Школьная библиотека

повернулся он к Раскольникову, - что парень чист, да ведь что ж делать, иМитьку вот пришлось обеспокоить... вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходятогда по лестнице... позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?

- В восьмом, - отвечал Раскольников, неприятно почувствовав в ту жесекунду, что мог бы этого и не говорить

- Так проходя-то в восьмом часу-с, по лестнице-то, не видали ль хотьвы, во втором-то этаже, в квартире-то отворенной - помните? - двухработников или хоть одного из них? Они красили там, не заметили ли? Этоочень, очень важно для них!.

- Красильщиков? Нет, не видал... - медленно и как бы роясь ввоспоминаниях отвечал Раскольников, в тот же миг напрягаясь всем существомсвоим и замирая от муки поскорей бы отгадать, в чем именно ловушка, и непросмотреть бы чего? - Нет, не видал, да и квартиры такой, отпертой, что-тоне заметил... а вот в четвертом этаже (он уже вполне овладел ловушкой иторжествовал) - так помню, что чиновник один переезжал из квартиры ..

напротив Алены Ивановны... помню... это я ясно помню... солдаты диванкакой-то выносили и меня к стене прижали... 0 красильщиков - нет, не помню,чтобы красильщики были... да и квартиры отпертой нигде, кажется, не было

Да; не было..

- Да ты что же! - крикнул вдруг Разумихин, как бы опомнившись исообразив, - да ведь красильщики мазали в самый день убийства, а ведь он затри дня там был? Ты что спрашиваешь-то?

- Фу! перемешал! - хлопнул себя по лбу Порфирий. - Черт возьми, у меняс этим делом ум за разум заходит! - обратился он, как бы даже извиняясь, кРаскольникову, - нам ведь так бы важно узнать, не видал ли кто их, ввосьмом-то часу, в квартире-то, что мне и вообразись сейчас, что вы тожемогли бы сказать... совсем перемешал!

- Так надо быть внимательнее - угрюмо заметил Разумихин

Последние слова были сказаны уже в передней. Порфирий Петровичпроводил их до самой двери чрезвычайно любезно. Оба вышли мрачные и хмурыена улицу и несколько шагов не говорили ни слова. Раскольников глубокоперевел дыхание..

VI

- ... Не верю! Не могу верить! - повторял озадаченный Разумихин,стараясь всеми силами опровергнуть доводы Раскольникова. Они подходили ужек нумерам Бакалеева, где Пульхерия Александровна и Дуня давно поджидали их

Разумихин поминутно останавливался дорогою в жару разговора, смущенный ивзволнованный уже тем одним, что они в первый раз заговорили об этом ясно

- Не верь! - отвечал Раскольников с холодною и небрежною усмешкой, ты, по своему обычаю, не замечал ничего, а я взвешивал каждое слово

- Ты мнителен, потому и взвешивал... Гм... действительно, я согласен,тон Порфирия был довольно странный, и особенно этот подлец Заметов!.. Тыправ, в нем что-то было, - но почему? Почему?

- За ночь передумал

- Но напротив же, напротив! Если б у них была эта безмозглая мысль,так они бы всеми силами постарались ее припрятать и скрыть свои карты,чтобы потом поймать... А теперь - это нагло и неосторожно!

- Если б у них были факты, то есть настоящие факты, или хотьсколько-нибудь основательные подозрения, тогда бы они действительнопостарались скрыть игру: в надежде еще более выиграть (а впрочем, давно быуж обыск сделали!). Но у них нет факта, ни одного, - все мираж, все о двухконцах, одна идея летучая - вот они и стараются наглостью сбить. А может, исам озлился, что фактов нет, с досады прорвался. А может, и намерение какоеимеет... Он человек, кажется, умный... Может, напугать меня хотел тем, чтознает... Тут, брат, своя психология... А впрочем, гадко это все объяснять

Оставь!

- И оскорбительно, оскорбительно! Я понимаю тебя! Но... Как как мы ужетеперь заговорили ясно (а это отлично, что заговорили наконец ясно, я рад!)- то уж я тебе прямо теперь признаюсь, что давно это в них замечал, этумысль, во все это время, разумеется, в чуть-чутошном только виде, вползучем, но зачем же хоть и в ползучем! Как они смеют? Где, где у них этикорни таятся? Если б ты знал, как я бесился! Как: из-за того, что бедныйстудент, изуродованный нищетой и ипохондрией, накануне жестокой болезни сбредом, уже, может быть, начинавшейся в нем (заметь себе!), мнительный,самолюбивый, знающий себе цену, и шесть месяцев у себя в углу никого невидавший, в рубище и в сапогах без подметок, - стоит перед какими-токварташками и терпит их надругательство; а тут неожиданный долг передносом, просроченный вексель с надворным советником Чебаровым, тухлаякраска, тридцать градусов Реомюра, спертый воздух, куча людей, рассказ обубийстве лица, у которого был накануне, и все это - на голодное брюхо! Дакак тут не случиться обмороку! И на этом-то, на этом все основать! Чертвозьми! Я понимаю, что это досадно, но на твоем месте, Родька, я бызахохотал всем в глаза, или лучше: на-пле-вал бы всем в рожу, да погуще, дараскидал бы на все стороны десятка два плюх, умненько, как и всегда их надодавать, да тем бы и покончил. Плюнь! Ободрись! Стыдно!

"Он, однако ж, это хорошо изложил", - подумал Раскольников

- Плюнь? А завтра опять допрос! - проговорил он с горечью, - неужели жмне с ними в объяснение войти? Мне и то досадно, что вчера я унизился втрактире до Заметова..

- Черт возьми! Пойду сам к Порфирию! И уж прижму ж я его,по-родственному; пусть выложит мне все до корней! А уж Заметова..

"Наконец-то догадался!" - подумал Раскольников

- Стой! - закричал Разумихин, хватая вдруг его за плечо, - стой! Тынаврал! Я надумался: ты наврал! Ну какой это подвох? Ты говоришь, чтовопрос о работниках был подвох? Раскуси: ну если б это ты сделал, мог ли бты проговориться, что видел, как мазали квартиру... и работников? Напротив:ничего не видал, если бы даже и видел! Кто ж сознается против себя?

- Если б я то дело сделал, то уж непременно бы сказал, что видел иработников и квартиру, - с неохотою и с видимым отвращением продолжалотвечать Раскольников

- Да зачем же против себя говорить?

- А потому, что только одни мужики, иль уж самые неопытные новички, надопросах прямо и сряду во всем запираются. Чуть-чуть же человек развитой ибывалый, непременно и по возможности старается сознаться во всех внешних инеустранимых фактах; только причины им другие подыскивает, черту такуюсвою, особенную и неожиданную ввернет, которая совершенно им другоезначение придаст и в другом свете их выставит. Порфирий мог именнорассчитывать, что я непременно буду так отвечать и непременно скажу, чтовидел, для правдоподобия, и при этом вверну что-нибудь в объяснение..

- Да ведь он бы тебе тотчас и сказал, что за два дня работников там ибыть не могло и что, стало быть, ты именно был в день убийства, в восьмомчасу. На пустом бы и сбил!

- Да на это-то он и рассчитывал, что я не успею сообразить, и именнопоспешу отвечать правдоподобнее да и забуду, что за два дня работников бытьне могло

- Да как же это забыть?

- Всего легче! На таких-то пустейших вещах всего легче и сбиваютсяхитрые-то люди. Чем хитрей человек, тем он меньше подо7ревает, что его напростом собьют. Хитрейшего человека именно на простейшем надо сбивать

Порфирий совсем не так глуп, как ты думаешь..

- Подлец же он после этого!

Раскольников не мог не засмеяться. Но в ту же минуту страннымипункта и окончательно установил его мнение

проговорил последнее объяснение, тогда как весь предыдущий разговор онподдерживал с угрюмым отвращением, видимо из целей, по необходимости

"Во вкус вхожу в иных пунктах!" - подумал он про себя

Но почти в ту же минуту он как-то вдруг стал беспокоен, как будтонеожиданная и тревожная мысль поразила его. Беспокойство его увеличивалось

Они дошли уже до входа в нумера Бакалеева