Школьная библиотека

яркий воздух. Тяжко дышащий пес улегся в его ногах. Гарх улыбнулась,впервые. Земблянские горянки -- это, как правило, несложные механизмы дляутоления неприхотливой похоти, и Гарх исключения не составляла. Едва присевподле него, она пригнулась и через лохматую голову стянула плотный серыйсвитер, открывши голую спину и blancmangй1 грудей и обдав смущенногоспутника едкими запахами неухоженной женственности. Она намереваласьраздеваться и дальше, но король жестом остановил ее и поднялся. Онпоблагодарил ее за доброту. Он потрепал невинного пса и, не оборачиваясь,пружинистой поступью зашагал вверх по травянистому склону.

Еще посмеиваясь девичьей незадаче, подошел он к огромным камням,сгрудившимся вокруг озерца; множество лет назад он пару раз добирался досюдасо скалистого склона Кронберга. Теперь он приметил проблеск воды заестественной аркой, шедевром эрозии. Арка оказалась низковата, пришлосьпригнуться, чтобы спуститься к воде. В этом влажном тинтарроне он увидалсвое отражение, но странно, однако, -- из-за того, что на первый взглядпоказалось оптическим обманом, это отражение расположилось не у ног его, номного дальше, и сверх того, ему сопутствовало покоробленное рябью отражениескального выступа, торчавшего гораздо выше теперешнего его местонахождения

В конце концов, чары, сотворившие этот образ, не выдержали натяжки, и образраспался, двойник его, в красном свитере и красной шапочке, поворотился ипропал, в то время как он, наблюдатель, оставался недвижим. Приблизясь тогдак самой кромке воды, он встретил здесь настоящее отражение, крупнее иотчетливее того, что его обмануло. Он обогнул озеро. Высоко в темно-синемнебе торчала пустая скала, на которой только что стоял обманный король

Дрожь elfobos'a (неодолимого страха, насылаемого эльфами) пробежала унего между лопаток. Он прошептал привычную молитву, перекрестился ирешительно зашагал к перевалу. На высшей точке ближнего гребня стоялsteinmann [груда камней, воздвигнутая в память о восхождении],напяливший в честь его шлем из красной шерсти. Он повлачился дальше. Носердце его обратилось в конус боли, тыкавший снизу в горло, и чуть погодяпришлось остановиться, чтобы уяснить положение и решить, карабкаться ли емупо сорному рыхлому склону, что поднимался прямо перед ним, или же уклонитьсявправо вдоль полоски травы, украшенной горечавкой и вьющейся меж лишаистыхскал. Он выбрал второй путь и в должное время достиг перевала.

Огромные сколки скал украшали обочину дороги. К югу nippern[куполовидные холмы, или "дымники"] разламывались каменными и травянымискатами на плоскости света и тени. На север уплывали зеленые, серые, синиегоры -- Фалькберг под капором снега, Мутраберг с опахалом обвала,Паберг [Павлинья гора] и другие, -- разделенные тесными дымчатымидолинами с прослойками хлопковых облачных клочьев, как бы уложенных междууходящими вдаль грядками гор, чтобы не дать их отрогам поцарапать другдружку. За ними в окончательной синеве маячила Маунт-Глиттернтин, зубчатыйобрывок сверкающей станиоли, а южнее нежная дымка облекала все более дальниекряжи, бесконечным строем, один за другим проходящие всеми ступенямиисчезновения.

Он достиг перевала, он одолел гравитацию и гранит, но самый опасныйотрезок пути лежал еще впереди. На западе вереница вересковых склонов вела кблистающему морю. До этой минуты между ним и заливом стояла гора, теперь жеон был открыт дуговому сиянию бухты. Он начал спускаться.

Спустя три часа, он уже шел по ровной земле. Две старухи, копавшиеся вогороде, разогнулись, как в замедленной съемке, и уставились ему вслед. Онминовал сосновые рощи Боскобеля и подходил к причалам Блавика, когдас поперечной дороги поворотила и притормозила с ним рядом черная полицейскаямашина. "Шутка зашла чересчур далеко, -- произнес водитель. -- Сотняскоморохов уже сидит в Онгавской тюрьме и бывший король наверняка с ними. Ав нашу кутузку новые короли не поместятся. Следующего придется кокнуть наместе. Ну, как твое настоящее имя, Чарли?" -- "Я англичанин. Я турист", -сказал король. "Ладно, во всяком случае, снимай эту красную fufu. Ишапку. Давай их сюда." И швырнув одежду на заднее сиденье, он уехал.

Король отправился дальше. Верх его голубой пижамы, заправленный влыжные брюки, вполне мог сойти за новомодную сорочку. В левом ботинкезастрял камушек, но он слишком устал, чтобы им заниматься.

Он узнал приморский ресторан, где много лет назад завтракал инкогнито сдвумя веселыми, весьма веселыми матросами. Несколько вооруженных до зубовэкстремистов пили пиво на окаймленной геранью веранде между обычнымикурортниками, из которых иные усердно писали письма далеким друзьям. Рука вперчатке, проткнувши герань, подала королю красочную открытку с надписью:"Следуйте к П.Р. Bon voyage!{1}". Изображая праздного гуляку, он дошел доконца набережной.

Стоял прекрасный, немного ветренный полудень, и светлая пустотазападного горизонта притягивала нетерпеливое сердце. Король, достигший нынесамой опасной точки своего путешествия, осмотрелся, тщательно вглядываясь внемногочисленную гуляющую публику, пытаясь понять, кто из них можетоказаться переодетым агентом полиции, готовым наброситься на него, едва онперемахнет парапет и направится к Пещерам Риппльсона. Одинокий парус,окрашенный в королевский багрец, пятнал морские просторы так называемым"человеческим содержанием". Нитра и Индра (что означает "нутряной" и"наружный"), два темных островка, казалось, переговаривались на потаенномарго, с променада их фотографировал русский турист, грузный, с множествомподбородков и с мясистым генеральским загривком. Его увядшая жена вцветастой развивающейся echarpe{2} произнесла на певучем московнике: "Всякийраз что вижу такого калеку, вспоминаю мальчика Нины. Ужасная вещь война." -"Война? -- переспросил супруг. -- Это, надо быть, взрыв на Стекольныхзаводах в пятьдесят первом, а не война." Они медленно прошли мимо короля втом направлении, по которому он пришел. На скамейке у троттуара сидел лицомк морю мужчина, прислонивши пообок свои костыли и читая онгавскую "Post"3 сизображенным на первой странице Одоном в мундире экстремистов и с Одоном жев роли Водяного. Невероятно, но дворцовая стража теперь только и обнаружилаих единство. Ныне за его поимку сулили почтенную сумму. Волны размеренношлепали в гальку. Лицо читателя газеты было жестоко изуродовано недавноупомянутым взрывом, и все чудеса пластической хирургии имели единственнымрезультатом жуткую мозаичность тканей, казалось, части этого узора икое-какие черты изменяются, сливаясь и разделяясь подобно тому, как в кривомзеркале плавают по отдельности щеки и подбородки.

Короткий участок пляжа между рестораном в начале променада и гранитнымискалами в конце его был почти пуст: далеко влево троица рыбарей грузила ввесельный бот бурый от водорослей невод, да прямо под пешеходной дорожкойсидела на гальке старушка в платье горошком и в колпаке из газеты("Экс-короля заметили--") и вязала, повернувши к улице спину. Перебинтованныеноги ее лежали в песке, сбоку валялись войлочные шлепанцы, с другого -клубок алой шерсти; время от времени, незабываемым локтевым рывкомземблянской вязальщицы она поддергивала нить, отчего клубок вертелся,высвобождая пряжу. Да еще девчушка в раздувающемся платье неуклюже, норетиво щелкала роликами по троттуару. Способен ли карлик-полицейскийизобразить девчонку с косичками?

Ожидая, пока удалится русская чета, король остановился у скамьи

Человек с мозаичным лицом сложил газету и за секунду до того, как онпроизнес первые слова (в нейтральном интервале между клубом дыма E8детонацией), король понял, что это Одон. "Все, что удалось соорудить наскорую руку, -- сказал Одон, оттянув щеку, чтобы показать радужнуюполупрозрачную пленку, липнувшую к лицу, изменяя его черты в соответствии ссилой натяжения. -- Воспитанный человек, -- прибавил он, -- как правило, непроявляет чрезмерного интереса к чужому уродству." -- "Я высматривалшпиков", -- сказал король. -- "Они целый день патрулировали набережную, -сказал Одон. -- Теперь обедают." -- "Пить хочется, и есть", -- сказал король

-- "В лодке кой-что найдется. Пусть отойдут эти русские. Ребенок не в счет."-- "А женщина на берегу?" -- "А это молодой барон Мандевиль, -- помните, тадуэль в прошлом году? Ну, пошли." -- "А его мы с собой не возьмем?" -- "Непойдет, обзавелся женой и ребенком. Шагайте, Чарли, шагайте, Вашевеличество." -- "В день коронации он был моим тронным пажом." Так, беседуя,добрались они до Пещер Риппльсона. Я уверен, что это примечание доставитчитателю наслаждение

Строка 161: чей язык однажды и т.д.

На удивление окольный способ описания робкого поцелуя селянки, впрочем,весь этот пассаж грешит некоторой искусственностью. Мое отрочество былослишком здоровым и счастливым, чтобы вместить что-либо, хотя отдаленнонапоминающее обморочные припадки, испытанные Шейдом. Должно быть, он страдалэпилепсией в умеренной форме, крушеньями нервных путей, происходившимивсегда в одном и том же месте, на одном закруглении рельсов, ежедневно втечение нескольких недель, покамест природа не завершила ремонтных работ

Кто сможет забыть лоснящиеся от пота добродушные лица медногрудыхжелезнодорожных рабочих, которые, опершись на лопаты, провожают глазами окнаэкспресса, осторожно скользящего мимо?

Строка 167: Был час и т.д.

Поэт начал Песнь вторую (на четырнадцатой карточке) 5 июля, в свойшестидесятый день рождения (смотри примечание к строке 181: "нынче")

Виноват, -- заменить на шестьдесят первый

Строка 169: Загробной жизни

Смотри примечание к строке 549

Строка 171: Великий заговор

После побега короля экстремисты почти целый год оставались приубеждении, что ни он, ни Одон не покинули Земблы. Эту ошибку можно приписатьлишь фатальной тупости, сквозящей красной нитью и в самых толковых тираниях

Воздухоплавательные снаряды и все, с ними связанное, поистине колдовскимтуманом обнесли разумение наших новых правителей, которым добродушнаяИстория поднесла вдруг целый короб этих стрекотливых и егозливых безделиц,