Книга "МЕРТВЫЕ ДУШИ". Страница 55
узнал, что у него была зрелая дочь, с лицом, тоже похожим на то, как будтобы на нем происходила по ночам молотьба гороху. С этой-то стороны придумалон навести приступ. Узнал, в какую церковь приходила она по воскреснымдням, становился всякий раз насупротив ее, чисто одетый, накрахмалившисильно манишку, - и дело возымело успех: пошатнулся суровый повытчик изазвал его на чай! И в канцелярии не успели оглянуться, как устроилось делотак, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимымчеловеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался, как с невестой,повытчика звал папенькой, целовал его в руку; все положили в палате, что вконце февраля перед великим постом будет свадьба. Суровый повытчик сталдаже хлопотать за него у начальства, и чрез несколько времени Чичиков самсел повытчиком на одно открывшееся вакантное место. В этом, казалось, изаключалась главная цель связей его с старым повытчиком, потому что тут жесундук свой он отправил секретно домой и на другой день очутился уже надругой квартире. Повытчика перестал звать папенькой и не целовал больше егоруки, а о свадьбе так дело и замялось, как будто вовсе ничего непроисходило. Однако же, встречаясь с ним, он всякий раз ласково жал емуруку и приглашал его на чай, так что старый повытчик, несмотря на вечнуюнеподвижность и черствое равнодушие, всякий раз встряхивал головою ипроизносил себе под нос: "Надул, надул, чертов сын!"
Это был самый трудный порог, через который перешагнул он. С этих порпошло легче и успешнее. Он стал человеком заметным. Все оказалось в нем,что нужно для этого мира: и приятность в оборотах и поступках, и бойкость вделовых делах. С такими средствами добыл он в непродолжительное время то,что называют хлебное местечко, и воспользовался им отличным образом. Нужнознать, что в то же самое время начались строжайшие преследования всякихвзяток; преследований он не испугался и обратил их тот же час в своюпользу, показав таким образом прямо русскую изобретательность, являющуюсятолько во время прижимок. Дело устроено было вот как: как только приходилпроситель и засовывал руку в карман, с тем чтобы вытащить оттуда известныерекомендательные письма за подписью князя Хованского, как выражаются у насна Руси: "Нет, нет, - говорил он с улыбкой, удерживая его руки, - выдумаете, что я... нет, нет. Это наш долг, наша обязанность без всякихвозмездий мы должны сделать! С этой стороны уж будьте покойны: завтра жевсе будет сделано. Позвольте узнать вашу квартиру, вам и заботиться ненужно самим, все будет принесено к вам на дом". Очарованный просительвозвращался домой чуть не в восторге, думая:"Вот наконец человек, какихнужно побольше, это просто драгоценный алмаз!" Но ждет проситель день,другой, не приносят дела на дом, на третий тоже. Он в канцелярию, дело и неначиналось; он к драгоценному алмазу. "Ах, извините! - говорил Чичиковочень учтиво, схвативши его за обе руки, - у нас было столько дел; нозавтра же все будет сделано завтра непременно, право, мне даже совестно!" Ивсе это сопровождалось движениями обворожительными. Если при этомраспахивалась как-нибудь пола халата, то рука в ту же минуту старалась делопоправить и придержать полу. Но ни завтра, ни послезавтра, ни на третийдень не несут дела на дом. Проситель берется за ум: да полно, нет ли чего?Выведывает; говорят, нужно дать писарям. "Почему ж не дать? я готовчетвертак, другой". - "Нет, не четвертак, а по беленькой". - "По беленькойписарям!" - вскрикивает проситель. "Да чего вы так горячитесь? - отвечаютему, - оно так и выйдет, писарям и достанется по четвертаку, а остальноепойдет к начальству". Бьет себя по лбу недогадливый проситель и бранит начем свет стоит новый порядок вещей, преследование взяток и вежливые,облагороженные обращения чиновников. Прежде было знаешь по крайней мере,что делать: принес правителю дел красную, да и дело в шляпе, а теперь побеленькой, да еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побралбескорыстие и чиновное благородство! Проситель, конечно, прав, но затотеперь нет взяточников: все правители дел честнейшие и благороднейшие люди,секретари только да писаря мошенники. Скоро представилось Чичикову полегораздо пространнее: образовалась комиссия для построения какого-токазенного весьма капитального строения. В эту комиссию пристроился и он, иоказался одним из деятельнейших членов. Комиссия немедленно приступила кделу. Шесть лет возилась около здания; но климат, что ли, мешал илиматериал уже был такой, только никак не шло казенное здание вышефундамента. А между тем в других концах города очутилось у каждого изчленов по красивому дому гражданской архитектуры: видно, грунт земли былтам получше. Члены уже начинали благоденствовать и стали заводитьсясемейством. Тут только и теперь только стал Чичиков понемногу выпутыватьсяиз-под суровых законов воздержанья и неумолимого своего самоотверженья. Туттолько долговременный пост наконец был смягчен, и оказалось, что он всегдане был чужд разных наслаждений, от которых умел удержаться в лета пылкоймолодости, когда ни один человек совершенно не властен над собою. Оказалиськое-какие излишества: он завел довольно хорошего повара, тонкие голландскиерубашки. Уже сукна купил он себе такого, какого не носила вся губерния, и сэтих пор стал держаться более коричневых и красноватых цветов с искрою; ужеприобрел он отличную пару и сам держал одну вожжу, заставляя пристяжнуювиться кольцом; уже завел он обычай вытираться губкой, намоченной в воде,смешанной с одеколоном; уже покупал он весьма недешево какое-то мыло длясообщения гладкости коже, уже..
Но вдруг на место прежнего тюфяка был прислан новый начальник, человеквоенный, строгий, враг взяточников и всего, что зовется неправдой. Надругой же день пугнул он всех до одного, потребовал отчеты, увиделнедочеты, на каждом шагу недостающие суммы, заметил в ту же минуту домакрасивой гражданской архитектуры, и пошла переборка. Чиновники былиотставлены от должности; дома гражданской архитектуры поступили в казну иобращены были на разные богоугодные заведения и школы для кантонистов, всераспушено было в пух, и Чичиков более других. Лицо его вдруг, несмотря наприятность, не понравилось начальнику, почему именно, бог ведает, - иногдадаже просто не бывает на это причин, - и он возненавидел его насмерть. Игрозен был сильно для всех неумолимый начальник. Но так как все же он былчеловек военный, стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок,то чрез несколько времени, посредством правдивой наружности и уменьяподделаться во всему, втерлись к нему в милость другие чиновники, и генералскоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почиталтакими; даже был доволен, что выбрал наконец людей как следует, и хвасталсяне в шутку тонким уменьем различать способности. Чиновники вдруг постигнулидух его и характер. Все, что ни было под начальством его, сделалосьстрашными гонителями неправды; везде, во всех делах они преследовали ее,как рыбак острогой преследует какую-нибудь мясистую белугу, и преследовалиее с таким успехом, что в скором времени у каждого очутилось по несколькутысяч капиталу. В это время обратились на путь истины многие из прежнихчиновников и были вновь приняты на службу. Но Чичиков уж никаким образом немог втереться, как ни старался и как стоял за него подстрекнутый письмамикнязя Хованского первый генеральский секретарь, постигнувший совершенноуправленье генеральским носом, но тут он ничего решительно не мог сделать
Генерал был такого рода человек, которого хотя и водили за нос (впрочем,без его ведома), но зато уже, если в голову ему западала какая-нибудьмысль, то она там была все равно что железный гвоздь: ничем нельзя было ееоттуда вытеребить. Все, что мог сделать умный секретарь, было уничтоженьезапачканного послужного списка, и на то уже он подвинул начальника неиначе, как состраданием, изобразив ему в живых красках трогательную судьбунесчастного семейства Чичикова, которого, к счастию, у него не было
"Ну, что ж! - сказал Чичиков, - зацепил - поволок, сорвалось - неспрашивай. Плачем горю не пособить, нужно дело делать". И вот решился онсызнова начать карьер, вновь вооружиться терпением, вновь ограничиться вовсем, как ни привольно и ни хорошо было развернулся прежде. Нужно былопереехать в другой город, там еще приводить себя в известность. Все как-тоне клеилось. Две, три должности должен он был переменить в самое короткоевремя. Должности как-то были грязны, низменны. Нужно знать, что Чичиков былсамый благопристойный человек какой когда-либо существовал в свете. Хотя они должен был вначале протираться в грязном обществе, но в душе всегдасохранял чистоту, любил, чтобы в канцеляриях были столы из лакированногодерева и все бы было благородно. Никогда не позволял он себе в речинеблагопристойного слова и оскорблялся всегда, если в словах других виделотсутствие должного уважения к чину или званию. Читателю, я думаю, приятнобудет узнать, что он всякие два дни переменял на себе белье, а летом вовремя жаров даже и всякий день: всякий сколько-нибудь неприятный запах ужеоскорблял его. По этой причине он всякий раз, когда Петрушка приходилраздевать его и скидавать сапоги, клал себе в нос гвоздичку, и во многихслучаях нервы у него были щекотливые, как у девушки; и потому тяжело емубыло очутиться вновь в тех рядах, где все отзывалось пенником и неприличьемв поступках. Как ни крепился он духом, однако же похудел и даже позеленелво время таких невзгод. Уже начинал было он полнеть и приходить в текруглые и приличные формы, в каких читатель застал его при заключении с нимзнакомства, и уже не раз, поглядывая в зеркало, подумывал он о многомприятном: о бабенке, о детской, и улыбка следовала за такими мыслями; нотеперь, когда он взглянул на себя как-то ненароком в зеркало, не мог невскрикнуть: "Мать ты моя пресвятая! какой же я стал гадкий!" И после долгоне хотел смотреться. Но переносил все герой наш, переносил сильно,терпеливо переносил, и - перешел наконец в службу по таможне. Надобносказать, что эта служба давно составляла тайный предмет его помышлений. Онвидел, какими щегольскими заграничными вещицами заводились таможенныечиновники, какие фарфоры и батисты пересылали кумушкам, тетушкам и сестрам
Не раз давно уже он говорил со вздохом: "Вот бы куда перебраться: и границаблизко, и просвещенные люди, а какими тонкими голландскими рубашками можнообзавестись!" Надобно прибавить, что при этом он подумывал еще об особенномсорте французского мыла, сообщавшего необыкновенную белизну коже и свежестьщекам; как оно называлось, бог ведает, но, по его предположениям,
