Школьная библиотека

Часа полтора углубленный в разнообразные наблюдения, я необращаю внимания на кривые цифры, выставленные на верстах. Новот солнце начинает жарче печь мне голову и спину, дорогастановится пыльнее, треугольная крышка чайницы начинает сильнобеспокоить меня, я несколько раз переменяю положение: мнестановится жарко, неловко и скучно. Все мое вниманиеобращается на верстовые столбы и на цифры, выставленные наних; я делаю различные математические вычисления насчетвремени, в которое мы можем приехать на станцию. "Двенадцатьверст составляют треть тридцати шести, а до Липец сорок одна,следовательно, мы проехали одну треть и сколько?" и т. д.

- Василий, - говорю я, когда замечаю, что он начинает удитьрыбу на козлах, - пусти меня на козлы, голубчик.

Василий соглашается. Мы переменяемся местами: он тотчас женачинает храпеть и разваливается так, что в бричке уже неостается больше ни для кого места; а передо мной открывается свысоты, которую я занимаю, самая приятная картина: наши четырелошади, Неручинская, Дьячок, Левая коренная и Аптекарь, всеизученные мною до малейших подробностей и оттенков свойствкаждой.

- Отчего это нынче Дьячок на правой пристяжке, а не налевой, Филипп? - несколько робко спрашиваю я.

- Дьячок?

- А Неручинская ничего не везет, - говорю я.

- Дьячка нельзя налево впрягать, - говорит Филипп, необращая внимания на мое последнее замечание, - не такаялошадь, чтоб его на левую пристяжку запрягать. Налево уж нужнотакую лошадь, чтоб, одно слово, была лошадь, а это не такаялошадь.

И Филипп с этими словами нагибается на правую сторону и,подергивая вожжой из всех сил, принимается стегать бедногоДьячка по хвосту и по ногам, как-то особенным манером, снизу,и, несмотря на то, что Дьячок старается из всех сил и воротитвсю бричку, Филипп прекращает этот маневр только тогда, когдачувствует необходимость отдохнуть и сдвинуть неизвестно длячего свою шляпу на один бок, хотя она до этого очень хорошо иплотно сидела на его голове. Я пользуюсь такой счастливойминутой и прошу Филиппа дать мне поправить. Филипп дает мнесначала одну вожжу, потом другую; наконец все шесть вожжей икнут переходят в мои руки, и я совершенно счастлив. Я стараюсьвсячески подражать Филиппу, спрашиваю у него, хорошо ли? нообыкновенно кончается тем, что он остается мною недоволен:говорит, что та много везет, а та ничего не везет, высовываетлокоть из-за моей груди и отнимает у меня вожжи. Жар всеусиливается, барашки начинают вздуваться, как мыльные пузыри,выше и выше, сходиться и принимают темно-серые тени. В окнокареты высовывается рука с бутылкой и узелком; Василий судивительной ловкостью на ходу соскакивает с козел и приноситнам ватрушек и квасу.

На крутом спуске мы все выходим из экипажей и иногдавперегонки бежим до моста, между тем как Василий и Яков,подтормозив колеса, с обеих сторон руками поддерживают карету,как будто они в состоянии удержать ее, ежели бы она упала

Потом, с позволения Мими, я или Володя отправляемся в карету,а Любочка или Катенька садятся в бричку. Перемещения этидоставляют большое удовольствие девочкам, потому что онисправедливо находят, что в бричке гораздо веселей. Иногда вовремя жара, проезжая чере7 рощу, мы отстаем от кареты,нарываем зеленых веток и устраиваем в бричке беседку

Движущаяся беседка во весь дух догоняет карету, и Любочкапищит при этом самым пронзительным голосом, чего она никогдане забывает делать при каждом случае, доставляющем ей большоеудовольствие.

Но вот и деревня, в которой мы будем обедать и отдыхать

Вот уж запахло деревней - дымом, дегтем, баранками,послышались звуки говора, шагов и колес; бубенчики уже звенятне так, как в чистом поле, и с обеих сторон мелькают избы, ссоломенными кровлями, резными тесовыми крылечками и маленькимиокнами с красными и зелеными ставнями, в которые кое-гдепросовывается лицо любопытной бабы. Вот крестьянские мальчикии девочки в одних рубашонках: широко раскрыв глаза ирастопырив руки, неподвижно стоят они на одном месте или,быстро семеня в пыли босыми ножонками, несмотря на угрожающиежесты Филиппа, бегут за экипажами и стараются взобраться начемоданы, привязанные сзади. Вот и рыжеватые дворники с обеихсторон подбегают к экипажам и привлекательными словами ижестами один перед другим стараются заманить проезжающих

Тпрру! Ворота скрипят, вальки цепляют за воротища, и мывъезжаем на двор. Четыре часа отдыха и свободы!

Глава II. ГРОЗА

Солнце склонялось к западу и косыми жаркими лучаминевыносимо жгло мне шею и щеки; невозможно было дотронуться дораскаленных краев брички; густая пыль поднималась по дороге инаполняла воздух. Не было ни малейшего ветерка, который быотносил ее. Впереди нас, на одинаковом расстоянии, мернопокачивался высокий запыленный кузов кареты с важами, из-закоторого виднелся изредка кнут, которым помахивал кучер, егошляпа и фуражка Якова. Я не знал, куда деваться: ни черное отпыли лицо Володи, дремавшего подле меня, ни движения спиныФилиппа, ни длинная тень нашей брички, под косым угломбежавшая за нами, не доставляли мне развлечения. Все моевнимание было обращено на верстовые столбы, которые я замечализдалека, и на облака, прежде рассыпанные по небосклону,которые, приняв зловещие, черные тени, теперь собирались водну большую, мрачную тучу. Изредка погромыхивал дальний гром

Это последнее обстоятельство более всего усиливало моенетерпение скорее приехать на постоялый двор. Гроза наводилана меня невыразимо тяжелое чувство тоски и страха.

До ближайшей деревни оставалось еще верст девять, а большаятемно-лиловая туча, взявшаяся бог знает откуда, без малейшеговетра, но быстро подвигалась к нам. Солнце, еще не скрытоеоблаками, ярко освещает ее мрачную фигуру и серые полосы,которые от нее идут до самого горизонта. Изредка вдалекевспыхивает молния и слышится слабый гул, постоянноусиливающийся, приближающийся и переходящий в прерывистыераскаты, обнимающие весь небосклон. Василий приподнимается скозел и поднимает верх брички; кучера надевают армяки и прикаждом ударе грома снимают шапки и крестятся; лошадинастораживают уши, раздувают ноздри, как будто принюхиваясь ксвежему воздуху, которым пахнет от приближающейся тучи, ибричка скорее катит по пыльной дороге. Мне становится жутко, ия чувствую, как кровь быстрее обращается в моих жилах. Но вотпередовые облака уже начинают закрывать солнце; вот оновыглянуло в последний раз, осветило страшно-мрачную сторонугоризонта и скрылось. Вся окрестность вдруг изменяется ипринимает мрачный характер. Вот задрожала осиновая роща;листья становятся какого-то бело-мутного цвета, ярковыдающегося на лиловом фоне тучи, шумят и вертятся; макушкибольших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травылетят через дорогу. Стрижи и белогрудые ласточки, как будто снамерением остановить нас, реют вокруг брички и пролетают подсамой грудью лошадей; галки с растрепанными крыльями как-тобоком летают по ветру; края кожаного фартука, которым мызастегнулись, начинают подниматься, пропускать к нам порывывлажного ветра и, размахиваясь, биться о кузов брички. Молниявспыхивает как будто в самой бричке, ослепляет зрение и наодно мгновение освещает серое сукно, басон и прижавшуюся куглу фигуру Володи. В ту же секунду над самой головойраздается величественный гул, который, как будто поднимаясьвсе выше и выше, шире и шире, по огромной спиральной линии,постепенно усиливается и переходит в оглушительный треск,невольно заставляющий трепетать и сдерживать дыхание. Гневбожий! Как много поэзии в этой простонародной мысли!

Колеса вертятся скорее и скорее; по спинам Василия иФилиппа, который нетерпеливо помахивает вожжами, я замечаю,что и они боятся. Бричка шибко катится под гору и стучит подощатому мосту; я боюсь пошевелиться и с минуты на минутуожидаю нашей общей погибели.

Тпру! оторвался валек и на мосту, несмотря на беспрерывныеоглушительные удары, мы принуждены остановиться.

Прислонив голову к краю брички, я с захватывающим дыханиезамиранием сердца безнадежно слежу за движениями толстыхчерных пальцев Филиппа, который медлительно захлестывает петлюи выравнивает постромки, толкая пристяжную ладонью икнутовищем.

Тревожные чувства тоски и страха увеличивались во мневместе с усилением грозы, но когда пришла величественнаяминута безмолвия, обыкновенно предшествующая разражению грозы,