Школьная библиотека

всяких мыслей на ум; вертелась в голове блондинка, воображенье начало дажеслегка шалить, и он уже сам стал немного шутить и подсмеиваться над собою

В таком духе очутился он перед губернаторским подъездом. Уже стал он было всенях поспешно сбрасывать с себя шинель, как швейцар поразил его совершеннонеожиданными словами:

- Не приказано принимать!

- Как, что ты, ты, видно, не узнал меня? Ты всмотрись хорошенько влицо! - говорил ему Чичиков

- Как не узнать, ведь я вас не впервой вижу, - сказал швейцар. - Давас-то именно одних и не велено пускать, других всех можно

- Вот тебе на! отчего? почему?

- Такой приказ, так уж, видно, следует, - сказал швейцар и прибавил ктому слово: "да". После чего стал перед ним совершенно непринужденно, несохраняя того ласкового вида, с каким прежде торопился снимать с негошинель. Казалось, он думал, глядя на него: "Эге! уж коли тебя бары гоняют скрыльца, так ты, видно, так себе, шушера какой-нибудь!"

"Непонятно!" - подумал про себя Чичиков и отправился тут же кпредседателю палаты, но председатель палаты так смутился, увидя его, что немог связать двух слов, и наговорил такую дрянь, что даже им обоим сделалосьсовестно. Уходя от него, как ни старался Чичиков изъяснить дорогою идобраться, что такое разумел председатель и насчет чего могли относитьсяслова его, но ничего не мог понять. Потом зашел в другим: кполицеймейстеру, к вице-губернатору, к почтмейстеру, но все или не принялиего, или приняли так странно, такой принужденный и непонятный велиразговор, так растерялись, и такая вышла бестолковщина изо всего, что онусомнился в здоровье их мозга. Попробовал было еще зайти кое к кому, чтобыузнать по крайней мере причину, и не добрался никакой причины. Какполусонный, бродил он без цели по городу, не будучи в состоянии решить, онли сошел с ума, чиновники ли потеряли голову, во сне ли все это делается,или наяву заварилась дурь почище сна. Поздно уже, почти в сумерки,возвратился он к себе в гостиницу, из которой было вышел в таком хорошемрасположении духа, и от скуки велел подать себе чаю. В задумчивости и вкаком-то бессмысленном рассуждении о странности положения своего стал онразливать чай, как вдруг отворилась дверь его комнаты и предстал Ноздревникак неожиданным образом

- Вот говорит пословица: "Для друга семь верст не околица!" - говорилон, снимая картуз. - Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю, зайду,верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя на столе чай, выпью вудовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую,что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоятрубка?

- Да ведь я не курю трубки, - сказал сухо Чичиков

- Пустое, будто я не знаю, что ты куряка. Эй! как, бишь, зовут твоегочеловека? Эй, Вахрамей, послушай!

- Да не Вахрамей, а Петрушка

- Как же? да у тебя ведь прежде был Вахрамей

- Никакого не было у меня Вахрамея

- Да, точно, это у Деребина Вахрамей. Вообрази, Деребину какоесчастье: тетка его поссорилась с сыном за то, что женился на крепостной, итеперь записала ему все именье. Я думаю себе, вот если бы эдакую теткуиметь для дальнейших! Да что ты, брат, так отдалился от всех, нигде небываешь? Конечно, я знаю, что ты занят иногда учеными предметами, любиCчитать (уж почему Ноздрев заключил, что герой наш занимается ученымипредметами и любит почитать, этого, признаемся, мы никак не можем сказать,а Чичиков и того менее). Ах, брат Чичиков, если бы ты только увидал... вотуж, точно, была бы пища твоему сатирическому уму (почему у Чичикова былсатирический ум, это тоже неизвестно). Вообрази, брат, у купца Лихачеваиграли в горку, вот уж где смех был! Перепендев, который был со мною: "Вот,говорит, если бы теперь Чичиков, уж вот бы ему точно!.." (между тем Чичиковотроду не знал никакого Перепендева). А ведь признайся, брат, ведь ты,право, преподло поступил тогда со мною, помнишь, как играли в шашки, ведь явыиграл... Да, брат, ты просто поддедюлил меня. Но ведь я, черт меня знает,никак не могу сердиться. Намедни с председателем... Ах, да! я ведь тебедолжен сказать, что в городе все против тебя; они думают, что ты делаешьфальшивые бумажки, пристали ко мне, да я за тебя горой, наговорил им, что стобой учился и отца знал; ну и, уж нечего говорить, слил им пулюпорядочную

- Я делаю фальшивые бумажки? - вскрикнул Чичиков, приподнявшись состула

- Зачем ты, однако ж, так напугал их? - продолжал Ноздрев. - Они, чертзнает, с ума сошли со страху: нарядили тебя в разбойники и в шпионы... Апрокурор с испугу умер, завтра будет погребение. Ты не будешь? Они, сказатьправду, боятся нового генерал-губернатора, чтобы из-за тебя чего-нибудь невышло; а я насчет генерал-губернатора такого мнения, что если он подыметнос и заважничает, то с дворянством решительно ничего не сделает

Дворянство требует радушия, не правда ли? Конечно, можно запрятаться к себев кабинет и не дать ни одного бала, да ведь этим что ж? Ведь этим ничего невыиграешь. А ведь ты, однако ж, Чичиков, рискованное дело затеял

- Какое рискованное дело? - спросил беспокойно Чичиков

- Да увезти губернаторскую дочку. Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу,ждал! В первый раз, как только увидел вас вместе на бале, ну уж, думаюсебе, Чичиков, верно, недаром... Впрочем, напрасно ты сделал такой выбор, яничего в ней не наложу хорошего. А есть одна, родственница Бикусова, сестрыего дочь, так вот уж девушка! можно сказать: чудо коленкор!

- Да что ты, что ты путаешь? Как увезти губернаторскую дочку, что ты?- говорил Чичиков, выпуча глаза

- Ну, полно, брат, экой скрытный человек! Я, признаюсь, к тебе с темпришел: изволь, я готов тебе помогать. Так и быть: подержу венец тебе,коляска и переменные лошади будут мои, только с уговором: ты должен мнедать три тысячи взаймы. Нужны, брат, хоть зарежь!

В продолжение всей болтовни Ноздрева Чичиков протирал несколько разсебе глаза, желая увериться, не во сне ли он все это слышит. Делательфальшивых ассигнаций, увоз губернаторской дочки, смерть прокурора, которойпричиною будто бы он, приезд генерал-губернатора - все это навело на негопорядочный испуг. "Ну, уж коли пошло на то, - подумал он сам в себе, - такмешкать более нечего, нужно отсюда убираться поскорей"

Он постарался сбыть поскорее Ноздрева, призвал к себе тот же часСелифана и велел ему быть готовым на заре, с тем чтобы завтра же в шестьчасов утра выехать из города непременно, чтобы все было пересмотрено,бричка подмазана и прочее, и прочее. Селифан произнес: "Слушаю, ПавелИванович!" - и остановился, однако ж, несколько времени у дверей, недвигаясь с места. Барин тут же велел Петрушке выдвинуть из-под кроватичемодан, покрывшийся уже порядочно пылью, и принялся укладывать вместе сним, без большого разбора, чулки, рубашки, белье мытое и немытое, сапожныеколодки, календарь... Все это укладывалось как попало; он хотел непременнобыть готовым с вечера, чтобы назавтра не могло случиться никакой задержки

Селифан, постоявши минуты две у дверей, наконец очень медленно вышел изкомнаты. Медленно, как только можно вообразить себе медленно, спускался онс лестницы, отпечатывая своими мокрыми сапогами следы по сходившим внизизбитым ступеням, и долго почесывал у себя рукою в затылке. Что означалоэто почесыванье? и что вообще оно значит? Досада ли на то, что вот неудалась задуманная назавтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе,опоясанном кушаком, где-нибудь во царевом кабаке, или уже завязалась вновом месте какая зазнобушка сердечная и приходится оставлять вечернеестоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки в тот час, какнахлобучиваются на город сумерки, детина в красной рубахе бренчит набалалайке перед дворовой челядью и плетет тихие речи разночинныйотработавшийся народ? Или просто жаль оставлять отогретое уже место налюдской кухне под тулупом, близ печи, да щей с городским мягким пирогом, стем чтобы вновь тащиться под дождь, и слякоть, и всякую дорожную невзгоду?Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русского народа почесываньев затылке

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ничто, однако же, не случилось так, как предполагал Чичиков

Во-первых, проснулся он позже, нежели думал, - это была перваянеприятность. Вставши, он послал тот же час узнать, заложена ли бричка ивсе ли готово; но донесли, что бричка еще была не заложена и ничего не было