Книга "БЕЛЫЕ НОЧИ". Страница 4

- А коль нет, так ка'к это вы можете дома сидеть?.

- Послушайте, вы хотите знать, кто я таков?

- Ну, да, да!

- В строгом смысле слова?

- В самом строгом смысле слова!

- Извольте, я - тип

- Тип, тип! какой тип? - закричала девушка, захохотав так, как будтоей целый год не удавалось смеяться. - Да с вами превесело! Смотрите: вотздесь есть скамейка; сядем! Здесь никто не ходит, нас никто не услышит, и начинайте же вашу историю! потому что, уж вы меня не уверите, у вас естьистория, а вы только скрываетесь. Во-первых, что это такое тип?

- Тип? тип - это оригинал, это такой смешной человек! - отвечал я, самрасхохотавшись вслед за ее детским смехом. - Это такой характер. Слушайте:знаете вы, что такое мечтатель?

- Мечтатель? позвольте, да как не знать? я сама мечтатель! Иной разсидишь подле бабушки и чего-чего в голову не войдет. Ну, вот и начнешьмечтать, да так раздумаешься - ну, просто за китайского принца выхожу... Аведь это в другой раз и хорошо - мечтать! Нет, впрочем, бог знает! Особенноесли есть и без этого о чем думать, - прибавила девушка на этот раздовольно серьезно


- Превосходно! Уж коли раз вы выходили за богдыхана китайского, так,стало быть, совершенно поймете меня. Ну, слушайте ... Но позвольте: ведь яеще не знаю, как вас зовут?

- Наконец-то! вот рано вспомнили!

- Ах, боже мой! да мне и на ум не пришло, мне было и так хорошо..

- Меня зовут - Настенька

- Настенька! и только?

- Только! да неужели вам мало, ненасытный вы этакой!

- Мало ли? Много, много, напротив, очень много, Настенька, добренькаявы девушка, коли с первого разу вы для меня стали Настенькой!


- То-то же! ну!

- Ну, вот, Настенька, слушайте-ка, какая тут выходит смешная история

Я уселся подле нее, принял педантски-серьезную позу и начал словнопо-писаному:

- Есть, Настенька, если вы того не знаете, есть в Петербурге довольностранные уголки. В эти места как будто не заглядывает то же солнце, котороесветит для всех петербургских людей, а заглядывает какое-то другое, новое,как будто нарочно заказанное для этих углов, и светит на все иным,особенным светом. В этих углах, милая Настенька, выживается как будтосовсем другая жизнь, не похожая на ту, которая возле нас кипит, а такая,которая может быть в тридесятом неведомом царстве, а не у нас, в нашесерьезное-пресерьезное время. Вот эта-то жизнь и есть смесь чего-то чистофантастического, горячо-идеального и вместе с тем (увы, Настенька!)тускло-прозаичного и обыкновенного, чтоб не сказать: до невероятностипошлого

- Фу! господи боже мой! какое предисловие! Что же это я такое услышу?

- Услышите вы, Настенька (мне кажется, я никогда не устану называтьвас Настенькой), услышите вы, что в этих углах проживают странные люди мечтатели. Мечтатель - если нужно его подробное определение - не человек,а, знаете, какое-то существо среднего рода. Селится он большею частиюгде-нибудь в неприступном углу, как будто таится в нем даже от дневногосвета, и уж если заберется к себе, то так и прирастет к своему углу, какулитка, или, по крайней мере, он очень похож в этом отношении на тозанимательное животное, которое и животное и дом вместе, которое называетсячерепахой. Как вы думаете, отчего он так любит свои четыре стены,выкрашенные непременно зеленою краскою, закоптелые, унылые инепозволительно обкуренные? Зачем этот смешной господин, когда его приходитнавестить кто-нибудь из его редких знакомых (а кончает он тем, что знакомыеу него все переводятся), зачем этот смешной человек встречает его, таксконфузившись, так изменившись в лице и в таком замешательстве, как будтоон только что сделал в своих четырех стенах преступление, как будто онфабриковал фальшивые бумажки или какие-нибудь стишки для отсылки в журналпри анонимном письме, в котором обозначается, что настоящий поэт уже умер ичто друг его считает священным долгом опубликовать его вирши? Отчего,скажите мне, Настенька, разговор так не вяжется у этих двух собеседников?отчего ни смех, ни какое-нибудь бойкое словцо не слетает с языка внезапновошедшего и озадаченного приятеля, который в другом случае очень любит исмех, и бойкое словцо, и разговоры о прекрасном поле, и другие веселыетемы? Отчего же, наконец, этот приятель, вероятно недавний знакомый, и припервом визите, - потому что второго в таком случае уже не будет и приятельдругой раз не придет, - отчего сам приятель так конфузится, так костенеет,при всем своем остроумии (если только оно есть у него), глядя наопрокинутое лицо хозяина, который в свою очередь уже совсем успелпотеряться и сбиться с последнего толка после исполинских, но тщетныхусилий разгладить и упестрить разговор, показать и с своей стороны знаниесветскости, тоже заговорить о прекрасном поле и хоть такою покорностиюпонравится бедному, не туда попавшему человеку, который ошибкою пришел кнему в гости? Отчего, наконец, гость вдруг хватается за шляпу и быстроуходит, внезапно вспомнив о самонужнейшем деле, которого никогда не бывало,и кое-как высвобождает свою руку из жарких пожатий хозяина, всяческистарающегося показать свое раскаяние и поправить потерянное? Отчегоуходящий приятель хохочет, выйдя за дверь, тут же дает самому себе словоникогда не приходить к этому чудаку, хотя этот чудак в сущности ипревосходнейший малый, и в то же время никак не может отказать своемувоображению в маленькой прихоти: сравнить, хоть отдаленным образом,физиономию своего недавнего собеседника во все время свидания с видом тогонесчастного котеночка, которого измяли, застращали и всячески обидели дети,вероломно захватив его в плен, сконфузили в прах, который забился наконецот них под стул, в темноту, и там целый час на досуге принужденощетиниваться, отфыркиваться и мыть свое обиженное рыльце обеими лапами идолго еще после того враждебно взирать на природу и жизнь и даже на подачкус господского обеда, припасенную для него сострадательною ключницею?

- Послушайте, - перебила Настенька, которая все время слушала меня вудивлении, открыв глаза и ротик, - послушайте: я совершенно не знаю, отчеговсе это произошло и почему именно вы мне предлагаете такие смешные вопросы;но что я знаю наверное, так то, что все эти приключения случилисьнепременно с вами, от слова до слова

- Без сомнения, - отвечал я с самою серьезной миной

- Ну, коли без сомнениF, так продолжайте, - ответила Настенька, потому что мне очень хочется знать, чем это кончится

- Вы хотите знать, Настенька, что такое делал в своем углу наш герой,или,лучше сказать, я, потому что герой всего дела - я, своей собственнойскромной особой; вы хотите знать, отчего я так переполошился и потерялся нацелый день от неожиданного визита приятеля? Вы хотите знать, отчего я таквспорхнулся, так покраснел, когда отворили дверь в мою комнату, почему я неумел принять гостя и так постыдно погиб под тяжестью собственногогостеприимства?

- Ну да, да! - отвечала Настенька, - в этом и дело. Послушайте: выпрекрасно рассказываете, но нельзя ли рассказывать как-нибудь не такпрекрасно? А то вы говорите, точно книгу читаете

- Настенька! - отвечал я важным и строгим голосом, едва удерживаясь отсмеха, - милая Настенька, я знаю, что я рассказываю прекрасно, но виноват, иначе я рассказывать не умею. Теперь, милая Настенька, теперь япохож на дух царя Соломона, который был тысячу лет в кубышке, под семьюпечатями, и с которого наконец сняли все эти семь печатей. Теперь, милаяНастенька, когда мы сошлись опять после такой долгой разлуки, - потому чтоя вас давно уже знал, Настенька, потому что я уже давно кого-то искал, аэто знак, что я искал именно вас и что нам было суждено теперь свидеться, теперь в моей голове открылись тысячи клапанов, и я должен пролиться рекоюслов, не то я задохнусь. Итак, прошу не перебивать меня, Настенька, аслушать покорно и послушно; иначе - я замолчу

- Ни-ни-ни! никак! говорите! Теперь я не скажу ни слова:






Возможно заинтересуют книги: