Школьная библиотека

Пришли мы тогда в К., а было нас двое, я да другой, тоже бродяга, Ефим безпрозвища. По дороге мы у одного мужика в Толминой деревне разжилисьмаленько. Деревня такая есть, То'лмина. Ну, вошли да и поглядываем:разжиться бы и здесь, да и драло. В поле четыре воли, а в городе жутко известно. Ну, перво-наперво зашли в кабачок. Огляделись. Подходит к намодин, прогорелый такой, локти продраны, в немецком платье. То да се

- А вы как, говорит, позвольте спросить, по документу?8---

8 По паспорту. (Прим. автора)

- Нет, говорим, без документа

- Так-с. И мы тоже-с. Тут у меня еще двое благоприятелей, говорит,тоже у генерала Кукушкина9 служат. Так вот смею спросить, мы вот подкутилималенько да и деньжонками пока не разжились. Полштофика благоволите нам

---

9 То есть в лесу, где поет кукушка. Он хочет сказать, что они тожебродяги. (Прим. автора)

- С нашим полным удовольствием, говорим. Ну, выпили. И указали тут онинам одно дело, по столевской, то есть по нашей, части. Дом тут стоял, скраю города, и богатый тут жил один мещанин, добра пропасть, ночью иположили пEведать. Да только мы у богатого-то мещанина тут все впятером, вту же ночь, и попались. Взяли нас в часть, а потом к самому исправнику. Я,говорит, их сам допрошу. Выходит с трубкой, чашку чаю за ним несут,здоровенный такой, с бакенбардами. Сел. А тут уж, кроме нас, еще троихпривели, тоже бродяги. И смешной же это человек, братцы, бродяга; ну,ничего не помнит, хоть ты кол ему на голове теши, все забыл, ничего незнает. Исправник прямо ко мне: "Ты кто таков?" Так и зарычал, как из бочки

Ну, известно, то же, что и все, сказывают: ничего, дескать, не помню, вашевысокоблагородие, все позабыл

- Постой, говорит, я еще с тобой поговорю, рожа-то мне знакомая, - самбельмы на меня так и пялит. А я его допрежь сего никогда и не видывал. Кдругому: - Ты кто?

- Махни-драло, ваше высокоблагородие

- Это так тебя и зовут Махни-драло?

- Так и зовут, ваше высокоблагородие

- Ну, хорошо, ты Махни-драло, а ты? - к третьему, значит

- А я за ним, ваше высокоблагородие

- Да прозываешься-то ты как?

- Так и прозываюсь: "А я за ним", ваше высокоблагородие

- Да кто ж тебя, подлеца, так назвал?

- Добрые люди так назвали, ваше высокоблагородие. На свете не бездобрых людей, ваше высокоблагородие, известно

- А кто такие эти добрые люди?

- А я запамятовал маленько, ваше высокоблагородие, уж извольтепростить великодушно

- Всех позабыл?

- Всех позабыл, ваше высокоблагородие

- Да ведь были ж у тебя тоже отец и мать?.. Их-то хоть помнишь ли?

- Надо так полагать, что были, ваше высокоблагородие, а впрочем, тожеманенько запамятовал; может, и были, ваше высокоблагородие

- Да где ж ты жил до сих пор?

- В лесу, ваше высокоблагородие

- Все в лесу?

- Все в лесу

- Ну, а зимой?

- Зимы не видал, ваше высокоблагородие

- Ну, а ты, тебя как зовут?

- Топором, ваше высокоблагородие

- А тебя?

- Точи не зевай, ваше высокоблагородие

- А тебя?

- Потачивай небось, ваше высокоблагородие

- Все ничего не помните?

- Ничего не помним, ваше высокоблагородие

Стоит, смеется, и они на него глядя, усмехаются. Ну, а другой раз и взубы ткнет, как нарвешься. А народ-то все здоровенный, жирные такие

- Отвести их в острог, говорит, я с ними потом; ну, а ты оставайся, это мне то есть говорит. - Пошел сюда, садись! - Смотрю: стол, бумага,перо. Думаю: "Чего ж он это ладит делать?" - Садись, говорит, на стул, бериперо, пиши! - а сам схватил меня за ухо и тянет. Я смотрю на него, как чертна попа: "Не умею, говорю, ваше высокоблагородие". - Пиши!

- Помилосердуйте, ваше высокоблагородие. - Пиши, как умеешь, так ипиши! - а сам все за ухо тянет, все тянет, да как завернет! Ну, братцы,скажу, легче бы он мне триста розог всыпал, ажно искры посыпались, - пиши,да и только!

- Да что он, сдурел, что ли?

- Нет, не сдурел. А в Т-ке писарек занедолго штуку выкинул: деньгитяпнул казенные да с тем и бежал, тоже уши торчали. Ну, дали знатьповсеместно. А я по приметам-то как будто и подошел, так вот он и пыталменя: умею ль я писать и как я пишу?

- Эко дело, парень! А больно?

- Говорю, больно

Раздался всеобщий смех

- Ну, а написал?

- Да чего написал? Стал пером водить, водил-водил по бумаге-то, он ибросил. Ну, плюх с десяток накидал, разумеется, да с тем и пустил, тоже вострог, значит

- А ты разве умеешь писать?

- Прежде умел, а вот как перьями стали писать, так уж я и разучился..

Вот в таких рассказах, или, лучше сказать, в такой болтовне, проходилоиногда наше скучное время. Господи, что это была за скука! Дни длинные,душные, один на другой точь-в-точь похожие. Хоть бы книга какая-нибудь! Имежду тем я, особенно вначале, часто ходил в госпиталь, иногда больной,иногда просто лежать; уходил от острога. Тяжело было там, еще тяжелее, чемздесь, нравственно тяжелее. Злость, вражда, свара, зависть, беспрерывныепридирки к нам, дворянам, злые, угрожающие лица! Тут же в госпитале всебыли более на равной ноге, жили более по-приятельски. Самое грустное времяв продолжение целого дня приходилось вечером, при свечах, и в начале ночи

Укладываются спать рано. Тусклый ночник светит вдали у дверей яркой точкой,а в нашем конце полумрак. Становится смрадно и душно. Иной не можетзаснуть, встанет и сидит часа полтора на постели, склонив свою голову вколпаке, как будто о чем-то думает. Смотришь на него целый час и стараешьсяугадать, о чем он думает, чтобы тоже как-нибудь убить время. А то начнешьмечтать, вспоминать прошедшее, рисуются широкие и яркие картины в