Школьная библиотека

Автор во всех прочих отношениях пустого и несколько глуповатогонекролога, упоминаемого мною в заметках к строке 71, цитируетнайденное в рукописи стихотворение (полученное от Сибил Шейд), о которомговорится, что оно было "создано нашим поэтом, по всей видимости, в концеиюня, а значит менее чем за месяц до кончины нашего поэта, и значит являетсяпоследним из мелких произведений, написанных нашим поэтом".

Вот это стихотворение:

КАчЕЛИ

Закатный блеск, края огромных скрепок

Телеантенн воспламенивший слепо

На крыше;

И ручки тень дверной, что, удлинясь

Лежит бейсбольной битой, в тусклый час

На двери;

И кардинал, что вечером сидит,

Твердя свое "чу-дит, чу-дит, чу-дит",

На древе;

И брошенных качелей жалкий вид

Под деревом; вот что меня томит

Невыносимо

Я оставляю за читателем моего поэта право судить, возможно ли, чтобы оннаписал эту миниатюру всего за несколько дней до того, как повторить ее темыв настоящей части поэмы. Я подозреваю, что мы имеем здесь раннюю попытку(год не выставлен, но можно датировать ее временем, близким к кончинедочери), которую Шейд откопал среди старых бумаг, отыскивая что-либо,пригодное для "Бледного пламени" (поэмы, неведомой нашему некрологисту)

Строка 64: часто

Едва ли не каждый день, а вернее каждую ночь весны 1959-го года ямучился страхом за свою жизнь. Уединение -- игралище Сатаны. Я не смогуописать глубин своего одиночества и отчаяния. Разумеется, жил за проулкоммой знаменитый сосед, и какое-то время я сдавал комнату беспутному юноше(который обыкновенно являлся домой далеко за полночь). И все-таки, хочуподчеркнуть, что в одиночестве, в холодной и черствой его сердцевине, ничегонет хорошего для перемещенной души. Всякому ведомо, сколь падки зембляне нацареубийство: две королевы, три короля и четырнадцать претендентов умерлинасильственной смертью -- удушенные, заколотые, отравленные и утопленные, -и все за одно только столетие (1700-1800). Замок Гольдсворт в те роковыемгновения сумерек, что так похожи на потемки сознания, становился особенноуединен. Вкрадчивые шорохи, шурканье прошлогодней листвы, ленивые дуновения,пес, навестивший помойку, -- все отзывалось во мне копошеньем кровожадныхпроныр. Я сновал от окошка к окошку в пропитанном потом шелковом ночномколпаке, с распахнутой грудью, похожей на подтаявший пруд, и только повременам, вооружась судейским дробовиком, дерзал претерпеть терзаньятеррасы. Полагаю, тогда именно, в обманные вешние ночи, когда отзвуки новойжизни в кронах деревьев томительно имитировали скрежет старухи-смерти в моеммозгу, полагаю, тогда-то, в те ужасные ночи и пристрастился я припадать кокнам соседского дома в надежде снискать хотя бы проблески утешения (смотрипримечания к строкам 47-48). Чего бы ни дал я в ту пору, чтобы споэтом снова случился сердечный припадок (смотри строку 692 ипримечание к ней), и меня позвали бы к ним в дом, сияющий в полночикаждым окошком, и был бы мощный и теплый прилив сострадания, кофе, звонтелефона, рецепты земблянского травника (творящие чудеса!), и воскрешенныйШейд рыдал бы у меня на руках ("Ну, полно же, Джон, полно..."). Но темимартовскими ночами в доме у них было темно, как в гробу. И вот телесноеутомление и могильный озноб, наконец, загоняли меня наверх, в одинокуюдвойную постель, и я лежал, бессонный и бездыханный, словно бы лишь теперьсознательно проживая опасные ночи на родине, когда в любую минуту шайкавзвинченных революционеров могла ворваться и пинками погнать меня к облитойлуною стене. Звуки торопливых авто и стенания грузовиков представлялись мнестранной смесью дружеских утешений жизни с пугающей тенью смерти: не эта литень притормозит у моей двери? Не по мою ли явились душу призрачныедушители? Сразу ли пристрелят они меня -- или контрабандой вывезутодурманенного ученого обратно в Земблу (Rodnaya Zembla!), дабы предстал он,ослепленный блеском графина, перед шеренгою судей, радостно ерзающих в ихинквизиторских креслах?

Порой мне казалось, что только покончив с собой могу я надеятьсяпровести неумолимо близящихся губителей, бывших скорее во мне, в барабанныхперепонках, в пульсе, в черепе, чем на том упорном шоссе, что петлило надомной и вокруг моего сердца, пока я задремывал лишь за тем, чтобы мой сон былразбит возвращением пьяного, несусветного, незабвенного Боба на прежнее ложеВиргини или Гинвер. Как упомянуто вкратце в Предисловии, я его вышвырнул вконце-то концов, после чего несколько ночей ни вино, ни музыка, ни молитване могли укротить моих страхов. С другой стороны, светлые вешние днипроходили вполне сносно, всем нравились мои лекции, и я положил за правилонеуклонно присутствовать на всех доступных мне общественных отправлениях. Ноза веселыми вечерами вновь -- что-то кралось, кренилось, опасливо крякало,лезло ползком, медлило и опять принималось кряхтеть.

У гольдсвортова шато много было входных дверей, и как бы дотошно нипроверял я их и наружные ставни внизу, наутро неизменно отыскивалось что-тонезапертое, незащелкнутое, подослабшее, приотворенное, вид имеющеесомнительный и лукавый. Как-то ночью черная кошка, которую я за несколькоминут до того видел перетекающей в подпол, где я оборудовал ей туалетныеудобства в располагающей обстановке, вдруг появилась на пороге музыкальнойгостиной в самом разгаре моей бессонницы и вагнеровой граммофонии, выгибаяхребет и щеголяя шелковым белым галстухом, который определенно не мог самнавязаться ей на шею. Я позвонил по 11111 и несколько минут погодя ужеобсуждал кандидатуры возможных налетчиков с полицейским, весьма оценившиммой шерри, но кем бы тот взломщик ни был, он не оставил следов. Жестокомучеловеку так легко принудить жертву его прихотливых выходок уверовать, что унее мания преследования, или что к ней и впрямь подбирается убивец, или чтоона страдает галлюцинациями. Галлюцинациями! Что ж, мне известно, что срединекоторых молодых преподавателей, которых авансы были мною отвергнуты,имелся по малости один озлобленный штукарь, я знал об этом с тех самых пор,как, воротившись домой после очень приятной и успешной встречи состуденчеством и профессурой (где я, воодушевясь, сбросил пиджак и показалнескольким увлеченным ученикам кое-какие затейливые захваты, бывшие в ходу уземблянских борцов), обнаружил в пиджачном кармане грубую анонимную записку:"You have hal.....s real bad, chum", что, очевидно, означало"hallucinations"{1}, хотя недоброжелательный критик мог бы вывести из нехваткиточек, что маленький м-р Анон, обучая английскому первокурсников, сам сорфографией не в ладу.

Рад сообщить, что вскорости после Пасхи страхи мои улетучились, чтобыникогда не вернуться. В спальню Альфини или Бетти въехал иной постоялец,Валтасар, прозванный мной "Царем суглинков", который с постоянствомстихии засыпал в девять вечера, а в шесть утра уже окучивал гелиотропы(Heliotropium turgenevi2). Это цветок, чей аромат с неподвластнойвремени силой воскрешает в памяти скамейку в саду, вечер и бревенчатыйкрашенный дом далеко отсюда, на севере

Строка 70: на новую антенну

В черновике (датированном 3 июля) за этим следует нескольконенумерованных строк, которые могли предназначаться для каких-то позднейшихчастей поэмы. Они не то чтобы вовсе стерты, но сопровождаются на поляхвопросительным знаком и обведены волнистой линией, заезжающей на некоторыеиз букв:

Есть случаи, что нам воображенье

Теснят неясной странностью сближенья:

Подобья бесподобные, пароль

Без отзыва. Так северный король,

Чей из тюрьмы продерзостный побег

Удался тем, что сорок человек

Вернейших слуг, приняв его обличье,

У злой погони отняли добычу..

Он ни за что не достиг бы западного побережья, когда бы среди еготайных приверженцев, романтических, героических сорвиголов, нераспространилось бы причудливое обыкновение изображать беглого короля. Чтобыпоходить на него, они обрядились в красные свитера и красные кепки ивозникали то здесь, то там, совсем заморочив революционную полицию. Кое-ктоиз проказников был изрядно моложе короля, но это не имело значения, ибопортреты его, висевшие по хижинам горцев и подслеповатым сельским лавчонкам,торговавшим червями, имбирными пряниками и лезвиями "жилетка", со временикоронации не состарились. Чарующий шаржевый штрих внесло известноепроисшествие, когда с террасы отеля "Кронблик", подъемник которого доставлялтуристов на глетчер Крон, видели веселого скомороха, воспаряющего подобнобагровой бабочке, и едущего следом, двумя сиденьями ниже, в замедленной,будто во сне, погоне, околпаченного, но впрочем потерявшего шапкуполицейского. Приятно добавить, что не доехав до места высадки, поддельныйкороль ухитрился удрать, соскользнув по одному из пилонов, что подпираюттягловый трос (смотри также примечания к строкам 149 и 171{1})

Строка 71: отца и мать

Профессор Харлей с похвальной быстротой опубликовал "Слово