Школьная библиотека

Городок Б. очень повеселел, когда начал в нем стоять *** кавалерийскийполк. А до того времени было в нем страх скучно. Когда, бывало, проезжаешьего и взглянешь на низенькие мазаные домики, которые смотрят на улицу доневероятности кисло, то... невозможно выразить, что делается тогда насердце: тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстатикакую-нибудь глупость, - одним словом: нехорошо. Глина на них обвалилась отдождя, и стены вместо белых сделались пегими; крыши большею частию крытытростником, как обыкновенно бывает в южных городах наших; садики, длялучшего вида, городничий давно приказал вырубить. На улицах ни души невстретишь, разве только петух перейдет чрез мостовую, мягкую, как подушка,от лежащей на четверть пыли, которая при малейшем дожде превращается вгрязь, и тогда улицы городка Б. наполняются теми дородными животными,которых тамошний городничий называет французами. Выставив серьезные мордыиз своих ванн, они подымают такое хрюканье, что проезжающему остаетсятолько погонять лошадей поскорее. Впрочем, проезжающего трудно встретить вгородке Б. Редко, очень редко какой-нибудь помещик, имеющий одиннадцать душкрестьян, в нанковом сюртуке, тарабанит по мостовой в какой-то полубричке иполутележке, выглядывая из мучных наваленных мешков и пристегивая гнедуюкобылу, вслед за которою бежит жеребенок. Самая рыночная площадь имеетнесколько печальный вид: дом портного выходит чрезвычайно глупо не всемфасадом, но углом; против него строится лет пятнадцать какое-то каменноестроение о двух окнах; далее стоит сам по себе модный дощатый забор,выкрашенный серою краскою под цвет грязи, который, на образец другимстроениям, воздвиг городничий во время своей молодости, когда не имел ещеобыкновения спать тотчас после обеда и пить на ночь какой-то декокт,заправленный сухим крыжовником. В других местах вс° почти плетень; посредиплощади самые маленькие лавочки; в них всегда можно заметить связкубаранков, бабу в красном платке, пуд мыла, несколько фунтов горькогоминдалю, дробь для стреляния, демикотон и двух купеческих приказчиков, вовсякое время играющих около дверей в свайку. Но как начал стоять в уездномгородке Б. кавалерийский полк, все переменилось. Улицы запестрели,оживились - словом, приняли совершенно другой вид. Низенькие домики частовидели проходящего мимо ловкого, статного офицера с султаном на голове,шедшего к товарищу поговорить о производстве, об отличнейшем табаке, аиногда поставить на карточку дрожки, которые можно было назвать полковыми,потому что они, не выходя из полку, успевали обходить всех: сегодня каталсяв них майор, завтра они появлялись в поручиковой конюшне, а чрез неделю,смотри, опять майорский денщик подмазывал их салом. Деревянный плетеньмежду домами весь был усеян висевшими на солнце солдатскими фуражками;серая шинель торчала непременно где-нибудь на воротах; в переулкахпопадались солдаты с такими жесткими усами, как сапожные щетки. Усы этибыли видны во всех местах. Соберутся ли на рынке с ковшиками мещанки, из-заплеч их, верно, выглядывают усы. На лобном месте солдат с усами, уж верно,мылил бороду какому-нибудь деревенскому пентюху, который толькопокряхтывал, выпуча глаза вверх. Офицеры оживили общество, которое до тоговремени соя2ояло только из судьи, жившего в одном доме с какою-тодиаконицею, и городничего, рассудительного человека, но спавшего решительновесь день: от обеда до вечера и от вечера до обеда. Общество сделалось ещемноголюднее и занимательнее, когда переведена была сюда квартира бригадногогенерала. Окружные помещики, о которых существовании никто бы до тоговремени не догадался, начали приезжать почаще в уездный городок, чтобывидеться с господами офицерами, а иногда поиграть в банчик, который ужечрезвычайно темно грезился в голове их, захлопотанной посевами, женинымипоручениями и зайцами. Очень жаль, что не могу припомнить, по какомуобстоятельству случилось бригадному генералу давать большой обед;заготовление к нему было сделано огромное: стук поваренных ножей нагенеральской кухне был слышен еще близ городской заставы. Весь рынок былзабран совершенно для обеда, так что судья с своею диаконицею должен былесть одни только лепешки из гречневой муки да крахмальный кисель. Небольшойдворик генеральской квартиры был весь уставлен дрожками и колясками

Общество состояло из мужчин: офицеров и некоторых окружных помещиков. Изпомещиков более всех был замечателен Пифагор Пифагорович Чертокуцкий, одиниз главных аристократов Б... уезда, более всех шумевший на выборах иприезжавший туда в щегольском экипаже. Он служил прежде в одном изкавалерийских полков и был один из числа значительных и видных офицеров. Покрайней мере, его видали на многих балах и собраниях, где только кочевал ихполк; впрочем, об этом можно спросить у девиц Тамбовской и Симбирскойгуберний. Весьма может быть, что он распустил бы и в прочих губернияхвыгодную для себя славу, если бы не вышел в отставку по одному случаю,который обыкновенно называется неприятною историею: он ли дал кому-то встарые годы оплеуху или ему дали ее, об этом наверное не помню, дело тольков том, что его попросили выйти в отставку. Впрочем, он этим ничуть неуронил своего весу: носил фрак с высокою талией на манер военного мундира,на сапогах шпоры и под носом усы, потому что без того дворяне могли быподумать, что он служил в пехоте, которую он презрительно называл иногдапехтурой, а иногда пехонтарией. Он бывал на всех многолюдных ярмарках, кудавнутренность России, состоящая из мамок, детей, дочек и толстых помещиков,наезжала веселиться бричками, таратайками, тарантасами и такими каретами,какие и во сне никому не снились. Он пронюхивал носом, где стоялкавалерийский полк, и всегда приезжал видеться с господами офицерами. Оченьловко соскакивал перед ними с своей легонькой колясочки или дрожек ичрезвычайно скоро знакомился. В прошлые выборы дал он дворянству прекрасныйобед, на котором объявил, что если только его выберут предводителем, то онпоставит дворян на самую лучшую ногу. Вообще вел себя по-барски, каквыражаются в уездах и губерниях, женился на довольно хорошенькой, взял занею двести душ приданого и несколько тысяч капиталу. Капитал был тотчасупотреблен на шестерку действительно отличных лошадей, вызолоченные замки кдверям, ручную обезьяну для дома и француза-дворецкого. Двести же душвместе с двумястами его собственных были заложены в ломбард для каких-токоммерческих оборотов. Словом, он был помещик как следует... Изрядныйпомещик. Кроме него, на обеде у генерала было несколько и других помещиков,но об них нечего говорить. Остальные были все военные того же полка и дваштаб-офицера: полковник и довольно толстый майор. Сам генерал был дюж итучен, впрочем хороший начальник, как отзывались о нем офицеры. Говорил ондовольно густым, значительным басом. Обед был чрезвычайный: осетрина,белуга, стерляди, дрофы, спаржа, перепелки, куропатки, грибы доказывали,что повар еще со вчерашнего дня не брал в рот горячего, и четыре солдата сножами в руках работали на помощь ему всю ночь фрикасеи и желеи. Безднабутылок, длинных с лафитом, короткошейных с мадерою, прекрасный летнийдень, окна, открытые напролет, тарелки со льдом на столе, отстегнутаяпоследняя пуговица у господ офицеров, растрепанная манишка у владетелейукладистого фрака, перекрестный разговор, покрываемый генеральским голосоми заливаемый шампанским, - все отвечало одно другому. После обеда всевстали с приятною тяжестью в желудках и, закурив трубки с длинными икороткими чубуками, вышли с чашками кофею в руках на крыльцо

У генерала, полковника и даже майора мундиры были вовсе расстегнуты,так что видны были слегка благородные подтяжки из шелковой материи, ногоспода офицеры, сохраняя должное уважение, пребыли с застегнутыми,выключая трех последних пуговиц

- Вот ее можно теперь посмотреть, - сказал генерал. - Пожалуйста,любезнейший, - примолвил он, обращаясь к своему адьютанту, довольно ловкомумолодому человеку приятной наружности, - прикажи, чтобы привели сюда гнедуюкобылу! Вот вы увидите сами. - Тут генерал потянул из трубки и выпустилдым. - Она еще не слишком в холе: проклятый городишко, нет порядочнойконюшни. Лошадь, пуф, пуф, очень порядочная!

- И давно, ваше превосходительство, пуф, пуф, изволите иметь ее? сказал Чертокуцкий

- Пуф, пуф, пуф, ну... пуф, не так давно. Всего только два года, какона взята мною с завода!

- И получить ее изволили объезженную или уже здесь изволили объездить?

- Пуф, пуф, пу, пу, пу... у... у...ф, здесь, - сказавши это, генералвесь исчезнул в дыме

Между тем из конюшни выпрыгнул солдат, послышался стук копыт, наконецпоказался другой, в белом балахоне, с черными огромными усами, ведя за уздувздрагивавшую и пугавшуюся лошадь, которая, вдруг подняв голову, чуть неподняла вверх присевшего к земле солдата вместе с его усами. "Ну ж, ну!Аграфена Ивановна!" - говорил он, подводя ее под крыльцо

Кобыла называлась Аграфена Ивановна; крепкая и дикая, как южнаякрасавица, она грянула копытами в деревянное крыльцо и вдруг остановилась

Генерал, опустивши трубку, начал смотреть с довольным видом наАграфену Ивановну. Сам полковник, сошедши с крыльца, взял Аграфену Иваповнуза морду. Сам майор потрепал Аграфену Ивановну по ноге, прочие пощелкалиязыками

Чертокуцкий сошел с крыльца и зашел ей взад. Солдат, вытянувшись идержа узду, глядел прямо посетителям в глаза, будто бы хотел вскочить вних