Школьная библиотека

перь обидеть Татьяну Ивановну, о! тогда... Ну, да уж нечего!.. для Мизинчикова тоже надо что-нибудь сделать

- Да, дядюшка, я теперь переменил мое мнение о Татьяне Ивановне. Еенельзя не уважать и не сострадать ей

- Именно, именно! - подхватил с жаром дядя, - нельзя не уважать! Ведьвот, например, Коровкин, ведь ты уж, наверно, смеешься над ним, - прибавил он, с робостью заглядывая мне в лицо, - и все мы давеча смеялись надним. А ведь это, может быть, непростительно... ведь это, может быть,превосходнейший, добрейший человек, но судьба... испытал несчастья... Тыне веришь, а это, может быть, истинно так

- Нет, дядюшка; почему же не верить?

И я с жаром начал говорить о том, что в самом падшем создании могутеще сохраниться высочайшие человеческие чувства; что неисследима глубинадуши человеческой; что нельзя презирать падших, а, напротив, должноотыскивать и восстановлять; что неверна общепринятая мерка добра инравственности и проч. и проч., - словом, я воспламенился и рассказалдаже о натуральной школе; в заключение же прочел стихи:

Когда из мрака заблужденья..

Дядя пришел в необыкновенный восторг

- Друг мой, друг мой! - сказал он, растроганный, - ты совершенно понимаешь меня и еще лучше меня рассказал все, что я сам хотел было выразить. Так, так! Господи! почему это зол человек? почему я так часто бываю зол, когда так хорошо, так прекрасно быть добрым? Вот и Настя то жесамое сейчас говорила... Но посмотри, однако ж, какое здесь славное место, - прибавил он, оглядываясь вокруг себя, - какая природа! какая картина! Экое дерево! посмотри: в обхват человеческий! Какой сок, какиелистья! какое солнце! как после грозы-то все вокруг повеселело, обмылось!.. Ведь подумаешь, что и деревья понимают тоже что-нибудь про себя,чувствуют и наслаждаются жизнью... Неужели ж нет - а? как ты думаешь?

- Очень может быть, дядюшка. По-своему, разумеется..

- Ну да, разумеется, по-своему... Дивный, дивный творец!.. А ведь тыдолжен хорошо помнить весь этот сад, Сережа: как ты тут играл и бегал,когда был маленький! Я ведь помню, когда ты был маленький, - прибавилон, смотря на меня с неизъяснимым выражением любви и счастья. - Тебетолько к пруду не позволяли ходить одному. А помнишь, один раз, вечером,Катя-покойница подозвала тебя и стала тебя ласкать... Ты все бегал в саду перед этим и весь разрумянился; волоски у тебя такие светленькие, вкудряшках... Она ими играла-играла, да и сказала: "Это хорошо, что тыего, сиротку, к нам взял". Помнишь иль нет?

- Чуть-чуть, дядюшка

- Тогда еще вечер был, и солнце на вас обоих так светило, а я сидел вуглу и трубку курил да на вас смотрел... Я, Сережа, каждый месяц к нейна могилу, в город, езжу, - прибавил он пониженным голосом, в которомслышались дрожание и подавляемые слезы. - Я об этом сейчас Насте говорил: она сказала, что мы оба вместе будем к ней ездить..

Дядя замолчал, стараясь подавить свое волнение

В эту минуту к нам подошел Видоплясов

- Видоплясов! - вскричал дядя встрепенувшись, - ты от Фомы Фомича?

- Нет-с, я более по своей надобности-с

- А, ну и славно! вот и узнаем про Коровкина. А я ведь еще давеча хотел спросить... Я ему, Сережа, велел там наблюдать, Коровкина-то. - Вчем дело, Видоплясов?

- Осмелюсь доложить, - сказал Видоплясов, - что вчера вы изволилиупомянуть-с насчет моей просьбы-с и обещать мне ваше высокое заступлениеот ежедневных обид-с

- Неужели ты опять про фамилию? - вскричал дядя в испуге

- Что ж делать-с? Ежечасные обиды-с..

- Ах, Видоплясов, Видоплясов! что мне с тобой делать? - сказал с сокрушением дядя. - Ну, какие тебе могут быть обиды? Ведь ты просто с умасойдешь, в желтом доме жизнь кончишь!

- Кажется, я умом моим-с... - начал было Видоплясов

- Ну то-то, то-то, - перебил дядя, - я, братец, это так говорю, не вобиду тебе, а в пользу. Ну какие там у тебя обиды? Бьюсь об заклад, какая-нибудь дрянь?

- Проходу нет-с

- От кого?

- От всех-с и преимущественно через Матрену-с. Через нее я моею жизнию страдать пошел-с. Известно-с, что все отличительные люди-с, кто сызмалетства еще меня видел, говорили, что я совсем на иностранца похож,преимущественно чертами лица-с. Что же, сударь? Из-за этого мне теперь ипроходу нет-с. Как только я мимо иду-с, все мне следом кричат всякиедурные слова-с; даже ребятишки маленькие-с, которых надо прежде всегорозгами высечь-с, и те кричат-с... Вот и теперь, когда я сюда шел, кричали-с... Мочи нет-с. Защитите, сударь, вашим покровом-с!

- Ах, Видоплясов!.. Ну да что ж они такое кричат? Верно, глупость какую-нибудь, на которую не надо и внимания обращать

- Неприлично будет сказать-с

- Да что' именно?

- Омерзительно выговорить-с

- Да уж говори!

- Гришка-голанец съел померанец-с

- Фу, какой человек! Я думал и бог знает что! А ты плюнь да мимо ипройди

- Плевал-с: еще больше кричат-с

- Да послушайте, дядюшка, - сказал я, - ведь он жалуется на то, чтоему житья нет в здешнем доме. Отправьте его, хоть на время, В Москву, ктому каллиграфу. Ведь он, вы говорили, у каллиграфа какого-то жил

- Ну, брат, тот тоже кончил трагически!

- А что?

- Они-с, - отвечал Видоплясов, - имели несчастье присвоить себе чужуюсобственность-с, за что, несмотря на весь их талант, были посажены вострог-с, где безвозвратно погибли-с

- Хорошо, хорошо, Видоплясов: ты теперь успокойся, а я все это разберу и улажу, - сказал дядя, -обещаю тебе! Ну что Коровкин? спит?

- Никак нет-с, они сейчас изволили отъехать-с. Я с тем и шел доложить-с

- Как отъехать? Что ты? Да как же ты выпустил? - вскричал дядя

- По добродушию сердца-с: жалостно было смотреть-с. Как проснулись ивспомнили весь процесс, так тотчас же ударили себя по голове и закричалиблагим матом-с..

- Благим матом!.

- Почтительнее будет выразиться: многоразличные вопли испускали-с

Кричали: как они представятся теперь прекрасному полу-с? а потом прибавили: "Я не достоин рода человеческого!" - и все так жалостно говорили-с, в отборных словах-с

- Деликатнейший человек! Я говорил тебе, Сергей... Да как же ты, Ви