Книга "ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ". Страница 42

вылить, а кончил в исступлении и задыхаясь, как давеча с Лужиным

Разумихин постоял, подумал и выпустил его руку

- Убирайся же к черту! - сказал он тихо и почти задумчиво. - Стой! заревел он внезапно, когда Раскольников тронулся было с места, - слушайменя. Объявляю тебе, что все вы, до единого болтунишки и фанфаронишки!Заведется у вас страданьице - вы с ним как курица с яйцом носитесь! Даже итут воруете чужих авторов. Ни признака жизни в вас самостоятельной! Изспермацетной мази вы сделаны, а вместо крови сыворотка! Никому-то из вас яне верю! Первое дело у вас, во всех обстоятельствах - как бы на человека непоходить! Сто-о-ой! - крикнул он с удвоенным бешенством, заметив, чтоРаскольников опять трогается уходить, - слушай до конца! Ты знаешь, у менясегодня собираются на новоселье, может быть уж и пришли теперь, да я тамдядю оставил, - забегал сейчас, - принимать приходящих. Так вот, если бы тыне был дурак, не пошлый дурак, не набитый дурак, не перевод синостранного... видишь, Родя, я сознаюсь, ты малый умный, но ты дурак! так вот, если б ты не был дурак, ты бы лучше ко мне зашел сегодня, вечерокпосидеть, чем даром-то сапоги топтать. Уж вышел, так уж нечего делать! Я бтебе кресла такие мягкие подкатил, у хозяев есть... Чаишко, компания... Анет, - так и на кушетке уложу, - все-таки между нами полежишь... И Зосимовбудет. Зайдешь, что ли?


- Нет

- Вр-р-решь! - нетерпеливо вскрикнул Разумихин, - почему ты знаешь? Тыне можешь отвечать за себя! Да и ничего ты в этом не понимаешь... Я тысячураз точно так же с людьми расплевывался и опять назад прибегал... Станетстыдно - и воротишься к человеку! Так помни же, дом Починкова, третийэтаж..

- Да ведь этак вы себя, пожалуй, кому-нибудь бить позволите, господинРазумихин, из удовольствия благодетельствовать


- Кого? Меня! За одну фантазию нос отвинчу! Дом Починкова, нумер сороксемь, в квартире чиновника Бабушкина..

- Не приду, Разумихин - Раскольников повернулся и пошел прочь

- Об заклад, что придешь! - крикнул ему вдогонку Разумихин. - Иначеты... иначе знать тебя не хочу! Постой, гей! Заметов там?

- Там

- Видел?

- Видел

- И говорил?

- Говорил

- Об чем? Ну, да черт с тобой, пожалуй, не сказывай. Починкова, сороксемь, Бабушкина, помни!

Раскольников дошел до Садовой и повернул за угол. Разумихин смотрелему вслед, задумавшись. Наконец, махнув рукой, вошел в дом, но остановилсяна средине лестницы

"Черт возьми! - продолжал он, почти вслух, - говорит со смыслом, а какбудто... Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? АЗосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! - Он стукнул пальцем полбу. - Ну что, если... ну как его одного теперь пускать? Пожалуй,утопится... Эх, маху я дал! Нельзя!" И он побежал назад, вдогонку заРаскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в"Хрустальный дворец" допросить поскорее Заметова

Раскольников прошел прямо на -ский мост, стал на средине, у перил,облокотился на них обоими локтями и принялся глядеть вдоль. Простившись сРазумихиным, он до того ослабел, что едва добрался сюда. Ему захотелосьгде-нибудь сесть или лечь, на улице. Склонившись над водою, машинальносмотрел он на последний, розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших всгущавшихся сумеро0х, на одно отдаленное окошко, где-то в мансарде, полевой набережной, блиставшее, точно в пламени, от последнего солнечноголуча, ударившего в него на мгновение, на темневшую воду канавы и, казалось,со вниманием всматривался в эту воду. Наконец в глазах его завертелиськакие-то красные круги, дома заходили, прохожие, набережные, экипажи - всеэто завертелось и заплясало кругом. Вдруг он вздрогнул, может бытьспасенный вновь от обморока одним диким и безобразным видением. Онпочувствовал, что кто-то стал подле него, справа, рядом; он взглянул - иувидел женщину, высокую, с платком на голове, с желтым, продолговатым,испитым лицом и с красноватыми впавшими глазами. Она глядела на него прямо,но, очевидно, ничего не видела и никого не различала. Вдруг онаоблокотилась правою рукой о перила, подняла правую ногу и замахнула ее зарешетку, затем левую, и бросилась в канаву. Грязная вода раздалась,поглотила на мгновение жертву, но через минуту утопленница всплыла, и еетихо понесло вниз по течению, головой и ногами в воде, спиной поверх, сосбившеюся и вспухшею над водой, как подушка, юбкой

- Утопилась! Утопилась! - кричали десятки голосов; люди сбегались, обенабережные унизывались зрителями, на мосту, кругом Раскольникова, столпилсянарод, напирая и придавливая его сзади

- Батюшки, да ведь это наша Афросиньюшка! - послышался где-то недалекоплачевный женский крик. - Батюшки, спасите! Отцы родные, вытащите!

- Лодку! Лодку! - кричали в толпе

Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода кканаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в воду. Работы былонемного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее заодежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул емутоварищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитныеплиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась и стала чихать и фыркать,бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила

- До чертиков допилась, батюшки, до чертиков, - выл тот же женскийголос, уже подле Афросиньюшки, - анамнясь удавиться тоже хотела, с веревкисняли. Пошла я теперь в лавочку, девчоночку при ней глядеть оставила, - анвот и грех вышел! Мещаночка, батюшка, наша мещаночка, подле живем, второйдом с краю, вот тут..

Народ расходился, полицейские возились еще с утопленницей, кто-токрикнул про контору... Раскольников смотрел на все с странным ощущениемравнодушия и безучастия. Ему стало противно. "Нет, гадко... вода... нестоит, - бормотал он про себя. - Ничего не будет, - прибавил он, - нечегождать. Что это, контора... А зачем Заметов не в конторе? Контора в десятомчасу отперта..." Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом себя

"Ну так что ж! И пожалуй!" - проговорил он решительно, двинулся смоста и направился в ту сторону, где была контора. Сердце его было пусто иглухо. Мыслить он не хотел. Даже тоска прошла, ни следа давешней энергии,когда он из дому вышел, с тем, "чтобы все кончить!" Полная апатия заступилаее место

"Что ж, это исход! - думал он, тихо и вяло идя по набережной канавы. Все-таки кончу, потому что хочу... Исход ли, однако? А все равно! Аршинпространства будет, - хе! Какой, однако же, конец! Неужели конец? Скажу яим иль не скажу? Э... черт! Да и устал я: где-нибудь лечь или сестьпоскорей! Всего стыднее, что очень уж глупо. Да и наплевать на это. Фу,какие глупости в голову приходят..."

В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево:она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился,подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, - можетбыть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть ивыиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг, как будто кто шепнул емучто-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у того дома, у самыхворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил

Неотразимое и необъяснимое желание повлекло его. Он вошел в дом,прошел всю подворотню, потом в первый вход справа и стал подниматься познакомой лестнице, в четвертый этаж. На узенькой и крутой лестнице былоочень темно. Он останавливался на каждой площадке и осматривался слюбопытством. На площадке первого этажа в окне была совсем выставлена рама:"Этого тогда не было", подумал он. Вот и квартира второго этажа, гдеработали Николашка и Митька: "Заперта; и дверь окрашена заново; отдается,значит, внаем". Вот и третий этаж... и четвертый... "Здесь!" Недоумениевзяло его: дверь в эту квартиру была отворена настежь, там были люди,слышны были голоса; он этого никак не ожидал. Поколебавшись немного, он






Возможно заинтересуют книги: