Школьная библиотека

лыжник, хороший конькобежец, изобретательный борец и заядлый скалолаз. Вчерновике за строкой 130 следуют четыре стиха, от которых Шейдотказался ради продолжения, попавшего в беловик (строка 131 ипоследующие). Вот этот неудавшийся приступ:

Как в резвой беготне по замку дети,

Бывает, дверь в стенном шкапу заметят,

И разметав игрушек ветхих сор,

[четыре слова густо зачеркнуты] тайный коридор ---

Сравнение виснет в воздухе. Можно предположить, что Шейд намеревалсяповедать здесь о некоторой таинственной истине, открывшейся ему в обморочномотрочестве. Я не могу передать, как мне жаль, что он отверг эти строки. Ясожалею об этом не только по причине их внутренней красоты, а оназначительна, но также и оттого, что содержащийся в них образ навеян кое-чем,слышанным Шейдом от меня. Я уже упоминал в этих заметках о приключенияхКарла-Ксаверия, последнего короля Земблы, и об остром интересе моего друга,возбужденном многими моими рассказами об этом короле. Карточка, сохранившаявариант, датирована 4 июля, это ясное эхо наших закатных прогулок подушистым лугам Нью-Вая и Далвича. "Расскажите еще что-нибудь", -- говорилон, выбивая трубку о буковый ствол, и пока медлило красочное облачко, имиссис Шейд смирно сидела, услаждаясь теледраммой, в освещенном доме далекона холме, я с удовольствием исполнял просьбу моего друга.

Бесхитростными словами я описывал ему положение, в котором очутилсякороль в первые месяцы возмущения. Он испытывал странное чувство, что емувыпало быть единственной черной фигурой в позиции, которую шахматныйкомпозитор мог бы назвать "король в западне", в позиции типа solus rex{1}

Роялисты или по меньшей мере умерды (умеренные демократы) еще сумели быуберечь страну от превращения в пошлую современную тиранию, когда бы им былопо силам тягаться с грязным золотом и отрядами роботов, коими со своихкомандных высот питало Земблянскую революцию мощное полицейское государство,расположенное лишь в нескольких милях (морских) от Земблы. При всейбезнадежности его положения, отречься король отказался. Надменного изамкнутого узника заточили в его же собственном розового камня Дворце, изугловой башни которого различались в полевой бинокль гибкие юноши, нырявшиев бассейн сказочного спортивного клуба, и английский посол в старомоднойфланели, игравший с тренировщиком-баском в теннис на земляном корте, далекомкак Рай. Сколь безмятежным казался рисунок гор на западном своде неба!

Где-то в дымчатом городе каждый день происходили омерзительные взрывынасилия, шли аресты и казни, но жизнь громадного города катилась все так жегладко: заполнялись кафе, в Королевском театре давались прелестные пьесы, ив сущности, сильнейшим сгущением мрака был как раз королевский дворец

Революционные komizary с каменными образинами и квадратными плечьми крепилисуровую дисциплину в частях, несших охрану снутри и снаружи Дворца

Пуританская предусмотрительность опечатала винные погреба и удалила изюжного крыла всю женскую прислугу. Фрейлины, натурально, оставили Дворец ещезадолго раньше, когда король удалил королеву на виллу во ФранцузскойРивьере. Благодарение небесам, избавившим ее от ужасных дней в оскверненномДворце!

Каждая дверь охранялась. Обеденная зала вместила трех сторожей, ещечетверо валандались в библиотеке, в темных альковах которой, казалось,ютились все тени измены. В спальне любого из немногих оставленных слугимелся свой вооруженный паразит, пивший запретный ром со старым ливрейнымлакеем или резвившийся с юным пажом. А в огромной Гербовой Зале навернякаможно было найти постыдных шутов, норовящих втиснуться в стальные доспехи ееполых рыцарей. И как же смердело козлом и кожей в просторных покоях, некогдаблагоухавших сиренью и гвоздикой!

Вся эта дурная орава состояла из двух основных групп: из безграмотных,зверообразных, но в сущности совершенно безвредных рекрутов, навербованных вФуле, и молчаливых, очень корректных экстремистов со знаменитыхСтекольных заводов, -- на которых и возгорелась впервые революционная искра

Теперь можно (поскольку он пребывает в безопасности, в Париже) сказать и отом, что в этой компании находился по крайности один героический роялист,так виртуозно менявший внешность, что его ни о чем не подозревавшиеоднополчане казались с ним рядом посредственными подражателями. На самомделе Одон был одним из величайших земблянских актеров и в отпускные своивечера срывал аплодисменты в Королевском театре. Через него корольподдерживал связь с многочисленными приверженцами -- с молодыми людьмиблагородных фамилий, с университетскими атлетами, с игроками, с ПаладинамиЧерной Розы, с членами фехтовальных клубов и с прочими светскими ирискованными людьми. Поговаривали, будто пленник вскоре предстанет передчрезвычайным судом, но говорили также и то, что его пристрелят во времямнимого переезда к новому месту заточения. И хотя его побег обсуждалсякаждодневно, планы заговорщиков обладали ценностью более эстетической,нежели практической. Мощная моторная лодка стояла наготове в береговойпещере близ Блавика [Васильковой Бухты] в западной Зембле, за высокойгорной грядой, отделявшей город от моря; воображаемые отражения зыбкойпрозрачной воды на каменных сводах, на лодке, причиняли танталовы муки, нони единому из посвященных в заговор не удавалось придумать, как королюбежать из замка и, не подвергаясь опасности, миновать его укрепления.

В один августовский день в начале третьего месяца "роскошногозаточения" в Юго-Западной Башне его обвинили в том, что он, пользуяськарманным зеркальцем и участливыми солнечными лучами, подавал световыесигналы из своего выспреннего окна. Просторы, из него открывавшиеся, нетолько склоняли, как было объявлено, к подобному вероломству, но и порождалиу их созерцателя воздушное ощущение превосходства над приниженной стражей

Вследствие того походную кровать короля стащили под вечер в мрачный чулан,расположенный в той же части Дворца, но на первом его этаже. Множество леттому тут помещалась гардеробная его деда, Тургуса Третьего. Послекончины Тургуса (в 1900-ом) его разукрашенную опочивальню переделали вподобие часовни, а смежная комнатка, лишась высокого составного зеркала изеленым шелком обтянутого дивана, вскоре выродилась в то, чем она оставаласьвот уже половину столетия, -- в старую нору с запертым шкапом в одном углу идряхлой швейной машинкой в другом. Попасть сюда можно было из выстланноймрамором галереи, идущей вдоль северной стороны Дворца и круто сворачивающейпо достижении западной, чтобы образовать вестибюль в юго-западном его углу

Единственное окно, южное, выходило во внутренний двор. Когда-то оно уводилов страну грез с жар-птицей и ослепленным охотником, но недавно футбольныймяч сокрушил легендарную лесную сцену, и теперь новое, простое стеклозащищала снаружи решетка. На западной стене висела над беленой дверцей шкапабольшая фотография в рамке из черного бархата. Легкие и летучие, ноповторенные тысячи раз касания того же самого солнца, что обвинялось впередаче известий из башни, понемногу покрыли патиной изображениеромантичного профиля и голых просторных плеч позабытой актрисы Ирис Акт,несколько лет -- до ее внезапной смерти в 1888-ом году -- бывшей, каксказывали, любовницей Тургуса. Фривольного вида дверь в противной, восточнойстене, схожая бирюзовой раскраской с единственной другой дверью комнаты(выходящей в галерею), но накрепко запертая, вела когда-то в спальню старогоразвратника, округлая хрустальная ручка ее ныне утратилась, по бокам виселана восточной стене чета ссыльных гравюр, принадлежащих к периоду упадкакомнаты. Были они того сорта, что не подразумевает рассматривания, носуществует просто как общая идея картины, отвечая скромным орнаментальнымнуждам какого-нибудь коридора или ожидательной залы: одна -- убогий игорестный Fкte Flamande{1} под Тенирса, другая же попала сюда издетской, которой сонные обитатели всегда полагали, будто передний ее планизображает пенные валы, а не размытые очертания меланхоличной овечки, теперьвдруг на ней проглянувшие.

Король вздохнул и начал раздеваться. Его походная койка и ночной столикстояли в северо-восточном углу, лицом к окну. На востоке -- бирюзовая дверь,на севере -- дверь в галерею, на западе -- дверь шкапа, на юге -- окно

Черный блайзер и белые брюкаунес бывший камердинер его камердинера

Облачившись в пижаму, король присел на край кровати. Человек вернулся спарой сафьяновых туфель, насунул их на вялые господские ступни и вышел,унося снятые бальные туфли. Блуждающий взор короля остановился наприоткрытом окне. За окном виднелась часть тускло освещенного дворика, накаменной скамье под огороженным тополем сидели двое солдат и играли вландскнехт. Летняя ночь, беззвездная и бездвижная, с далекими содраганиямионемелых молний. Вкруг стоящего на скамье фонаря слепо хлопотала ошалелаябабочка размером с летучую мышь, -- покуда понтер не сшиб ее наземьфуражкой. Король зевнул, и подсвеченные игроки, задрожав, распались в призмеего слезы. Скучающий взгляд побрел со стены на стену. Дверь в галерею стоялаприотворенной, и слышен был часовой, прохаживающийся взад-вперед. Над шкапомИрис Акт расправила плечи и отвела глаза. Скворчнул сверчок. Постельнойлампы всего и хватало на яркий блик золоченого ключика, торчащего в запорестенного шкапа. От этой-то ключевой искры вспыхнул и покатил в сознанииузника чудесный пожар.

Тут нам придется вернуться из августа 1958-го года лет на тридцатьназад, во вторую половину одного майского дня. В ту пору он был смуглым исильным мальчики тринадцати лет с серебряным колечком на указательном пальцезагорелой руки. Королева Бленда, его мать, недавно уехала в Вену и в Рим. Унего было несколько близких друзей, но ни один не шел в сравнение с Олегом,герцогом Ральским. В те дни отроки высокородных фамилий облачались попраздникам (которых выпадает так много на долгие наши северные весны) ввязанные безрукавки, беленькие носочки при черных на пряжках туфлях и вочень тесные, очень короткие шорты, называемые hotingueny. Хотелосьбы мне снабдить читателя вырезными фигурками, нарядами, деталями убранстванаподобие тех, что даются в кукольных картонных наборах вооруженнымножницами детишкам. Они оживили бы эти темные вечера, сокрушающие мойрассудок. Оба мальчика были красивыми, длинноногими представителямиваряжского отрочества. Олег в его двенадцать лет был первым центрфорвардом