Школьная библиотека

- Ты знаешь, Елена... ты не бойся... не бойся... иди туда... кажется...

Доктор Алексей Турбин, восковой, как ломаная, мятая в потных рукахсвеча, выбросив из-под одеяла костистые руки с нестрижеными ногтями,лежал, задрав кверху острый подбородок. Тело его оплывало липким потом, авысохшая скользкая грудь вздымалась в прорезах рубахи. Он свел головукнизу, уперся подбородком в грудину, расцепил пожелтевшие зубы, приоткрылглаза. В них еще колыхалась рваная завеса тумана и бреда, но уже в клочьяхчерного глянул свет. Очень слабым голосом, сиплым и тонким, он сказал:

- Кризис, Бродович. Что... выживу?.. А-га.

Карась в трясущихся руках держал лампу, и она освещала вдавленнуюпостель и комья простынь с серыми тенями в складках.

Бритый врач не совсем верной рукой сдавил в щипок остатки мяса,вкалывая в руку Турбину иглу маленького шприца. Мелкие капельки выступилиу врача на лбу. Он был взволнован и потрясен.19

Пэтурра. Было его жития в Городе сорок семь дней. Пролетел надТурбиными закованный в лед и снегом запорошенный январь 1919 года,подлетел февраль и завертелся в метели.

Второго февраля по турбинской квартире прошла черная фигура, с обритойголовой, прикрытой черной Шелковой шапочкой. Это был сам воскресшийТурбин. Он резко изменился. На лице, у углов рта, по-видимому, навсегдаприсохли две складки, цвет кожи восковой, глаза запали в тенях и навсегдастали неулыбчивыми и мрачными.

В гостиной Турбин, как сорок семь дней тому назад, прижался к стеклу ислушал, и, как тогда, когда в окнах виднелись теплые огонечки, снег,опера, мягко слышны были дальние пушечные удары. Сурово сморщившись,Турбин всею тяжестью тела налег на палку и глядел на улицу. Он видел, чтодни колдовски удлинились, свету было больше, несмотря на то, что застеклом валилась, рассыпаясь миллионами хлопьев, вьюга.

Мысли текли под шелковой шапочкой, суровые, ясные, безрадостные. Головаказалась легкой, опустевшей, как бы чужой на плечах коробкой, и мысли этиприходили как будто извне и в том порядке, как им самим было желательно.Турбин рад был одиночеству у окна и глядел...

"Пэтурра... Сегодня ночью, не позже, свершится, не будет большеПэтурры... А был ли он?.. Или это мне все снилось? Неизвестно, проверитьнельзя. Лариосик очень симпатичный. Он не мешает в семье, нет, скореенужен. Надо его поблагодарить за уход... А Шервинский? А, черт егознает... Вот наказанье с бабами. Обязательно Елена с ним свяжется,всенепременно... А что хорошего? Разве что голос? Голос превосходный, новедь голос, в конце концов, можно и так слушать, не вступая в брак, неправда ли... Впрочем, неважно. А что важно? Да, тот же Шервинский говорил,что они с красными звездами на папахах... Вероятно, жуть будет в Городе? Ода... Итак, сегодня ночью... Пожалуй, сейчас обозы уже идут по улицам...Тем не менее я пойду, пойду днем... И отнесу... Брынь. Тримай! Я убийца.Нет, я застрелил в бою. Или подстрелил... С кем она живет? Где ее муж?Брынь. Малышев. Где он теперь? Провалился сквозь землю. А Максим...Александр Первый?"

Текли мысли, но их прервал звоночек. В квартире никого не было, кромеАнюты, все ушли в Город, торопясь кончить всякие дела засветло.

- Если это пациент, прими, Анюта.

- Хорошо, Алексей Васильевич.

Кто-то поднялся вслед за Анютой по лестнице, в передней снял пальто скозьим мехом и прошел в гостиную.

- Пожалуйте, - сказал Турбин.

С кресла поднялся худенький и желтоватый молодой человек в серенькомфренче. Глаза его были мутны и сосредоточенны. Турбин в белом халатепосторонился и пропустил его в кабинет.

- Садитесь, пожалуйста. Чем могу служить?

- У меня сифилис, - хрипловатым голосом сказал посетитель и посмотрелна Турбина и прямо, и мрачно.

- Лечились уже?

- Лечился, но плохо и неаккуратно. Лечение мало помогало.

- Кто направил вас ко мне?

- Настоятель церкви Николая Доброго, отец Александр.

- Как?

- Отец Александр.

- Вы что же, знакомы с ним?..

- Я у него исповедался, и беседа святого старика принесла мне душевноеоблегчение, - объяснил посетитель, глядя в небо. - Мне не следовалолечиться... Я так полагал. Нужно было бы терпеливо снести испытание,ниспосланное мне богом за мой страшный грех, но настоятель внушил мне, чтоя рассуждаю неправильно. И я подчинился ему.

Турбин внимательнейшим образом вгляделся в зрачки пациенту и первымдолгом стал исследовать рефлексы. Но зрачки у владельца козьего мехаоказались обыкновенные, только полные одной печальной чернотой.

- Вот что, - сказал Турбин, отбрасывая молоток, - вы человек,по-видимому, религиозный.

- Да, я день и ночь думаю о боге и молюсь ему. Единственному прибежищуи утешителю.

- Это, конечно, очень хорошо, - отозвался Турбин, не спуская глаз с егоглаз, - и я отношусь к этому с уважением, но вот что я вам посоветую: навремя лечения вы уж откажитесь от вашей упорной мысли о боге. Дело в том,что она у вас начинает смахивать на идею фикс. А в вашем состоянии этовредно. Вам нужны воздух, движение и сон.

- По ночам я молюсь.

- Нет, это придется изменить. Часы молитвы придется сократить. Они васбудут утомлять, а вам необходим покой.

Больной покорно опустил глаза.

Он стоял перед Турбиным обнаженным и подчинялся осмотру.

- Кокаин нюхали?

- В числе мерзостей и пороков, которым я предавался, был и этот. Теперьнет.

"Черт его знает... а вдруг жулик... притворяется; надо будетпосмотреть, чтобы в передней шубы не пропали".

Турбин нарисовал ручкой молотка на груди у больного знак вопроса. Белыйзнак превратился в красный.

- Вы перестаньте увлекаться религиозными вопросами. Вообще поменьшепредавайтесь всяким тягостным размышлениям. Одевайтесь. С завтрашнего дняначну вам впрыскивать ртуть, а через неделю первое вливание.

- Хорошо, доктор.

- Кокаин нельзя. Пить нельзя. Женщин тоже...

- Я удалился от женщин и ядов. Удалился и от злых людей, - говорилбольной, застегивая рубашку, - злой гений моей жизни, предтеча антихриста,уехал в город дьявола.

- Батюшка, нельзя так, - застонал Турбин, - ведь вы в психиатрическуюлечебницу попадете. Про какого антихриста вы говорите?

- Я говорю про его предтечу Михаила Семеновича Шполянского, человека сглазами змеи и с черными баками. Он уехал в царство антихриста в Москву,чтобы подать сигнал и полчища аггелов вести на этот Город в наказание загрехи его обитателей. Как некогда Содом и Гоморра...

- Это вы большевиков аггелами? Согласен. Но все-таки так нельзя... Выбром будете пить. По столовой ложке три раза в день...

- Он молод. Но мерзости в нем, как в тысячелетнем дьяволе. Жен онсклоняет на разврат, юношей на порок, и трубят уже трубят боевые трубыгрешных полчищ и виден над полями лик сатаны, идущего за ним.

- Троцкого?

- Да, это имя его, которое он принял. А настоящее его имя по-еврейскиАваддон, а по-гречески Аполлион, что значит губитель.

- Серьезно вам говорю, если вы не прекратите это, вы, смотрите... у васмания развивается...

- Нет, доктор, я нормален. Сколько, доктор, вы берете за ваш святойтруд?

- Помилуйте, что у вас на каждом шагу слово "святой". Ничего особенносвятого я в своем труде не вижу. Беру я за курс, как все. Если будетелечиться у меня, оставьте задаток.

- Очень хорошо.

Френч расстегнулся.

- У вас, может быть, денег мало, - пробурчал Турбин, глядя на потертыеколени. - "Нет, он не жулик... нет... но свихнется".

- Нет, доктор, найдутся. Вы облегчаете по-своему человечество.

- И иногда очень удачно. Пожалуйста, бром принимайте аккуратно.

- Полное облегчение, уважаемый доктор, мы получим только там, - больнойвдохновенно указал в беленький потолок. - А сейчас ждут нас всехиспытания, коих мы еще не видали... И наступят они очень скоро.

- Ну, покорнейше благодарю. Я уже испытал достаточно.

- Нельзя зарекаться, доктор, ох, нельзя, - бормотал больной, напяливаякозий мех в передней, - ибо сказано: третий ангел вылил чашу в источникивод, и сделалась кровь.

"Где-то я уже слыхал это... Ах, ну конечно, со священником всластьнатолковался. Вот подошли друг к другу - прелесть".

- Убедительно советую, поменьше читайте апокалипсис... Повторяю, вамвредно. Честь имею кланяться. Завтра в шесть часов, пожалуйста. Анюта,выпусти, пожалуйста...