в гостиницу, и оттуда ей ответили, что Лужин еще невернулся. Она выходила на улицу, думая, что, быть может, Лужинждет у запертой двери, и опять звонила в гостиницу, исоветовалась с отцом, не известить ли полицию. "Ерунда,-решительно сказал отец.-- Мало ли, какие у него есть знакомые
Пошел в гости человек". Но она отлично знала, что никакихзнакомых у Лужина нет и что чем-то бессмысленно его отсутствие.
И теперь, глядя на большое, бледное лицо Лужина, она таквся исполнилась мучительной, нежной жалости, что, казалось, небудь в ней этой жалости, не было бы и жизни. Невозможно былодумать о том, как валялся на улице этот безобидный человек, кактискали его мягкое тело пьяные люди: невозможно было думать отом, что все приняли его таинственный обморок за рыхлый игрубый сон бражника, и что ждали бравурного храпа от егобеспомощной тишины. Такая жалость, такая мука. И этотстаренький, чудаковатый жилет, на который нельзя смотреть безслез, и бедная кудря, и белая, голая шея, вся в детскихскладках... И все это произошло по ее вине,-- недосмотрела,недосмотрела. Надо было все время быть рядом с ним, не даватьему слишком много играть,-- и как это он до сих пор не попалпод автомобиль, и как она не догадалась, что вот он может отшахматной усталости так грохнуться, так онеметь? "Лужин,-сказала она, улыбаясь, словно он мог видеть ее улыбку,-- Лужин,все хорошо. Лужин, вы слышите?"
Как только его перевезли в больницу, она поехала вгостиницу за его вещами, и сначала ее не пускали в его номер, ипришлось долго объяснять, и вместе с довольно наглым отельнымслужащим звонить в санаторию, и потом оплатить за последнююнеделю пребывания Лужина в номере, и не хватило денег, и надобыло объяснять, и при этом ей все казалось, что продолжаетсяизмывание над Лужиным, и трудно было сдерживать слезы. Когдаже, отказавшись от грубой помощи отельной горничной, она сталасобирать лужинские вещи, то чувство жалости дошло до крайнейостроты. Среди его вещей были такие, которые он, должно быть,возил с собой давно-давно, не замечая их и не выбрасывая,-ненужные, неожиданные вещи: холщовый кушак с металлическойпряжкой в виде букB S и с кожаным карманчиком сбоку,ножичек-брелок, отделанный перламутром, пачка итальянскихоткрыток,-- все синева да мадонны, да сиреневый дымок надВезувием; и несомненно петербургские вещи: маленькие счеты скрасными и белыми костяшками, настольный календарь сперекидными листочками от совершенно некалендарного года-1918. Все это почему-то валялось в шкалу, среди чистых, носмятых рубашек, цветные полосы и крахмальные манжеты которыхвызывали представление о каких-то давно минувших годах. Там женашелся шапокляк, купленный в Лондоне, и в нем визитнаякарточка какого-то Валентинова... Туалетные принадлежности былив таком виде, что она решила их оставить,-- купить емурезиновую губку взамен невероятной мочалки. Шахматы, картоннуюкоробку, полную записей и диаграмм, кипу шахматных журналов оназавернула в отдельный пакет: это ему было теперь не нужно
Когда чемодан и сундучок были наполнены и заперты, она еще раззаглянула во все углы и достала из-под постели пару удивительностарых, рваных, потерявших шнурки, желтых башмаков, которыеЛужину служили вместо ночных туфель. Она осторожно сунула ихобратно под постель.
Из гостиницы она поехала в шахматное кафе, вспомнив, чтоЛужин был без трости и шляпы, и думая, что, быть может, он ихтам оставил. В турнирном зале было много народу, и, стоя увешалки, бодро снимал пальто итальянец Турати, Она сообразила,что попала как раз к началу шахматного сеанса и что,по-видимому, никто не знает о болезни Лужина. "Будь, чтобудет,-- подумала она с некоторым злорадством.-- Пусть ждут"
Трость она нашла, но шляпы не было. И, с ненавистью посмотревна столик, где уже были расставлены фигуры, и на широкоплечегоТурати, который потирал руки и, как бас перед выступлением,густо прочищал голос, она быстро вышла из кафе, села опять втаксомотор, на котором трогательно зеленел клетчатый лужинскийсундучок, и вернулась в санаторию.
Ее не было дома, когда явились вчерашние молодые люди. Онипришли извиниться за бурное ночное вторжение. Были онипрекрасно одеты, все кланялись и шаркали, и спрашивали, каксебя чувствует господин, которого Ночью привезли. Ихблагодарили за доставку, и было им для приличия сказано, чтогосподин прекрасно выспался после дружеской пирушки, на которойего чествовали сослуживцы по случаю его обручения. Посидевдесять минут, молодые люди встали и очень довольные ушли
Приблизительно в это же время явился в санаторию растерянныймолодой человек, имевший отношение к устройству турнира. КЛужину его не пустили; спокойная молодая дама, говорившая сним, холодно ему сказала, что Лужин переутомился и неизвестнокогда возобновит шахматную деятельность. "Это ужасно,неслыханно,-- несколько раз жалобно повторил маленькийчеловек.-- Неоконченная партия! И такая хорошая партия!Передайте маэстро... Передайте маэстро мое волнение, моипожелания..." Он безнадежно махнул ручкой и поплелся к выходу,качая головой.
И в газетах появилось сообщение, что Лужин заболел нервнымпереутомлением, не доиграв решительной партии, и что, по словамТурати, черные несомненно проигрывали, вследствие слабостипешки на эф-четыре. И во всех шахматных клубах знатоки долгоизучали положение фигур, прослеживали возможные продолжения,отмечали слабый пункт у белых на дэ-три, но никто не мог найтиключ к бесспорной победе
10
В один из ближайших вечеров произошел давно назревший,давно рокотавший и наконец тяжело грянувший,-- напрасный,безобразно громкий, но неизбежный,-- разговор. Она только чтовернулась из санатории, жадно ела гречневую кашу ирассказывала, что Лужину лучше, Родители переглянулись, итут-то и началось.
"Я надеюсь,-- звучно сказала мать,-- что ты отказалась отсвоего безумного намерения". "Еще, пожалуйста",-- попросилаона, протягивая тарелку. "Из известного чувстваделикатности..."-- продолжала мать, и тут отец быстроперехватил эстафету. "Да,-- сказал он,-- из деликатности твоямать ничего тебе не говорила эти дни,-- пока не выяснилосьположение твоего знакомого. Но теперь ты должна нас выслушать
Ты знаешь сама: главное наше желание, и забота, и цель, ивообще... желание -- это то, чтоб тебе было хорошо, чтоб тыбыла счастлива и так далее. А для этого..." "В мое время простобы запретили,-- вставила мать,-- и все тут". "Нет, нет, при чемтут запрет. Ты вот послушай, душенька. Тебе не восемнадцатьлет. а двадцать пять, и вообще я не вижу во всем, чтослучилось, какого-нибудь увлечения, поэзии". "Ей простонравится делать все наперекор,-- опять перебила мать.-- Этотакой сплошной кошмар..." "О чем вы собственно говорите?"-наконец спросила дочь и улыбнулась исподлобья, мягкооблокотившись на стол и переводя глаза с отца на мать. "О том,что пора выбросить дурь из головы,-- крикнула мать.-- О том,что брак с полунормальным нищим совершенная ересь". "Ох",-сказала дочь и, протянув по столу руку, опустила на нее голову
"Вот что,-- снова заговорил отец.-- Мы тебе предлагаем поехатьна Итальянские озера. Поехать с мамой на Итальянские озера. Тыне можешь себе представить, какие там райские места. Я помню,что когда я впервые увидел Изола Белла..." У нее запрыгалиплечи от мелкого смеха; затем она подняла голову и продолжалатихо смеяться, не открывая глаз. "Объясни, чего же тыхочешь",-- спросила мать и хлопнула по столу. "Во-первых,-ответила она,-- чтобы не было такого крика. Во-вторых, чтобы
